Краски времени

В конце 1967 года правительство Германской Демократической Республики обратилось ко мне с просьбой создать для Берлина памятник Ленину, который был открыт к 100-летию со дня рождения Владимира Ильича. По замыслу немецких градостроителей, этот памятник явился композиционным центром вновь созданной площади Ленина…

Меня очень волновала и увлекла эта ответственная творческая задача. Как всегда, я прежде всего попытался представить себе идейное значение этого памятника. Ведь он воздвигнут в самом сердце Европы, символизируя победу ленинских идей, торжество дела социализма. Вот почему я решил изваять фигуру вождя на фоне красного знамени, реющего над могущественным лагерем социалистических стран. Ленинские идеи парят над миром — вот главная мысль, которую мне хотелось выразить в своей новой работе…

СЕВЕРНАЯ ПЕСНЯ

Виктор Ефимович Попков (1932 — 1974) — советский живописец. Учился в Московском государственном художественном институте имени В. И. Сурикова. Лауреат Государственной премии СССР (посмертно).

Виктор Попков был бесстрашным человеком.

Это бесстрашие потрясло меня на выставке на Кузнецком мосту, у картины "Работа окончена". Там он изобразил себя, художника, упавшим на матрац в глубоком сне-забвении. Он выглядит хрупким, беззащитным, обреченно-скорбным, полностью "выжатым" работой. Он отдал ей все силы. Отдал ей сегодня всю свою жизнь. И если ему предстояло жить завтра, это была бы уже совсем другая жизнь.

Огромный город входит в окно мастерской как неисчерпаемый мир.

Художник чувствовал себя бесконечно богатым, чтобы так раздаривать свои жизни этому миру.

На окне у художника стоял цветок, который ярко, пронзительно, приковывающе светит в его картинах. "Солдатская кровь" говорят о цветке в народе и связывают с ним тревожные приметы. Попков не страшился примет. Знал "одну, но пламенную страсть" — живопись. Но жил не только для нее. О том ведомо всем, кому он помог, кого ободрил, с кем поделился своей силой. Он всегда говорил верное смелое слово — и в живописи и в жизни. Как дышал. Когда он ушел из жизни, Дмитрий Жилинский сказал: "Нам очень не хватает Виктора Попкова. Он умел рисковать".

В его автопортретах есть отстраненность и задумчивость, но нет удивления и равнодушия. Его лицо — лицо человека, забывающего о себе, лицо уверенного проповедника. Взгляд пронзителен и неостановим.

Виктор Попков был очень беспокойным человеком. Не "ищущим" — искал не то, что находится случайно; искал, зная: обязан найти, найдет. Он был "находящим" человеком.

В "Осенних дождях" он написал Пушкина, как мог бы написать и себя самого. Тонкая, упорная фигура поэта — на осеннем ветру беззащитна, полна вызова, борьбы, поэзии — вдохновенная и словно улетающая. Художник и сам надевал "пушкинские одежды" — фрак и прочее, не только, чтобы "вжиться в образ", хотел почувствовать себя Пушкиным. Имел на то право, ощущал с поэтом кровное родство. Как ощущал родство и с людьми, которых писал в своих картинах.

О цикле "Мезенские вдовы" сказано много. Вот художник вспоминает, как они сидели в избе — одинокие, обездоленные войной женщины:

"То ли я задремал, то ли забылся, но, очнувшись, вдруг ясно увидел всю сцену, которая сдвинула для меня и время и пространство, соединив воедино их жизнь, мою и жизнь погибших дорогих людей. Я вспомнил и моего в- тридцать шесть лет убитого на фронте отца, и мою несчастную мать… О, война, что ты, подлая, сделала…"

В красном (художник любил красный цвет) — вдовы пляшут и поют ("Воспоминания. Вдовы"). Маркс глядит на них из угла, где прежде была божница. Женщина ("Одна") стоит на фоне темной деревянной стены. В красном углу фотография мужа в буденовке. Серебряно светится самовар, а в окне — чудо деревянного зодчества — силуэт церковки виден сквозь кисею занавески. И стоит женщина, как покорная неодолимая жизнь, опустив неловкие всесильные руки… Виктор Попков бесконечно и трогательно любил и уважал этих женщин-тружениц: "настоящие люди". Именно в них, простых русских женщинах, видел истоки силы, которая позволяла ему писать свои картины так, как он мог и хотел.

