Есть всюду свет... Человек в тоталитарном обществе

Была роковою ошибкой

Игра дорогих мертвецов.

С покорностью рабскою дружно

Мы вносим кровавый пай

Затем, чтоб построить ненужный

Железобетонный рай.

Живет за окованной дверью

Во тьме наших странных сердец

Служитель безбожных мистерий,

Великий страдалец и лжец.

1932

* * *

Хоть в метелях душа разметалась,

Всё отпето в мертвом снегу,

Хоть и мало святынь осталось, —

Я последнюю берегу.

Пусть под бременем неудачи

И свалюсь я под чей–то смех,

Русский ветер меня оплачет,

Как оплакивает нас всех.

Может быть, через пять поколений,

Через грозный разлив времен

Мир отметит эпоху смятений

И моим средь других имен.

1954

* * *

Как дух наш горестный живуч,

А сердце жадное лукаво!

Поэзии звенящий ключ

Пробьется в глубине канавы.

В каком–то нищенском краю

Цинги, болот, оград колючих

Люблю и о любви пою

Одну из песен самых лучших.

1955

ОТРЕЧЕНИЕ

От веры или от неверия

Отречься, право, всё равно.

Вздохнем мы с тихим лицемерием:

Что делать? Видно, суждено.

Всё для того, чтобы потомство

Текло в грядущее рекой,

С таким же кротким вероломством,

С продажной нищенской рукой.

Мы окровавленного Бога

Прославим рабским языком,

Заткнем мы пасть свою убогую

Господским брошенным куском.

И надо отрекаться, надо

Во имя лишних дней, минут.

Во имя стад мы входим в стадо,

Целуем на коленях кнут.

1971

* * *

Ты опять стоишь на перепутье,

Мой пророческий, печальный дух,

Перед чем–то с новой властной жутью

Напрягаешь зрение и слух.

Не родилось, но оно родится,

Не пришло, но с торжеством придет.

Ожиданье непрерывно длится,

Ожиданье длится и растет.

И последняя минута грянет,

Полыхнет ее последний миг,

И земля смятенная восстанет,

Изменяя свой звериный лик.

50–е годы

НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ

РАБОЧИЙ

Он стоит пред раскаленным горном,

Невысокий старый человек.

Взгляд спокойный кажется покорным

От миганья красноватых век.

Все товарищи его заснули,

Только он один еще не спит:

Всё он занят отливаньем пули,

Что меня с землею разлучит.

Кончил, и глаза повеселели.

Возвращается. Блестит луна.

Дома ждет его в большой постели

Сонная и теплая жена.

Пуля, им отлитая, просвищет

Над седою, вспененной Двиной,

Пуля, им отлитая, отыщет

Грудь мою, она пришла за мной.

Упаду, смертельно затоскую,

Прошлое увижу наяву,

Кровь ключом захлещет на сухую,

Пыльную и мятую траву.

И Господь воздаст мне полной мерой

За недолгий мой и горький век.

Это сделал, в блузе светло–серой,

Невысокий старый человек.

1916

АННА АХМАТОВА

ИЗ ЦИКЛА «РЕКВИЕМ»

* * *

Уводили тебя на рассвете.

За тобой, как на выносе, шла.

В темной горнице плакали дети.

У божницы свеча оплыла.

На губах твоих холод иконки,

Смертный пот на челе… не забыть!

Буду я, как стрелецкие женки,

Под кремлевскими башнями выть.

1935

ЭПИЛОГ

1

Узнала я, как опадают лица,

Как из–под век выглядывает страх,

Как клинописи жесткие страницы

Страдание выводит на щеках,

Как локоны из пепельных и черных