Следы в сердце и в памяти

Эти признания полностью опровергали мои представления о жизни таких высокотитулованных особ, как бароны и им подобные. Не успел я осмыслить всё сказанное, как Рената сама обратилась ко мне с вопросом:

- Герр Ри'фат, а сколько комнат у вас, в вашем доме, в вашей квартире?

Тут, правда она употребила слово "вонунг", то есть жилище.

Я чуть подрастерялся, но тут же нашёлся:

- Я жил в общежитии как студент, и своей квартиры у меня не было.

Надо сказать, что за несколько дней до этого разговора я им рассказывал, что у меня есть дочка и показывал фотографии жены и дочери. Сначала они не поняли смысла слова "общежитие", а когда поняли, у них возник новый вопрос:

- И они тоже жили с вами в общежитии?

Пришлось пояснить, что мне, как семейному студенту, предоставили в общежитии отдельную комнату до окончания института, а затем я вынужден был отправить жену с дочкой к своей тёще, в другой город. Когда вернусь из Германии, у меня уже будет своя квартира, но я её пока не видел. А сам подумал, что надо было как-то ловко соврать, чтобы уйти вообще от этого разговора. Но, как любит говорить один из моих друзей: "Хорошая мысля приходит опосля!"

В другой раз фрау Эльза и Рената заинтересовались моим именем. Они говорили, что, по их представлениям, у русских и вообще у славян такого имени нет.

- Может быть, вы иудей? - решились они спросить.

- Нет, - ответил я, - не иудей, хотя некоторое внешнее сходство с иудеями, пожалуй, имеется. Я татарин, точнее - крымский татарин, если вы вообще слышали о таком народе.

Мое признание вызвало у них такой же большой интерес, как если бы я сказал, что я краснокожий индеец или эскимос. Конечно, они знали кое-что о татарах, но совсем себе не представляли татарина в таком цивилизованном облике. Их заинтересовала наша религия, обычаи и обряды, история, язык, культура и многое другое. Когда разговор коснулся моих родителей, братьев и сестёр, я сказал, что они живут в Крыму, откуда я и сам приехал в Москву, чтобы получить инженерное образование. Где находится Крым, они приблизительно представляли себе. Я очень боялся, что они знают о "великом переселении народов", учиненном нашим "мудрым вождём", но, к счастью, об этом им ничего не было известно.

- Ваша жена тоже татарка? - спросила фрау Эльза.

- Нет, - отвечал я, - она русская, вернее, считает себя русской, хотя в ней течёт и украинская, и польская кровь.

- Вы ведь магометанин, - продолжала любопытствовать фрау Эльза, - разве ваша религия позволяет вам жениться на женщине другого вероисповедания? Или она приняла вашу религию? Где же и как вы бракосочетались - в церкви или в мечети?

Рената все это очень внимательно слушала, не подключаясь к нашему разговору, а только помогала переводить. Видимо, в этой сфере она считала себя недостаточно компетентной. Я лихо парировал этот её вопрос, почувствовав себя на должной высоте:

- То, о чем вы говорите, фрау Эльза, для нас уже давно не имеет никакого значения. Мы атеисты и свободны от всяких религиозных предрассудков. Мы с женой нигде не венчались, а зарегистрировались в ЗАГСе, то есть в государственном учреждении, где регистрируют и рождение, и смерть, и брак, и развод.

Она удивленно покачала головой, чуть помолчала и задала ещё один вопрос, как бы не совсем поверив в мои слова:

- И вы никогда не молитесь Богу, герр Ри'фат?

- Конечно, нет, фрау Эльза! Ну, где же он, этот бог, кто его видел? И разве кому-то удалось доказать, что он существует? Неужели вы сами верите в его существование?

Наша непринуждённая беседа уже переходила в идеологическую дискуссию, и мы оба это поняли вовремя. Фрау Эльза только сказала:

- Это дело совести каждого, герр Ри'фат. Мы, например, с Ренатой каждое воскресенье ходим в кирху.

- Разумеется, - ответил я примирительно, - никто не заставляет другого верить или не верить. Каждый поступает, как он считает нужным, - и все же добавил: - У нас в СССР, откровенно говоря, верующих очень мало, почти все церкви и мечети давно уже закрыты.

На этом, собственно, и закончился этот очень своеобразный разговор, смысл которого я постарался передать как можно точнее с учётом того, что каждый из нас ежесекундно заглядывал в словари, прибегал к помощи Ренаты или жестов и мимики. Он хорошо врезался в память, потому что других подобных бесед в моей жизни почти не было.