Вдовы поют ("Северная песня") — аскетические лица заострены годами. На угловатых фигурах одинаковые платья, их красновато-сиреневый цвет, как отблеск того самого, ярко-алого, тревожно "проливающегося" в синем окне цветка — отблеск "Солдатской крови". Трагическая символика: цветок тянется к вдовам. Но картина не о прошлом — о настоящем. Стол, застеленный синеватой белизны скатертью, отделяет вдов от внимающих песне юношей и девушек, "ученых студентов", собирателей фольклора. Они слушают песню как клокочущую огнем и кровью жизнь. Они тоже в этой песне, в тоске воспоминаний и надежде. И рыжеволосая девушка, тонкий стебелек, могла бы быть мезенской вдовой… Кисть художника резкая на той, "военной", стороне стола, здесь смягчается, здесь больше полутонов, размышлений, будущего. А будущее — вот оно, к углу печи прислонилась девчоночка-златовласка, как вестник, — допоется песня, девчоночка выйдет и скажет слово, от которого что-то переменится.

Нежность, верность, боль прикосновения.

Как и в знаменитой картине "Шинель отца". Художник заночевал в избе. — под голову ему подложили шинель. И сукно ожило, заговорило голосом отца-солдата, пришла в избу напряженная строгая эпоха, час испытаний. Художник, человек средних лет, в свитере и замшевых туфлях, надел фронтовую шинель, стоит задумчиво, трогая ее борта и словно недоумевая… Ровесник отца, он стал с ним рядом, прикоснулся к ушедшим дням обнаженным сердцем и понял внезапно и отчетливо: он причастен ко всему, что происходит в жизни, и ответствен за все. Видениями проходят у него за спиной тени мезенских вдов…

"Трагичность радостная" — слова Виктора Попкова.

И было бы странно не вспомнить о том, что он ездил не только на свой любимый русский Север. Изъездил всю страну, видел ее гигантские стройки — не зря его картина "Строители Братской ГЭС" была и остается одной из самых значительных картин о наших современниках…

Художник писал реальную жизнь и был ее сказителем. Тяжело-красный монумент быка воздвигнут на берегу синего моря. "Вечер" — баллада о красном быке.

Избы деревни Кимжы кажутся сказочными теремами на красном закатном берегу "острова Буяна". И людей, живущих в этих теремах, он писал реально и сказочно. "Молодые из деревни Куланово" — это принц Гамлет с Офелией и в то же время современные ребята со своим достоинством, молодечеством, красованием…

Мальчишка прибежал из своей деревни, около которой пасется навсегда полюбившаяся художнику белая лошадь (он рисовал ее неоднократно), и застыл у резного деревянного столба: перед ним ярко засветилось чудо древнерусской живописи…

Прекрасны рисунки Попкова — они сделаны с натуры, эти рисунки-стихотворения. Разве не видите вы в одном из них "печального смысла семейных фотографий", как тонко сказал поэт Николай Рубцов. Разве не мил вашему сердцу мудрый и изящно-легкий крестьянин дед Нечаев? Разве не похож на любопытного воробья мальчишка, взобравшийся на плетень, — красота родных мест перед ним и вся страна.

Трогающая сердце повесть — картина "Хороший человек была бабка Анисья". Прекрасная осень окружает могилу с аккуратно-прощальным венком. Прекрасное дерево увенчано литой коричневой листвой. Как всегда, равнодушно мечутся сороки… А люди думают, вспоминают о бабке Анисье, которая легла здесь в землю — рядом со старинным поваленным могильным камнем и памятником с солдатской красной звездой… Плачут ее подружки, а стайка прекрасных девушек в модных сапожках не кощунственна своей молодостью. Для них бабка Анисья еще не умерла сейчас, просто ушла в землю. Пройдет время, только тогда они поймут: нет больше хорошего человека — бабки Анисьи — и пожалеют о ней вдвойне.

Это правдивое сказание о человеческой жизни.