Мемуары

Граф Толстой расхварывался все больше, и доктора объявили, что ему надо ехать за границу. Он уехал со своей дочерью и сыном в августе месяце. Они совершили тяжелое путешествие, и, предпринятое слишком поздно, оно оказалось бесполезным для больного. Они завтракали у нас, проездом, и я простилась с ним как с умирающим: у него действительно был такой вид. Он умер в Дрездене, в декабре месяце.

Зима не привела никаких особых перемен для меня. Перед январем (1817 года) я осмелилась напомнить Императрице относительно пенсии, назначенной ею г-же де Бомон. Я просила графиню Строганову, которая имела честь бывать в тесном кругу Императрицы, взять на себя это поручение; но через несколько дней, видя, что я не получаю никакого ответа, я решилась говорить сама и сделала это на балу. Вскоре после этого я получила деньги и несколько очень любезных слов.

Герцогиня Виртембергская находилась в Витебске уже полтора года. Я имела честь быть в переписке с ней и часто выражала желание, чтобы она вернулась, как для Императрицы, так и для себя. Она приехала к Новому году, и я увиделась с ней с искренней радостью: ее милостивое отношение ко мне привязало меня к ней на всю жизнь. Я имела честь неоднократно бывать у нее и через это могла иметь некоторые сношения с Императрицей.

Я осмелилась просить Ее Величество прислать мне Христа из бронзы, которого она соизволила принять от меня несколько Лет тому назад. Она согласилась, и эта посылка сопровождалась очень любезным письмом. Я заказала копию с Христа и возвратила его Ее Величеству. Несколько дней спустя герцогиня Виртембергская позвала меня к себе, и через четверть часа, к моему большому удивлению, вошла Императрица. Она сказала мне, что, узнав, что я была у герцогини, она пожелала сама передать мне письмо Толстой.

Мы сели. Я принесла герцогине несколько мыслей и воспоминаний, записанных мною. Императрица пожелала прочесть их, и по этому поводу разговор перешел на прошлое. Она сказала мне, что сохраняет мою маленькую записку, где я советовала ей быть снисходительной к другим и строгой самой к себе; она прибавила, что часто пыталась осуществить этот совет на практике.

После целого часа разговора Императрица простилась со мною, пожав мне руку. Я же поцеловала у нее руку от всего сердца. Я встретила ее и во второй раз. Ее Величество была огорчена преждевременной смертью молодой женщины, нашей знакомой. Наш разговор был печален; я находила в нем некоторые проблески прошлого, имеющего такую власть надо мною, когда предмет, наиболее украшавший его, вновь встает перед моими глазами. Когда воспоминание возбуждено неодушевленными предметами, оно ищет того, кто сделал его чувствительным, и отвлекает нас от всего окружающего. Но, если оно его находит, волшебство чувства заставит нас все почувствовать, даже воздух, которым мы дышали.

Я отправилась однажды утром к герцогине. Через минуту дверь гостиной тихо открылась, и появилась Императрица; она сказала мне, входя:

— Мое сердце угадало, что я найду вас здесь, и я поспешила прийти.

Она села, говорила со мной о моем здоровье и о необходимости для меня поехать на воды. Мы шутили над новой системой докторов, утверждавших, что сердце находится на правой стороне. Потом были упомянуты мои Воспоминания, и тон разговора переменился. Императрица соизволила мне сказать, что она очень довольна, что побудила меня предпринять эту работу. Мы говорили о том, что в них заключается, и после некоторой задумчивости она милостиво сказала:

— Боже мой, когда же мне можно будет видеться с вами свободно! Надеюсь, что скоро.

При этом вопросе я замолчала; почтительное молчание было единственным возможным для меня ответом.

Переговорив о наших рукописях, Ее Величество ушла раньше, чем, казалось, желала этого, из-за туалета к парадному обеду. Герцогиня выразила мне удовольствие, которое она испытывает, видя участие, принимаемое Императрицей во мне. Я осмелилась попросить у Ее Величества альбом с рисунками, нарисованными для нее четыре года тому назад. Она прислала мне его вместе с очень милостивой запиской, на которую я имела честь ответить, отсылая альбом, после того как я прибавила туда кое-что новое.

В день Пасхи Император пожаловал шифр моей младшей дочери.

Я говорила здесь о массе мелких событий, которые не могут интересовать всех; но не надо забывать, что я пишу не Мемуары, а Воспоминания, и те, которые относятся к Императрице, очень ценны для меня.

Никогда с безразличием не вступают вновь на тропинки, по которым проходили в молодости. У сердца есть также свои тропинки, по которым оно любит следовать. Чистые и справедливые чувства являются их образом, а их граница — наша смерть.

ПРИМЕЧАНИЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

¹⁾ Голицын Николай Федорович (1728-1780), генерал-лейтенант.

²⁾ Усадьба Голицыных Петровское под Москвой.

³⁾Голицын Иван Николаевич (1759-1777), князь, юнкер гвардии.

⁴⁾Голицын Федор Николаевич (1751-1827), князь, прозванный «любезным кавалером», позднее куратор Московского университета.

⁵⁾Шувалов Иван Иванович (1717-1797), обер-камер-гер, фаворит императрицы Елизаветы, основатель Московского университета и Академии художеств.

⁶⁾Репнина Наталья Александровна (1737-1798), урожденная Куракина, жена дипломата и военного деятеля времен Екатерины II князя Николая Васильевича Репнина (1739-1801). Статс-дама. Одна из ее дочерей, Полина, должна была выйти замуж за брата графини Головиной, князя Ф.Н. Голицына.

⁷⁾ Имеются в виду интимные собрания, проводимые Екатериной II в Эрмитаже.

⁸⁾Брюс Прасковья Александровна (1731-1786), урожденная Румянцева, жена графа Якова Александровича Брюса, Тверского губернатора. Статс-дама.

⁹⁾Голицына Дарья Алексеевна (1724-1798), урожденная княгиня Гагарина, жена князя Александра Михайловича Голицына (1724-1798). Статс-дама (1773).

¹⁰⁾Нелединская Анастасия Николаевна, жена действительного тайного советника Александра Юрьевича Нелединского-Мелецкого.

¹¹⁾ «Голицын Александр Михайлович (1718-1783), князь, одержал победу против турок при Хотине 17 сентября 1769.

¹²⁾Разумовекий Кирилл Григорьевич (1724-1803), брат фаворита императрицы Елизаветы Петровны; фельдмаршал и гетман Украины.