С тех пор прошло много-много лет. И каждый раз, когда я вспоминаю этот разговор, мне становится очень стыдно за себя, хочется найти фрау Эльзу и Ренату и извиниться перед ними. Нет, я не стал за эти годы очень примерным верующим, но мои взгляды и, особенно, внутреннее состояние претерпели сильные изменения. Есть ли Бог? Я убежден, что Бога как телесного существа, конечно же, нет. Но Бог - это нечто, связанное с нашим разумом, с нашей совестью, с духовным миром каждого из нас. Бог - это то, с кем наедине советуешься, перед кем каешься в грехах своих, у кого просишь помощи в трудную минуту жизни, кого благодаришь за успех и удачу, кому вверяешь свои сокровенные мысли и желания. Тот, у кого в душе нет Бога, способен на отвратительные поступки, он лишён человеколюбия, ему не доступны высокие чувства любви и сострадания, он жалок и ничтожен как человек. Вера в Бога, с моей точки зрения, вовсе не связана с обязательным еженедельным посещением мечети, пятикратным намазом в течение дня и с совершением целого ряда других ритуальных обязанностей. Каждый волен себе выбирать те из них, которые ему доступны с учётом окружающей обстановки. Очень важно, чтобы человек выполнял те или другие обряды и установления не ради своей личной выгоды (иначе ему будет плохо, Бог покарает!), а по велению души. Самое трудное в жизни каждого человека или почти каждого - самоограничение, ему труднее всего бороться с самим собой. Если он осознает границу между "хочу" и "нужно", "можно" и "нельзя" и способен заставить себя придерживаться разумных границ, не ущемляющих интересов окружающих, значит он живет по совести, ему не чуждо духовное начало. Мы можем сказать, что ему Бог покровительствует, независимо от того, каковы его личные отношения с Богом. В противном случае, я его причисляю к безбожникам, даже если он носит крест, ходит в церковь, бьёт поклоны и крестится перед всем миром или посещает мечеть и делает пожертвования (садакъа).

Понятие веры в Бога имеет и другую, философскую сторону. Нельзя отрицать того, что мир наш устроен весьма разумно. Порой удивляешься и целесообразности, и красоте его. Я далек от мысли о семи днях, в течение которых Бог якобы создал всё так, как есть. Но наличия какой-то высшей организации во всём этом трудно не признать, независимо от того, назовём ли мы силы, создавшие всю необозримую Вселенную с её бесконечным множеством загадок, Творцом ли, Богом или еще как-то. Этот всемирный Разум не стоит вне природы, над природой, а сам является её неотъемлемой частью. И я верю в существование Бога в этом, философском его смысле.

Окажись я сейчас рядом с теми двумя немецкими женщинами, я бы извинился перед ними за свое невежество и за то, что, сам того не осознавая, в те давние годы невольно оскорбил их религиозные чувства. Правда, они, будучи людьми высококультурными и тактичными, не дали этого мне понять, но в душе, без сомнения, осудили мои совершенно неуместные слова. К счастью, никакого ухудшения налаживающихся хороших отношений после этого разговора не произошло, и они продолжали относиться ко мне с искренним доверием.

Как-то придя домой в середине дня, а не вечером, как обычно, я застал Ренату за весьма интересным занятием: она натягивала на металлический каркас от абажура шёлковую разрисованную ткань. Тут же возле стола на полу лежали ещё два каркаса. Увидев меня, она очень смутилась, и на мой вопрос, не хочет ли поменять в нашей квартире все абажуры, отрицательно покачала головой. Затем в ещё большем смущении призналась, что таким способом зарабатывает себе на жизнь. В каком-то селе она покупает эти каркасы, кроит и разрисовывает ткань, натягивает её и через посредников продает готовые абажуры. Никто в городе об этом и не догадывается, хотя многие знают её - она ведь единственная баронесса не только в Бляйхероде, но и в ближайшей округе. Она очень просила меня никому из своих знакомых среди русских или немцев не рассказывать об этом её секрете. Оказывается, она училась рисовать в студии, но полного курса не успела завершить и никакого диплома у неё нет. Могла бы работать переводчицей - лучше всего она знала французский, на профессиональном уровне, - но не может найти работу. Вот и приходится заниматься этой полуподпольной работой. Ей хорошо даются языки. Вполне прилично владеет английским, а сейчас самостоятельно изучает испанский и считает, что надо было бы заняться и русским.