Язык мой - друг мой
Язык мой - друг мой читать книгу онлайн
Виктора Михайловича Суходрева по праву можно назвать легендарным, "генеральным" переводчиком. На протяжении почти сорока лет он был личным переводчиком политических лидеров нашей страны: Хрущева, Брежнева, Громыко, Микояна, Косыгина, Горбачева. Во время их переговоров с Никсоном, Кеннеди, Картером, Насером, И. Ганди и многими другими выдающимися политическими мировыми деятелями он персонифицировал собой интеллект, культуру и дипломатическую гибкость советских руководителей. Особенно важна последняя составляющая деятельности "главного переводчика страны", так как от того, что скажет первое лицо государства, от его слов зависело не только решение многих насущных вопросов в международных отношениях, но и в целом мир на планете (например, в эпоху холодной войны, дни Карибского кризиса и т. п.).
Автор предлагает читателю свое видение, так сказать с ближнего расстояния, сильных мира сего той поры. Рассказывает о том, что они были за люди, об их достоинствах и слабостях, привычках, о том, какое они производили впечатление, как вели себя не только в официальной обстановке, но и в неформальной ситуации, что называется за кадром, о том, что их отличает от нас, простых смертных.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
A. Л.:Вы, как и Бовин, в какой-то степени западник?
B. С.:Да, и я этого не скрываю.
A. Л.:Закончим разговор о политике. Расскажите, пожалуйста, о вашей жизни в Нью-Йорке, быте, друзьях. Но сначала о том, каким образом вы оказались в Секретариате ООН?
B. С.:В 1989 году от тогдашнего министра иностранных дел Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе мне вдруг поступило предложение поехать на дипломатическую службу в ООН. Надо сказать, что до 1989 года я никуда надолго не выезжал, именно из-за моих переводческих обязанностей. И вот мне предлагают ехать работать в Нью-Йорк, причем на должность достаточно интересную и ответственную — специального помощника Генерального секретаря ООН. Ранее ее всегда занимал советский сотрудник, как правило, служащий КГБ. Однако, поскольку кагэбэшник делать там что-либо по своему ведомству не мог (все знали, из какой он организации), руководство КГБ в конце концов отказалось от этой должности в пользу МИДа. И вот решили назначить меня.
Стоял август 1989 года. Генеральный секретарь ООН должен был утвердить мою кандидатуру. Вообще, с нашей, советской, стороны ее сначала утвердили в ЦК партии, так было положено. Потом послали запрос Генсеку ООН, Пересу де Куэльяру, все-таки речь шла о его личном помощнике. Через два дня пришло согласие: Перес де Куэльяр меня знал с того времени, когда он посещал Союз в качестве Генсека ООН и когда я встречался с ним в ООН, приезжая туда с Громыко. Таким образом, я стал первым сотрудником МИДа СССР на должности специального помощника Генерального секретаря ООН.
Сначала нас с женой устроили в гостиницу. Я рассчитал так, чтобы прилететь в Нью-Йорк в пятницу, а в субботу и воскресенье познакомить Ингу с городом (Нью-Йорк — это мой город, я знаю его так же хорошо, как Москву, поскольку с 1958 года часто бывал в нем с Громыко). Мы прилетели вечером. Решили сходить в магазин. Пошли в супермаркет. Подобных магазинов в ту пору в России не было, и Инга там впервые увидела полное изобилие. Накупили всякой всячины. Затем гуляли по Нью-Йорку.
В понедельник я пошел на службу, а жена осталась в гостинице. Потом она рассказывала о том, как ее жалела горничная-негритянка по поводу того, что Инга, бедненькая, сидит одна.
Естественно, встал вопрос о личном жилье. Мне хотелось жить где-то рядом со штаб-квартирой ООН, то есть недалеко от работы, чтобы я мог, например, прийти домой днем, пообедать с женой. Короче говоря, нашел агента по найму квартир, бразильца, молодого энергичного парня, даже помню его имя — Хуан Барон. Он повел нас смотреть квартиры в округе, показал пять из них. Инга ходила, внимательно все осматривала, говорила: «Да, это квартира неплохая, но где мы будем гостей принимать?» В общем, то гостиная слишком маленькая, то столовая небольшая. Наконец, посмотрев одну квартиру в двух кварталах от ООН, поняли — это наше. Приблизительно 16 метров спальня, две ванны, а гостиная и столовая совмещены в одну комнату в виде буквы «Г».
Плата за квартиру составила порядка 1800 долларов в месяц. К слову сказать, когда я начал работать в Америке, месячная зарплата у меня была достаточно высокая — где-то 10 тысяч долларов, это намного больше, чем получали сотрудники советской миссии при ООН. Однако дело в том, что моя должность приравнивалась к должности первого заместителя постоянного представителя Советского Союза, размер оклада по которой был ниже моей зарплаты, поэтому разницу (около 2 тысяч долларов) я должен был сдавать в советскую казну. И это не считая внутриооновского подоходного налога, отчислений в пенсионный фонд ООН, медицинской страховки и тому подобного. В итоге на руки выходило 1432 доллара. Вот вам и 10 тысяч…
Квартира, как я уже говорил, находилась близко от места службы: комплекс зданий ООН в Нью-Йорке начинается с 42-й улицы по Первой авеню, а квартиру мы сняли на 39-й улице между Первой и Второй авеню. Было очень удобно. Окна нашего жилища выходили на Первую авеню, слева виднелась река Ист-Ривер, справа — Эмпайр-Стейт-Билдинг, знаменитый 102-этажный небоскреб. Вид, надо сказать, замечательный, тем более, если учесть, что открывался он с 36-го этажа.
