Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

Все семь часов дежурства он не подходил к нам, но и далеко не отходил. Похоже было на то, что ему тут бывать не впервой. Выходит, не я один такой «вумный» оказался. Обратно на заставу мы шли дружно втроём. Кстати, больше я услугами Яшки не пользовался.

Хоть и не каждые сутки, но довольно часто меня посылали на НП. На этот раз начальник заставы в боевом приказе указал, что на нашей стороне четыре человека (грузины) будут косить траву. Они знают выделенный им участок, расположенный недалеко от вышки. Нам было предписано быть внимательными.

Когда мы подходили к границе, то увидели неожиданную картину. Траву косили трое, явно семья (мужчина, женщина и девушка), но вот только они находились на турецкой стороне, метрах в двадцати от границы, без охраны. Мы прошли почти рядом с ними. Взрослые продолжали косить, будто мы их совсем не интересовали. Девушка же прекратила работу и смотрела на нас во все глаза. В них читалось удивление и неподдельный интерес. Её отец, заметив это, прикрикнул на неё, и она принялась сгребать покошенную траву, но украдкой продолжала поглядывать в нашу сторону. Мы не стали задерживаться около турецких крестьян и пошли к своей вышке.

По заведённому порядку, старший должен находиться на НП с биноклем, а напарник – внизу, на земле. Сверху я и увидел грузинских косарей. Четверо мужчин сразу принялись косить высоченную траву в низине слева от вышки, в ста-ста пятидесяти метрах от границы. Турецкие крестьяне были от нас справа, но вскоре они ушли вглубь своей территории, и мы их больше не видели. Поработав около часа, грузины сели на перекур, и я спустился вниз, чтобы подойти к ним и познакомиться. Шёл как обычно, в полном боевом.

Подошёл, поздоровался на грузинском языке, перебросился несколькими известными мне ничего не значащими фразами. Они встретили меня приветливо, как своего земляка. Я в это время носил ещё усы, и возможно, они приняли меня за грузина. Предложили мне бутылку чачи и яблок – больше килограмма. Я не отказался, поблагодарил их по-грузински и ушёл к вышке.

Предложил выпить своему напарнику. Тот вежливо отказался. Тогда я дал ему половину яблок, а сам поднялся на вышку, положил яблоки и поставил бутылку на стол. Взял бинокль, осмотрел вверенную мне территорию. Всё было спокойно. Я взял банку мясной тушёнки и решил отблагодарить грузин за гостеприимство. Они остались довольны моим ответным подарком, и что-то стали мне говорить бегло по-грузински. Разобрать, о чём они толкуют, я не мог, поэтому сделал строгое лицо и поднёс указательный палец к губам, намекая на то, что «это военная тайна, а я секреты не выдаю». Тут, похоже, у них зародилось сомнение в моей национальной принадлежности, и они спросили меня уже по-русски:

– Скажи нам честно, пожалуйста, ты грузин или русский?

– Русский.

– А усы?!

– А что усы, причём тут они? Я могу их сбрить хоть завтра.

(Что, впрочем, я и сделал в ближайшее время, хотя чуточку жалел, что ни разу не сфотографировался с усами.)

Вернувшись на вышку, я решил попробовать чачу. Отхлебнул прямо из горлышка бутылки. Вкус оказался вполне ожидаемый. Закусил яблоком. Через полчаса сделал ещё глоток, снова погрыз яблоко. Никаких признаков опьянения я не ощущал. И так по глоточку, не спеша, за всю смену я почти выпил всю чачу. Опустевшую бутылку я бросил подальше в траву, в сторону тыла, куда мы никогда не ходили.

Скоро к нам подошла смена. Мы рассказали обо всех, кого видели. На заставу вернулись в 15 часов. Я доложил о появлении турецких крестьян вблизи границы. Начальник тоже удивился, что они были так близко к границе и без охраны. Своим же косарям он ещё заранее давал разрешение, указав, где можно косить.

После прибытия на заставу я пошёл в столовую, где немного поел, а затем отправился в постель. Тут-то меня и замутило – всё-таки выпито было немало. Я встал, пошёл в конец коридора к открытому окну, «облегчил» свой желудок и вернулся в постель. Тут, как назло, ко мне подошёл командир отделения и сказал:

– Нужно пойти на занятия.

