История Фридриха Великого

   -- Странно, -- сказал Фридрих, -- это не похоже на него. Обыкновенно он прежде меня являлся на место. {443}

   Садясь за стол, Фридрих поместил Лаудона по правую свою руку.

   -- Мне приятнее, -- говорил он, -- видеть вас возле, чем против себя.

   Деликатность короля доходила до того, что во время пребывания его в Нейштате он и вся свита носили австрийские мундиры, чтобы прусским цветом не напоминать о недавней неприязни. Молодой император сумел расположить его в свою пользу. Вот что Фридрих писал о нем к Вольтеру:

   "Я был в Моравии и видел императора, который должен играть значительную роль в Европе. Он воспитан при набожном дворе -- и презирает предрассудки; вырос среди роскоши -- и научился жить просто; окружен льстецами -- и скромен; полон страстью к славе -- и жертвует своим честолюбием сыновнему чувству; имел наставниками одних педантов и, несмотря на то, в нем столько вкуса, что он читает и ценит творения Вольтера".

   Между тем содействие Фридриха к примирению Порты с Россией не имело желанного успеха. Екатерина требовала уступки Молдавии и Валахии и свободы крымцев.

   Австрия, боясь соседства России, вошла в переговоры с Турцией и стала собирать войска в Венгрии. Фридрих, со своей стороны, объявил венскому кабинету, что в случае военных действий он будет поддерживать свою союзницу, русскую императрицу. Франция, пользуясь несогласием кабинетов, обратила все свое внимание на Польшу. Шуазель отправил туда несколько войска и опытного генерала, Дюмурье, для предводительствования инсургентами. Но что мог сделать самый лучший военачальник, когда его войска не привыкли к повиновению и не знали правил подчиненности? Сами главы конфедерации были в несогласии между собой и действовали по своему произволу. Это давало русским войскам, несмотря на их малочисленность, всегдашний перевес над ними. На всех пунктах мятежники были разбиты. Великий Суворов попробовал свой меч или, если можно так выразиться, набил руку в этой малой войне. Везде, где он являлся, конфедераты бежали, а русские праздновали победу. Битвы под Варшавой, около Бреста, при Ландскроне и Люблине, у Велички, Замостья, под Сталовичами, Пулавами, Тинецом и взятие Кракова -- были первые лавровые листья, которые он вплел в свой венок, неувядаемый в русской военной истории. Здесь, в этой упорной войне с целым народом, Суворов доказал {444} миру, что и с малым войском можно побеждать врага, как он выражался, без тактики и практики -- одним прозорливым взглядом, быстротой и натиском.

   Австрия, обеспокоенная успехами русских в Польше и не видя решения дел турецких, двинула войско за польские границы и заняла графство Ципское, под предлогом старинных прав на эту область, заложенную империи в обеспечение значительного долга. Фридрих, наблюдая за всеми движениями своей соперницы и за выгодами России, также расположил десять тысяч войска в воеводствах Познанском и Кульмском, под видом кордона, для охранения Пруссии от свирепствовавшей в Турции чумы. Польша сделалась яблоком раздора. Всеобщая война готова была вспыхнуть с новой силой. Екатерина с изумлением прочла известие об этом неожиданном действии Австрии.

   В это время принц Генрих, брат Фридриха, находился при нашем дворе. Он ездил в Швецию для свидания с сестрой и на обратном пути был приглашен императрицей в Петербург. Своим добрым, открытым характером и приятностью в обращении он сумел заслужить особенную доверенность и благоволение русской государыни.

   -- Странно! -- сказала Екатерина, сообщая ему полученное ею известие. -- В Польше, по-видимому, стоит только протянуть руку, чтобы взять, что захочешь. Но если венский двор думает присвоить себе польские провинции, то и другие державы вправе сделать то же самое.

   Принц Генрих, столь же ловкий дипломат, как и военачальник, дал мысли императрицы большее развитие. Он постарался убедить Екатерину, что раздел Польши, спасая саму страну от гибельной анархии и беспрерывных междоусобий, в то же время может послужить успокоением Европы, удовлетворив всеобщие интересы. Россия в Польше найдет вознаграждение за уступку Молдавии и Валахии, без которой мир с Портой невозможен; Пруссия будет удовлетворена за издержки, понесенные в турецкую войну, по поводу Польши; Австрия, получив новую область, забудет о Силезии и отстанет от союза с Турцией, где ей теперь грозит опасное соседство России. Мысль Генриха чрезвычайно понравилась Екатерине. Она попросила сообщить ее Фридриху. Фридрих, восхищенный этим неожиданным средством остановить войну и уладить все дела миролюбиво, вместо ответа прислал готовый план раздела {445} Польши. Между русским и берлинским кабинетами скоро все было слажено. Оставалось пригласить Австрию к участию в общем договоре. Но венский двор, который сам подал повод к этому беспримерному замыслу, долго не решался. Тогда Фридрих отправил в Вену договор с Россией о разделе Польши, заключенный 5-го февраля 1772 года, присовокупив, что он поздравляет Марию-Терезию с тем, что ныне судьба Европы находится в ее руках, ибо война и мир зависят от ее воли.

   "Я уверен, -- присовокупил он, -- что императрица-королева по своему всегдашнему благоразумию и благонамеренности предпочтет спокойствие Европы всеобщей войне, последствий которой никто не может ни предвидеть, ни с точностью предсказать".

   Эти многозначительные слова заставили Марию-Терезию согласиться на общее желание.

   -- Я уже не в силах, -- сказала она Кауницу, -- и потому должна подчиняться воле других; к общему решению присоединяю и мое.

   Несмотря на такое мнение императрицы-королевы, требования Австрии были так неумеренны, что едва не расстроили всего проекта. Фридрих снова должен был прибегнуть к силе убеждений, и сам подал Австрии пример к уступчивости, отказавшись на назначенном ему участке от важнейших городов, Данцига и Торна. Австрийский посол при берлинском дворе, барон фон-Свитен, принял на себя труд склонить Марию-Терезию к требованиям более умеренным. Наконец, после долгой переписки между кабинетами, общий акт о разделе был подписан 25-го июля 1772 года. На долю России приходилось ее древнее, родное достояние -- Белоруссия (воеводства Двинское, Полоцкое, Могилевское, Оршанское, Мстиславское, Витебское и Рогачевское); Пруссия брала воеводства Мариенбургское, Хельминское, Поморское, Вармию и часть Великой Польши, до реки Нотец; Австрия -- нынешнюю Галицию. Немедленно все три державы двинули войска в свои участки, объявив на них старинные права свои. 7-го сентября 1773 года сейм согласился на уступку требуемых областей, Станислав-Август издал об этом манифест. Россия, Австрия и Пруссия спокойно вступили во владение вновь приобретенных земель.

   Фридрих основал права свои на требуемый от Польши участок на том, что Поморское воеводство и часть Великой Польши, на левом берегу реки Нотец, в старину принадлежали к бранденбургским владениям и были несправедливо отторгнуты польскими ко-{446}ролями, что город Эльбинг был некогда заложен его предками за значительную сумму денег, и что воеводства Мариенбургское и Хельминское должны поступить во владение Пруссии взамен Данцига, который прежде был столицей Померании, но признан Польшей вольным городом.

   Участок, полученный Пруссией, был ничтожнее всех по пространству, народонаселению и достоинству почвы. Но Фридрих сумел извлечь из него огромные выгоды для своего королевства. Во-первых, эта часть Польши составляла чересполосное владение с Пруссией. Она послужила к округлению прусского королевства и к естественной связи между ее провинциями. Во-вторых, обладание устьем Вислы сделало Фридриха хозяином всей польской торговли. Новая провинция получила название Западной Пруссии. Сам король поехал обозреть ее и тотчас же принял меры к ее устройству. В самое короткое время было в ней установлено правильное судопроизводство, собственность и личная свобода жителей были обеспечены законом. Рабство и варварское береговое право уничтожились. Везде учреждались школы, чтобы светом разума и наук облагородить грубую чувственность новых подданных, привыкших к своеволию, распутству и забвению всякого человеческого чувства. Строились почты, больницы, фабрики; все пришло в деятельность и движение. Целые колонии пруссаков заселили пустыни и своим трудолюбием и довольством всячески поощряли беспечных поляков к подражанию.