Обыкновенная история в необыкновенной стране

Руки ее были с тонкими, нежными пальцами, и трудно было себе представить, как она ими может четыре раза в день выдаивать свои восемь коров. Она рассказала, что будет осенью поступать в педагогический институт, так как хочет стать преподавателем литературы; у нее мама также учительница. Было видно, что внешняя хрупкость сочетается в ней с какой-то силой. Она бегала быстрее всех, была единственной на ферме, кто мог переплыть два раза озеро.

Как-то, рассказывая о войне, он заметил, что воевать — это большая честь для мужчины. И она перебила его: «Нет, война — это бесчестие, это убийство людей». Такой ход мыслей был совершенно не знаком Саше. Постепенно так получилось, что единственным интересным для него человеком на ферме стала Нина, и он, едва выпадала свободная минута, искал возможность с ней поговорить.

В солнечный воскресный день он, как обычно, рыбачил на озере. Вставать в эти дни он рано не любил, и поэтому лучшее время для лова было уже упущено — рыба не шла. Он расположился на маленьком зеленом мысе, окруженном камышами, забросил на глубину свои удочки и растянулся на ласковом солнце, наблюдая, как плывут облака. Райский покой царил на земле и в небе, но душа его была неспокойна. Особенно последние дни он чувствовал какую-то тревогу, что-то внутри подсказывало ему: «Ты должен отсюда бежать, и скорее!». Но куда бежать — там еще более опасно, ведь это счастливая случайность, что он смог затеряться в этой степи. Как найти хоть какие-нибудь документы? Кто ему их даст или продаст, да еще с его фотографией? Куда бы он ни пришел поступать на работу, всюду есть отделы кадров с хищными заведующими. Он слышал, что некоторым удается купить паспорт. Но где и как?

Путаясь в этих тревожных мыслях, он вдруг услышал плеск воды в озере, приподнялся и увидел, что кто-то плывет к середине. Он опять лег, закрыл глаза и расслабился: «Как все просто и чудесно в природе, и как сложно и мрачно в человеческой жизни», — философствовал он.

Вдруг солнце закрылось чем-то, и он почувствовал какую-то тень на себе. Приоткрыл глаза и увидел над собой стройные загорелые ноги, а еще выше лицо Нины с мокрыми разбросанными по плечам волосам. Она смотрела на него сверху и улыбалась. Это было для него удивительным, так как улыбалась она редко. Нина молча села рядом с ним, и они, не нарушая тишины, стали смотреть на гладь озера и птиц, летающих низко над водой. Наконец, Саша, как бы продолжая свои мысли, произнес:

— А ты знаешь, для чего мы живем?

— Дорогой, мы живем для счастья.

Сегодня все было необычным: и то, что Нина улыбалась, и то, что она впервые так неожиданно и просто назвала его «дорогим». Саша опять лег, закрыл глаза и задумался, как вдруг какая-то тень снова закрыла его лицо — это была Нина, но теперь она медленно наклонялась над ним и тянулась к его губам. Саша почувствовал ее прикосновение, запах озерной воды от ее волос и на секунду замер. Потом также медленно и нежно обхватил ее, прижал к себе, поцеловал и почувствовал ее глубокое дыхание, как будто бы ей не хватало воздуха. Они поднялись, сели и снова молча стали смотреть на озеро.

Саша знал женщин — по крайней мере, ему так казалось. В них он видел объект наслаждения, подруг жизни и заботливых помощниц. Близкие отношения с ними возникали у него быстро и легко — он был хорош собой. Ему нравились крепкие женщины, с выраженными формами и решительным характером. Но сегодня он почувствовал совершенно новое для него чувство, чувство какой-то особой нежности и тепла к этой хрупкой девочке, которая сейчас сидела рядом с ним.

Это уже перестало быть для всех новостью, что Настя постоянно ночует в домике Саши, а ее кровать с расшитыми подушками так и стоит пустой в общежитии. Все были уверены, что свадьба близится, неуверен был в этом только Саша.

Он расширил в домике кровать, так что она стала действительно брачной постелью. Настя возвращалась после последней дойки поздно, когда было уже темно, и Саша, не гася керосиновую лампу, лежа ждал ее. Сначала она долго умывалась холодной водой, стоя на тростниковом коврике в сенях, потом в комнате долго расчесывала свои волосы и, наконец, прыгала к нему в постель, прижимаясь озябшим телом. От ее волос исходил запах парного молока, и это нравилось ему. Хотя до утренней дойки оставалось всего шесть часов, она еще долго играла с ним, то покрывая поцелуями, то массируя его спину своими крепкими руками. Засыпала она, прихватив его одной рукой, будто бы боялась, что он от нее уйдет. Утром Настя вставала еще затемно, целовала Сашу в плечо:

— Спи, мой сокол, тебе еще рано.