– Я только недавно пришёл из наряда. И что-то мне нездоровится…

– Ладно, лежи, – разрешил Даржания. – Но на боевой расчёт придётся подниматься.

Что поделаешь – таков закон. Я об этом знал, поэтому на боевом расчёте уже стоял в строю. И – вот наказание – оказался назначен на 19 часов старшим наряда на один из ответственных участков, подъём на который ещё круче, чем на НП. Думаю, и Яшка туда бы не поднялся. Состав наряда – три человека, да ещё с собакой. Это для меня было большой неожиданностью. Но служба есть служба, нужно было собираться. А мне, как старшему наряда, ещё предстояло чётко доложить о прибытии наряда для получения боевого приказа начальнику заставы, назвать звания и фамилии каждого, выслушать внимательно приказ и повторить его почти дословно.

В кабинете начальника я собрался, всё сказал чётко и без запинки. Гуревич не заметил моего состояния, возможно, потому что сам был не безгрешен.

Когда мы уже пошли по горной крутой, идущей вверх тропе, я понял, что без отдыха до участка не дойду. Сказал ребятам:

– Приказ слышали, куда идти – знаете, так выполняйте. А я подойду к вам немного позже.

– Понятно, – ответили они и пошли вперёд, а я двигался не спеша, с передышками.

Наверное, моему наряду пришлось ожидать меня около получаса. Служба в эту ночь прошла без происшествий. Я бодрствовал всю смену. У меня было время поразмышлять, почему капитан после прибытия из наряда всего три часа назад, назначил меня снова. Хотя формально он был прав, поскольку пограничные сутки начинались с 18 часов.

Мой постыдный поступок остался без каких-либо последствий. Но мне за него было совестно и перед самим собой, и перед ребятами.

Глава 72. МЕДВЕЖЬИ УСЛУГИ

Однажды днём меня с напарником назначили дозором – пройти вдоль контрольно-следовой полосы. Мы обнаружили свежий след на КСП, направленный в сторону границы. Он очень походил на медвежий. У меня в голове промелькнула «пограничная азбука». Настоящие шпионы идут на всякие ухищрения для перехода КСП, например, привязывают к обуви имитацию ступни любого животного, которое чаще всего встречается в этой местности. Или же перепрыгивают полосу при помощи шеста (при этом примерно на середине КСП остаётся глубокая ямка, и лишь по её кромке можно определить, в какую сторону ушёл нарушитель).

В нашем случае были видны и царапины от когтей. Я не стал сразу сообщать на заставу – это заняло бы некоторое время, а розетки вблизи не было. Мы пошли по следу, который хорошо был виден в высокой траве. Через несколько десятков метров нам попался свежий медвежий кал, от которого ещё шёл парок. Значит, медведь прошёл тут совсем недавно. Мы не стали его преследовать – мы же не охотники. Я сообщил на заставу, там всё поняли и дали нам указание заделать следы зверя (и наши тоже, мы ведь переходили КСП туда и обратно) подручными средствами. Мы пошли к лесу, взяли подходящий сук и замели всё так, что «не подкопаешься». На обратном пути отнесли сук в лес.

Скоро стало ясно, что в районе десятой заставы медведи бродят часто. Где-то в августе к нам прислали небольшую отару барашков на мясо. Загон находился в двадцати-тридцати метрах от здания заставы. Днём барашков пасли, а ночью они были в загоне. Часовой был один и стоял у подъезда. Вдруг он услышал треск ломающегося забора и медвежье рычание, похожее на стон.

Часовой мигом оказался у заграждения и увидел силуэт медведя, пытающегося преодолеть забор. Барашки, испугавшиеся грозного зверя, сбились к плотную кучку в дальнем от медведя углу загона. Часовой прицелился в хищника, и, несмотря на ночь и плохую видимость, не промахнулся, попав тому прямо в сердце.

Услышав выстрел, дежурный поднял заставу по тревоге. На улицу выскочили вооружённые солдаты и командиры. Часового у подъезда нет, кто стрелял – непонятно. Начальник крикнул: