Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

Затем зачитали бельгийскую оговорку по поводу соглашения, заключенного между Германией и Бельгией 13 июля 1929 года. Германский канцлер огласил коротенькую декларацию, в которой выразил свои надежды в выражениях, вполне приемлемых. Маринкович хотел было выступить с замечаниями от имени Югославии, но не получил разрешения председателя. Как и в 1924 году в Лондоне, я вновь был неприятно поражен тем, как Англия обращается с малыми и средними нациями.

Канцлер фон Папен изложил германскую точку зрения, начав с замечания: «Ни в памятной записке от 19 ноября 1931 года, предлагающей созыв специального консультативного комитета, ни в настоящее время не было речи о том, чтобы обсудить юридический аспект репарационного вопроса или поставить под сомнение законность немецких подписей под предыдущими соглашениями. Никто не оспаривает того, что подписанные в Гааге в августе 1929 года и в январе 1930 года соглашения были заключены законным образом. Поэтому нет надобности это подтверждать». Канцлер хотел исследовать лишь фактическое положение; он сравнивал состояние мировой экономики в 1929 и 1932 годах. В 1929 году «существовала система международного кредита, работавшая, казалось, без всяких помех, между странами происходил активный и плодотворный обмен капиталов». Вполне конкретные торговые договоры, никакой изоляции, промышленность, работающая с прибылью, процветающее сельское хозяйство, банки и частные лица охотно ссужали капиталы за границу, безработица была неведома – таково было положение вещей, отвечавшее духу плана Юнга. В 1932 году – 25 миллионов безработных, капиталистическая система подвергается в Германии сильной критике, некоторые государства приостановили свои внешние платежи, международное обращение кредитов сведено к нулю. «У стран-кредиторов золото стало непроизводительным, а в Германии отсутствие золота вызвало прогрессивный паралич экономики». По мнению канцлера, «германская проблема является центральной проблемой среди тех трудностей, которые переживает весь мир. Положение Германии характеризуется: 1) высоким учетным процентом, который обременяет сельское хозяйство и промышленность; 2) давлением налогового бремени, которое, по мнению специального консультативного комитета, нельзя больше увеличивать, но которое пришлось все же за последние дни дополнить новыми налогами, дабы обеспечить само существование государства; 3) внешним долгом, уплата которого становится все затруднительнее по причине прогрессивного сокращения активного внешнеторгового баланса; 4) безработицей, относительно большей, чем в какой-либо другой стране, в силу которой от 20 до 25 процентов населения состоит на иждивении касс общественной помощи. Число молодых людей, не имеющих ни возможности, ни надежды найти себе место или заработать на жизнь, все возрастает. Это приводит их в отчаяние и способствует их политической радикализации». Уже с середины 1931 года Германия не в состоянии платить по частным иностранным кредитам. Платежи по процентам и в счет погашения нынешних долгов достигают в текущем году примерно 1 3/4 миллиарда марок. Прежние резервы Рейхсбанка исчерпаны. Запас золота и девизов [133] Рейхсбанка не превышает 390 миллионов марок, в то время как в обращении находится бумажных денег на 3800 миллионов марок – иными словами, законное покрытие денежного обращения, которое должно достигать 40 процентов, на самом деле составляет лишь 10 процентов. Между тем активный баланс внешней торговли Германии за 1931 год составил 3 миллиарда марок. Однако, по мнению канцлера, это превышение ненормально; он заявил, что Версальский договор и соглашения о репарациях повинны в конфискации состояний, в инфляции, в повышении учетного процента, в увеличении налогового бремени, в социальных бедствиях. «Один шаг отделяет нас от бездны. Настал момент, когда надо действовать».

В свою очередь я взял слово. Несомненно, франко-германское согласие является существенным элементом европейской безопасности. Мы будем говорить не как требовательные заимодавцы, но как люди, старающиеся понять точку зрения других народов. Я напомнил, в каких условиях был решен и подготовлен созыв Лозаннской конференции: она возникла в результате обращения Германии 19 ноября 1931 года к Банку международных расчетов с просьбой совместно исследовать ее положение. Доклад базельского комитета экспертов должен быть для нас правилом и законом; мы принимаем его выводы; мы допускаем, что размах кризиса превысил «сравнительно короткий период депрессии, предусмотренный планом Юнга»; мы также допускаем, что финансовые трудности Германии делают необходимым совместные действия. Мы также рады констатировать, что Лозаннская конференция уже провозгласила принцип, согласно которому европейское урегулирование может быть достигнуто только в рамках всеобщего урегулирования, – принцип, включенный в Вашингтонское коммюнике от 25 октября 1931 года.