Затем она успевала поставить для него завтрак на стол: хлеб, густо намазанный маслом, сметану и молоко — все, чем богата была ферма, — и убегала на работу к своим коровам. Через минуту Саша тоже должен был вставать.

Днем Настя прибегала в домик, чтобы прибрать в нем и отдохнуть. Их разговоры крутились вокруг сплетен на ферме или воспоминаний о детстве. Иногда она затевала с ним игры: брызгала на него водой, и он ловил ее по всему домику, потом они боролись, и, наконец, начинались объятия и поцелуи. Саша любил смотреть на ее пышное тело, она знала это и старалась при каждом удобном случае показать ему его. Сашино тело она тоже хорошо изучила, но следов ранения так и не нашла. Он сначала отшучивался, что, мол, друзья-хирурги все так тонко зашили. Но это объяснение звучало наивно, Настя не верила, но и вопросов не задавала.

Поползли слухи среди доярок — кто-то видел его целующимся в тот день на озере. Начали девки подтрунивать над Настей: «Молодая-то, поди, повкуснее». Долго она не реагировала, все отшучивалась: «Пусть потешится — все равно мой останется!». Сашу же ни о чем не спрашивала. Однако женское сердце сразу же почувствовало, что он стал какой-то не такой, и как он ни старался быть нежным и внимательным, было заметно — подыгрывает. Умом он понимал, что Настя — его семья, тепло и защита, но что-то происходило в его душе помимо его воли, и он ничего не мог изменить в себе.

Он избегал встреч с Ниной, но чем больше он сдерживал себя, тем сильнее мечты о ней охватывали его и теперь уже ни на минуту не оставляли. Это не было то влечение к удовольствиям, которое Саша обычно испытывал, встречаясь с женщинами, это было другое, что волновало его душу. То и дело он вспоминал ее тонкие пальцы, широко открытые глаза, гибкость ее стройной спины, а главное, их беседы. «Наверное, это и есть та самая любовь, о которой пишут в романах», — думал он.

Теперь уже жаркие и уверенные объятия Насти начинали тяготить его, хотя он и старался убедить себя, что чувство его вернется. Он старался отвечать на ее ласки, однако и сам начинал замечать, что играет. Как-то поздно вечером, после обычных любовных игр Настя заметила, что он не спит, а смотрит в темноту. И вдруг у нее вырвалось:

— Ну что, все о ней думаешь?

Он ничего не ответил и продолжал молча лежать. Стена постепенно вырастала между ними.

Настя страдала, и от этого заботилась о нем еще нежнее: она стирала, убирала, стряпала, доставала различные лакомства для него и даже вино. Саша охотно стал пить его вместе с ней, чтобы как-то погасить свои дурные мысли. И они уходили: Настя снова становилась для него прежней, привлекательной. Часто тогда брал он баян, и они начинали тихо вместе петь на разные голоса. Иногда их песни долетали и до женского общежития, где их воспринимали как песни семейного согласия. Однако наступало утро, и мысли снова начинали будоражить его.

Однажды бригадир попросил Сашу посмотреть сломавшуюся на сепараторе машину — механику так и не удалось ничего с ней сделать. После сепарирования большой процент сливок оставался в молоке, и эти потери начинали угрожать бригаде невыполнением плана по маслу. Саша рано утром направился на пункт, разобрал всю машину и стал испытывать фильтры, как вдруг он услышал щелканье косточек счетов в соседней комнате, там кто-то работал. Он продолжал возиться с машиной, однако дверь от сквозняка стала все больше приоткрываться, и он увидел спину стройной женщины в халате с белой повязкой на голове. Сомнений не было, это была Нина. Как самую грамотную на ферме бригадир просил ее составлять отчеты по молоку. У Саши на секунду остановилось дыхание, он уже две недели не видел ее. «Уйти незаметно», — начал командовать он сам себе. Но ведь срочная работа должна быть выполнена. Нина уже заметила его, она встала, поздоровалась и с широко раскрытыми глазами стала приближаться к нему. Наконец, она положила руки на его плечи и прижалась лицом к его груди: