Мемуары

Это письмо наполнило меня чувствительной благодарностью. Моя глубокая привязанность к Императрице была единственным, что могло облегчить тяжесть моего сердца.

Мое существование переменило свой характер. Преданного и верного друга не существовало более. Приходилось всецело посвящать себя другим, и у меня не было больше дружбы, беспрерывно поддерживавшей меня. Чувствительные привязанности, оставшиеся у меня, требовали полного самопожертвования, и я безропотно подчинилась этому. Когда Бог отнимает у нас предмет чувствительной любви, Он привлекает нас к Себе еще с большей силой.

Некоторые расчетливые люди говорили: «Когда имеют таких детей, как ваши, то можно утешиться». Но дети, которых я нежно люблю, были у меня и при жизни подруги. У меня было как бы ожерелье из драгоценных камней, составлявшее основание моего счастья; самый красивый камень потерялся и не может быть заменен; ожерелье разрознено. Надо понимать, чтобы судить, и не прилагать свою манеру относиться к чувствам других. _А

Каждый по-своему принимает удары судьбы.

Возвратясь в свой городской дом, я испытала массу ощущений, которые мне было бы трудно передать.

Комната, где умерла г-жа де Тарант, была для меня дороже всяких сокровищ. Я спала в комнате рядом, и мне часто казалось, что я слышу ее стоны. Мои друзья навещали меня. Герцогиня продолжала с участием относиться ко мне и привязала меня к себе на всю жизнь.

Приблизительно около этого же времени в Петербург приехала Аглая Давыдова, урожденная Грамон¹⁾. Г-жа де Тарант питала к этой молодой женщине настоящую привязанность. Ее несчастья, ее молодость, опасности, окружавшие ее, требовали поддержки. Моя уважаемая подруга взяла на себя эту боль. Благодарность и привязанность Аглаи к ней возбудили мое участие. Доверие, проявленное ею, заставило меня постараться быть ей полезной. Я смею думать, что имела счастье предохранить ее от некоторых опасностей. Но пустота, которую я чувствовала и чувствую теперь, всегда остается той же.

Политические события, значительные и важные, интересовали меня только наполовину. Все потеряло цену в моих глазах с того времени, как у меня не было с кем бы я могла поделиться. Я была счастлива только, когда, оставаясь наедине с Богом, вызывала душу г-жи де Тарант, прося ее помолиться за меня.

Венский конгресс вместо назначенных шести недель продолжался девять месяцев. Продолжительность политических операций приводила в уныние общество, и прекрасная слава Императора теряла свой блеск в глазах некоторых людей. Мировое зрелище, двигаемое великими событиями, может быть сравнено с ходом театральной пьесы. Если поразительные места пьесы не слажены так, чтобы повести за собой благородную и ясную развязку, пьеса кажется неудачной. Напряжение умов, жадных до предсказаний, в конце концов вводит их в заблуждение, и таинственная приостановка в политике всегда возбуждает подозрения.

Императрица была в Вене_чво время празднеств, потом она вернулась к принцессе, своей матери.

Появление Бонапарта во Франции окончательно повергло в уныние общество. Опять показалась эта мятежная шайка, которую обстоятельства сковали на мгновение. Но Император Александр, предназначенный Провидением защищать законное дело, на этот раз при помощи Англии, восторжествовал над этой попыткой и второй раз обеспечил вступление французскому королю во владение своим государством.

Людовик XVIII не был принят с энтузиазмом; его королевская корона более, чем когда-либо, стала терновым венцом; союзники предлагали разделить его государство. Но Император Александр опять выступил защитником справедливого дела.

Приближался момент возвращения Императора и Императрицы. Они приехали в декабре месяце, и двор стал блестящим. Принц Оранский приехал в Петербург немного спустя после Их Величеств, и свадьбы двух Великих Княжон повели за собой большое число празднеств. Согласно письму, полученному мною от Императрицы и приведенному выше, мне дозволено было питать некоторые надежды. Я видела Императрицу в свете, во дворце; ее стеснение со мной и холодный вид Императора очень разочаровали меня, доказывая, что мне предназначены новые испытания.

Я покорилась с большим мужеством, чем когда еще со мной не случилось несчастья. Глубокая скорбь способна разрушить иллюзию. Мои неизменные чувства к Императрице торжествовали надо всем. Мое сердце страдало, но самолюбие не было оскорблено.

Я часто получала письма от моих парижских подруг. Их любовь увеличилась ко мне после смерти г-жи де Тарант. Баронесса де Бомон, ее старинная подруга, бедная и добродетельная, жила в это время только на пенсию, которую ей выдавала г-жа де Тарант, но таким образом, что баронесса думала, что получала помощь от Императрицы. Деликатное чувство, старавшееся скрыть свои благодеяния, заставляло г-жу де Тарант прибегнуть к этому замаскированию еще и потому, что без помощи Императрицы она едва ли бы могла помогать своей подруге. Она тайно получала от Ее Величества пенсию в 5000 рублей. Когда г-жа де Тарант умерла, я решилась испросить для баронессы продолжения пенсии. Я осмелилась говорить об этом Императрице и, лишенная возможности видеться с ней наедине, я обратилась к ней с этой просьбой на балу у Императрицы-матери. Я думала, что не надо заботиться о себе, когда дело идет об оказании услуги другим, и что не надо падать духом перед препятствиями, которые можно преодолеть усердием и старанием. Я также много рассчитывала на желание Императрицы делать добро и на воспоминание, которое она хранила о г-же де Тарант. Моя попытка удалась; она приказала мне прислать с мужем записку по этому поводу. Я повиновалась без промедления и на следующий же день получила деньги и записку следующего содержания:

«Я посылаю графу Головину пенсию за год, и я с удовольствием буду продолжать ее уплачивать г-же де Бомон. Я посылаю эту сумму ему, потому что в то же время мне надо ему послать и еще другую сумму. Мне очень досадно, что я не имею возможности поговорить с вами; я сделала бы вам тысячу вопросов; но в данное время это невозможно. Надо подождать. Сколько перемен приводит с собой время! Могу ли я пока справиться у вас о вашей исторической работе? После несчастья, испытанного вами, я думаю, что вы ею не занимались, но я также уверена, что вы не забыли про нее, и очень желала бы, если это возможно, увидеть ее. В моем уединении все рода умственных занятий спасительны для меня, а эта работа была бы отдохновением. Как-нибудь, когда вы можете сделать это без особого труда, соберите все бумаги и пошлите мне, если это возможно, если же это невозможно, скажите мне, я без огорчения откажусь от этого». Вот мой ответ на письмо Ее Величества: «Благодеяние, которое Ваше Императорское Величество оказали г-же де Бомон, наполняет меня благодарностью. Все, что имеет отношение к памяти г-жи де Тарант, обладает особой властью над моей душой. Вы смягчите скорбь очень страдающего существа; Вы возвратите жизнь той, которая совсем потеряла надежду жить. Это благодеяние так же приятно мне, как и г-же де Бомон, в особенности потому, что Вам, Ваше Величество, мы имеем счастье быть за него обязанным. Что касается исторических Воспоминаний, то я не могу послать мое маранье Вашему Величеству. Рукопись необходимо переписать; я слишком плохо вижу, чтобы сделать это; я потеряла зрение почти натри четверти после этого ужасного несчастья; я пишу днем с очками, а вечером и они не дают мне никакого облегчения. Если Вы доверяете моей дочери, за которую я отвечаю, как за себя, то я поручу ей это. Г-жа де Тарант переписала наши рукописи по смерти Императора Павла. Именно там Вы остановились. Я продолжала с этого аремени писать -все, что касалось меня лично, прибавив, что не находясь вместе с Ее Величеством, моя история не может следовать за ней, и что я буду продолжать рассказ до того момента, когда, возвратившись из путешествия, я была приближена Ее Величеством и могла узнать точную правду. Я описывала мои путешествия и остановилась на смерти моей матери во время пребывания в Дрездене. Я не продолжала с тех пор: болезнь, страдания моей уважаемой подруги заполнили меня всю. Осмелюсь признаться Вашему Величеству, что эта потеря, эта смерть и эта печаль так же живо чувствуются мною сейчас, как и в первую минуту. Я возьмусь за эту работу, если Ваше Величество желает ею заняться. Ваше Величество увидит из того, что я имела честь сказать, с какого момента надо начать. Если Ваше Величество приказываете, я пришлю с мужем отрывки, которые Ваше Величество соизволили мне доверить.