Однако доклад базельского комитета экспертов констатировал, что Германия создала экономическое оборудование большой мощности, позволяющее достигнуть высокой производительности. «Таким образом, – сказал я, – у Германии большие трудности, но и большие надежды». За всяким кризисом наступает период равновесия и процветания. Аннулирование репараций уменьшило бы бремя, лежащее на германской экономике в виде государственного долга, в условиях, которые могли бы создать для нее значительные привилегии. Таблица, составленная английским экономистом сэром Уолтером Лейтоном, дает разоблачающие цифры. Если сравнить задолженность Германии, Франции и Великобритании, то в рейхсмарках она составляет: Германия – 12 миллиардов, Франция – 51 миллиард, Великобритания – 130 миллиардов, которые могут в 1932 году соответствовать 105 миллиардам. Инфляция, о которой говорил канцлер, не пощадила и Францию. В результате применения моратория Гувера только в течение одного года дефицит французского бюджета достиг примерно 1800 миллионов, который мое правительство вынуждено будет покрывать с помощью чрезвычайно суровых мер. Сошлемся и на другой пример, на железные дороги. Доля репараций, падающая на немецкую железнодорожную сеть, составляет 660 миллионов марок в год, что не является чрезмерным; согласно докладу базельских экспертов, с 1925 по 1929 год доходы железных дорог превышали их расходы ежегодно в среднем на 833 миллиона марок, то есть очень широко покрывали расходы по репарациям. В 1930 году, несмотря на экономический кризис, прибыль снова позволила покрыть ежегодный взнос по репарациям, причем запасы предыдущих лет были использованы лишь частично. Начиная с 1 июля 1931 года, согласно плану Гувера, уплата репараций растягивалась фактически на десять лет начиная с 1 июля 1933 года. Если же отменить на будущее все платежи по репарациям, то обязательства немецких железных дорог (акции и займы) составят примерно 10 миллиардов франков, тогда как обязательства французских железных дорог составляют 65 миллиардов франков, а английских – 100 миллиардов франков. Подобное исключительно привилегированное положение германских железных дорог позволило бы им провести значительные сокращения тарифов. Это позволило бы им снизить продажные цены на товары низкой стоимости, продающиеся на вес, вроде угля, на 15-25 процентов по сравнению с существующими ценами, и дало бы таким образом Германии огромное преимущество в той жестокой конкурентной борьбе, которая идет сейчас на внешних рынках. «В рамках плана Юнга и Гаагских соглашений превышение доходов Франции над платежами по ее собственным долгам, за вычетом уплаты процентов по займу Юнга, достигает примерно 360 миллионов марок в год. Достаточно сравнить эту цифру с другими сальдо, чтобы оценить крайнюю несправедливость жертвы, которую потребовала бы от Франции, по сравнению с другими странами, отмена репараций. Впрочем, от последствий отмены репараций пострадают многие другие страны. Имеется даже такая страна, которая была записана в Гаагских соглашениях как располагающая сальдо около 70 миллионов рейхсмарок и которая смогла выдержать мораторий Гувера лишь благодаря значительной помощи Франции. Чтобы восстановление Германии стало окончательным, необходимо, чтобы и другие нации вернулись к удовлетворительным условиям финансового и экономического существования и им также была бы дана возможность участвовать в нормальном торговом обмене, от которого зависит всеобщее процветание. Отмена репараций отнюдь не представляет, по мнению самих экспертов, справедливого и действенного решения проблемы, поставленной Лозаннской конференцией. Франция полагает, что улучшение безопасности создало бы с помощью гораздо более надежных средств то доверие, которое придало бы обращению капиталов необходимую подвижность. Не может быть политического мира без мира экономического, но нет и экономического мира без мира политического. Поэтому мы будем просить для Французской республики долю той справедливости, которой она желает для всех наций».