Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Когда Текс вернулся к машине, они отъехали к подножию холма и припарковались. Затем вся четверка разобрала оружие и запасную одежду, после чего все вместе украдкой вернулись к воротам. У Текса была с собой и белая веревка, наброшенная на плечо.

Когда мы с Линдой выбрались из фургона и подошли к воротам усадьбы, два больших пса, принадлежащих Руди Альтобелли, набросились на проволочную сетку, яростно нас облаивая. Внезапно Линда всхлипнула. “Что такое, Линда? Почему ты плачешь?” — спросил я.

Указывая на собак, Линда ответила вопросом на вопрос: “Отчего они не оказались здесь в ту ночь?”

Линда показала нам то место, справа от ворот, где они забрались на насыпь и вскарабкались по ограде. Когда они уже спускались по ту сторону, на подъездной дорожке показалась пара ярких фар. “Лежите и молчите”, — приказал Текс. Затем он вскочил на ноги и побежал к автомобилю, который остановился рядом с механизмом, открывавшим ворота. Линда услышала мужской голос, произнесший: “Пожалуйста, не делайте этого! Я ничего не скажу!” Затем увидела, как Текс засунул револьвер в открытое окно со стороны водителя, и услышала четыре выстрела. Она также видела, как повалился сидевший в машине.

(Кое-что в этом месте рассказа до сих пор смущает меня. Кроме огнестрельных ран, у Стивена Парента обнаружился порез левой руки, шедший от ладони к запястью. Он рассек не только сухожилия, но и ремешок наручных часов. Очевидно, Парент поднял левую руку, ближайшую к открытому окну, в попытке защитить себя, — и силы нанесенного удара оказалось достаточно, чтобы отбросить часы на заднее сиденье. Таким образом, выходило, будто Текс приблизился к машине с ножом в одной руке и револьвером в другой и что сначала он рубанул Парента ножом, а уж затем стрелял в него. И все же ни Сьюзен, ни Линда не видели у Текса ножа, никто из них не помнил, чтобы Текс взмахнул рукой перед тем, как открыть огонь.)

Линда увидела, что Текс засунул руку в окно и выключил фары и зажигание. Затем, откатив автомобиль подальше от ворот, приказал остальным следовать за ним.

Выстрелы погрузили ее в состояние шока, рассказывала Линда. “Мой рассудок померк. Идя к дому, я особенно остро чувствовала, как двигается мое тело”.

Выйдя с Линдой на подъездную дорожку, я спросил у нее, какие огни горели здесь в ту ночь. Линда показала на фонарь сбоку от гаража и на рождественскую гирлянду на рейках ограды. Мелкие детали, но и они имеют значение: если на суде защита обвинит Линду в том, что вся ее история — выдумка от начала и до конца, что она просто начиталась газет, мы сможем доказать обратное, ибо ни эти конкретные детали, ни множество собранных мною других не появлялись в прессе.

Подходя к дому, я заметил, что Линда дрожит, а руки ее покрыты гусиной кожей. В тот день вовсе не было холодно, но Линда была уже на девятом месяце, и я, сняв плащ, накинул его на плечи девушке. Однако она не переставала дрожать все то время, что мы провели на территории усадьбы, и часто, указав на что-нибудь рукой, срывалась на плач. У меня не возникало и сомнений в том, что слезы — самые настоящие и что Линда до глубины души потрясена тем, что произошло на этом самом месте. Поневоле я сравнивал Линду со Сьюзен.

Когда мы подошли к основному зданию, Линда сказала, что Текс послал ее обежать вокруг дома и посмотреть, нет ли там незапертого окна или двери. Вернувшись, она заявила, что все закрыто, хотя на самом деле не проверяла (что объясняет, почему убийцы проигнорировали распахнутое окно детской). После этого Текс надрезал ножом ставень на одном из окон; ставень с тех пор успели заменить, но Линда верно указала окно. Кроме того, она сказала, что разрез прошел горизонтально — как оно и было в действительности. Потом Текс приказал ей вернуться и ждать у машины на подъездной дорожке.

Линда сделала, как было велено. Возможно, минуту или две спустя к ней вернулась Кэти и попросила нож (тот, рукоять которого была замотана изолентой) со словами: “Слушай, что сейчас будет”.

Спустя еще несколько минут Линда услыхала идущие со стороны дома “кошмарные звуки”. Мужские стоны: “Нет, нет, нет!” — затем крик — очень громкий. Этот крик, который, казалось, никогда не оборвется, заглушал другие голоса — мужской и женский, — молившие о пощаде.