После того как вопрос с квартирой разрешился, возникла новая проблема — надо было покупать мебель. От ООН мы получили специальный грант на обустройство. Заказали мебель в магазине. Правда, доставка ее была назначена на разные сроки, и поскольку спать было не на чем, мы по-прежнему жили в гостинице. Я ходил на работу, а жена — на квартиру. Мебель постепенно доставляли. В тот день, когда должны были привезти спальню, мы наконец выехали из гостиницы. Приехали в квартиру, ждем — никого нет. Звоню в фирму, девушка на другом конце провода объясняет, что у них что-то случилось с грузовиком. Я возмутился, объяснил ситуацию. А она мне отвечает вопросом: «Но, сэр, вы разве не видите, что у нас в Нью-Йорке бездомные спят даже на тротуарах?» Я аж как-то «заколдобился», подумал: «Куда же это мы приехали?» В общем, спать опять было не на чем. Тогда я позвонил в советское постоянное представительство, меня все там знали, и нам оттуда привезли раскладушку, правда несколько отличавшуюся от наших, отечественных, более удобную. И вот мы с Ингой день, а может два, не помню уже, проспали на этой раскладушке, пока не привезли спальню. Так мы начинали нашу жизнь в Нью-Йорке.
A. Л.:А с кем вы общались после рабочего дня и в выходные?
B. С.:В Москве у нас все время были гости, и там осталось очень много друзей. Потихоньку и в Нью-Йорке мы стали обрастать друзьями, прежде всего теми же самыми, московскими. Наши друзья из театрального мира (например, Шура Ширвиндт, Миша Державин, Валя Гафт), ученые, спортсмены, литераторы, приезжая в Нью-Йорк на гастроли или по другим делам, откуда-то узнавали наш телефон, звонили, будь то днем или вечером, и я всегда говорил: «Немедленно ко мне!» Кроме того, в августе — сентябре, когда мы были уже в Нью-Йорке, так сказать инсталлировались, туда на очередную сессию Генеральной Ассамблеи ООН прибыли мои коллеги из Москвы во главе с министром. Наверное, с этого все и началось. Скажем, приехал замминистра, мой друг, — надо принять его на ланч. Я везу его к себе домой, а если это вечер, то говорю: «Бери машину, давай приезжай». Вот так было.
Учитывая мой должностной уровень в Секретариате ООН — «ди-два», то есть «директор-2», или «высший директор», я мог на ооновских складах закупать спиртное без налогов. Мне было положено два ящика крепкого спиртного, практически неограниченное количество вина, ну и, естественно, всевозможные ликеры и тому подобное. Следовало заполнить какие-то бланки, потом получить ящики в подвале. Я быстро освоил данный процесс, и у меня никогда с этим проблем не возникало, все было, скажем так, на высоте.
Мы знали, что некоторые наши знакомые, москвичи-эмигранты, живут в Нью-Йорке. Стали их разыскивать, нескольких нашли. Появились такие вот, по советским меркам, «неудобные» друзья. Однако к тому времени мы уже не боялись. Мне не надо было ездить в нашу миссию и что-то докладывать. Я, как советский дипломат, если узнавал что-либо интересное, имел право поехать туда и изложить полученные сведения в письменной форме, и затем моя информация могла быть отправлена телеграммой в Москву. Я несколько раз этим правом пользовался. Так делали и американцы, и французы, и представители других стран, работающие в ООН, и это было нормально — мы являлись гражданами своих государств, работающими за рубежом, то есть беспристрастными международными чиновниками.
A. Л.:Как вы уже говорили, в Нью-Йорк в те годы приезжали ваши друзья, популярные и известные в нашей стране люди. Если можно, расскажите подробнее о ваших с ними встречах, о том, что они делали в Америке.
B. С.:Напомню, что это был 1989 год — время, когда постепенно стал повышаться интерес к нашей стране американской общественности, которую, в сущности, мало интересует что бы то ни было, выходящее за рамки собственно Соединенных Штатов. Такое внимание было вызвано тем, что в СССР, можно сказать, государстве врага США, «империи зла», вдруг начали происходить удивительные трансформации, значительные перемены. С Советским Союзом стали связывать слово «демократия». Почти в этот же период широкий поток советских граждан хлынул на Запад. Раньше наши соотечественники, выезжая за рубеж на постоянное место жительства, лишались гражданства и не имели права вернуться в страну, то есть теряли честь называться советскими гражданами. С 1989 года все изменилось.