Намереваясь “остановить происходящее”, Линда “побежала к дому”. Когда она достигла крыльца, “там был мужчина, высокий мужчина, только что вышедший из двери; он покачивался, и по его лицу текла кровь. Он стоял у столба, и мы, наверное, целую минуту смотрели друг другу в глаза. Я не знаю, сколько это продолжалось, но потом я сказала: “О боже, мне так жаль!” И тогда он просто упал в кусты.

А потом из дома выбежала Сэди, и я крикнула ей: “Сэди, пожалуйста, прекрати это! Сюда идут люди!” Это была неправда, но я хотела, чтобы все кончилось. А она ответила мне: “Уже поздно”.

Обнаружив потерю ножа, Сьюзен чертыхнулась и снова вбежала в дом. Линда осталась снаружи (ранее Сьюзен рассказала мне и большому жюри, что Линда не заходила внутрь особняка). Обернувшись, Линда увидела темноволосую женщину, бежавшую по газону; за ней с высоко поднятым ножом неслась Кэти. Тем временем высокий мужчина сумел как-то выбраться из кустов рядом с крыльцом на лужайку перед домом, где упал снова. Линда видела, как Текс ударил его по голове чем-то — возможно, рукоятью револьвера, она не уверена — и затем принялся бить лежащего ножом.

(На предъявленных ей фотоснимках Линда опознала высокого мужчину как Войтека Фрайковски, а темноволосую женщину как Абигайль Фольгер. Сверившись с заключением медэксперта по телу Фрайковски, я обнаружил, что пять из пятидесяти одной ножевой раны пришлись ему в спину.)

Линда повернулась и побежала прочь от дома по подъездной дорожке. Какое-то время, которое она сама определила как минут пять, не более, пряталась в кустах рядом с воротами, затем вновь взобралась на забор и побежала по Сиэло к оставленному внизу “форду”.

“Почему же ты не подбежала к одному из домов, не вызвала полицию?” — спросил я у Линды.

О: “Моей первой мыслью было: “Надо позвать на помощь!” — но затем мне пришло в голову, что моя девочка… она все еще там, [на ранчо] с Чарли. Я понятия не имела, где я и как отсюда выбраться”.

Она села в машину и повернула ключ зажигания, когда “внезапно все они оказались рядом. Залитые кровью. Словно какие-то зомби. Текс заорал, чтобы я выключила двигатель и пересела. У него в глазах было что-то ужасное, такой безумный взгляд…” Линда скользнула на пассажирское сиденье. “Потом он повернулся к Сэди и обругал за потерю ножа”.

Текс положил револьвер на сиденье между ними. Линда заметила сломанную рукоять, и Текс пояснил: та сломалась, когда он ударил “того мужика” по голове. Сэди и Кэти жаловались на головную боль: сражаясь с ними, люди тянули их за волосы. Сэди сказала, что “тот высокий тип” ударил ее по голове и что “девушка” — не ясно, имелась ли в виду Шарон или Абигайль, — плача, звала маму, Кэти также посетовала на боль в руке: оказывается, когда она втыкала нож, то постоянно попадала в кости, и от ножа, не имевшего удобной рукояти, на ладони образовались синяки и кровоподтеки.

В.: “Что же чувствовала ты сама, Линда?”

О.: “Я была в шоке”.

В.: “А как остальные, как они вели себя?”

О.: “Так, словно все это — ерунда, игрушки”.

Текс, Сэди и Кэти переоделись прямо во время езды; Линда придерживала руль для Текса. Сама Линда не стала переодеваться, поскольку на ее одежде вовсе не было крови. Текс сказал, что намерен найти какое-нибудь укромное местечко, чтобы смыть кровь, и свернул с Бенедикт Каньон-роуд на короткую улочку не особенно далеко от усадьбы Тейт.

Рассказ Линды об инциденте у поливального шланга во всем совпадал с версиями Сьюзен Аткинс и Рудольфа Вебера. Дом Вебера располагался в 1,8 милях от дома 10050 по Сиэло-драйв.

Отсюда Текс вновь вырулил на Бенедикт Каньон-роуд и какое-то время вел машину по темной, холмистой местности за городом. У пыльной обочины он остановился, и Текс, Сэди и Кэти вручили Линде окровавленную одежду, которую, подчиняясь инструкциям Текса, она скатала в один сверток и швырнула вниз. Было темно, и Линда не видела, куда именно упала одежда.