Его университеты

Справа стоит Галактион Табидзе; сидят Шалва, Оля, Мария Окуджава

«Дорогая Оля!

В моих планах партийной и культурной работы на строительстве Уралвагонзавода большое место отводится литературе, музыке. Я намереваюсь в ближайшее время организовать ряд литературных вечеров с приглашением Толстого, Антокольского, Тихонова и др. Очень, очень хотелось бы услышать голос всеми любимого Галактиона. Я собираюсь его пригласить в Н.-Тагил, чтобы его лирика звучала в Уральских лесах. Если удастся, то думаю пригласить Орджоникидзе, чтобы еще раз послушать стихи Галактиона.

Представляешь, какая будет радость?

13 сентября 1935г.

Н-Тагил»

Конечно, мечтам этим не суждено было осуществится.

Пока Ольга была с Галактионом, она могла как-то сдерживать Галактиона в рамках приличия. Она была ему и женой, и нянькой и другом. Но вскоре ее снова забрали, теперь уже навсегда.

«Светящийся глазок последнего вагона растворился в ночи, перед Галактионом все еще маячило за решеткой товарного вагона растерянное и бледное лицо Ольги... Высокий, слегка согбенный, напоминая обиженного подростка, Галактион долго еще стоял неподвижно, не в силах стронуться с места, хотя уже давно смолкли испуганно-сдержанные причитания, и спазматический кашель кого-то из провожающих. Медленно побрел, наконец, он вдоль товарной станции в сторону города...

Их комната, совсем еще недавно такая уютная и обжитая, теперь казалась нестерпимо пустой. Галактион подошел к буфету, нетвердой рукой налил в стакан водки. Из настенного зеркала глянуло на него его собственное, но такое незнакомое, без кровинки, лицо, с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами (шляпу он, видимо, обронил где-то по дороге). Каждая вещь в комнате напоминала о том, что здесь нет больше Ольги, Олюшки...».

(Нугзар Цховребов. Синие кони.)

Галактион Табидзе

« ...И кажется:

С ее глазами мгла

И песнь, и боль,

И месть мою взяла.

И вслед за ней вся жизнь моя ушла –

Из дому вышла и не возвратилась».

Галактион Табидзе

Он постоянно получал от нее письма, в которых она умоляла его ответить хоть на одно из них. Он отвечал, но его письма до нее не доходили, и она продолжала умолять его откликнуться и угрожала, что тоже перестанет писать ему.

Наконец, ее письма перестали приходить. Последнее ее письмо он получил в начале 1942 года, когда ее уже не было в живых. Теперь Галактион каждый день ходил в НКВД, носил ей передачи, спрашивал, когда ее выпустят. Там над ним посмеивались - он все время был пьяный.

.. .Существует легенда (а может быть и быль), согласно которой в марте 1959 года, когда Галактион лежал в больнице, к нему пришли незваные гости с предложением подписать бумагу, клеймящую Бориса Пастернака как изменника родины. Рассказывают, что вместо ответа Галактион, раскинув руки, как птица крылья, крикнул: «Я лечу к тебе, Оля» и выбросился из окна.

Булат часто навещал своего дядю Галактиона, показывал ему свои стихи, разговаривал о поэзии. Правда, навещать нужно было с раннего утра, пока Галактион бывал еще более или менее трезв.

Как-то Булат предложил Галактиону свои услуги в переводе стихов Галактина на русский язык.

« ...он спросил меня:

- А сколько строк в день ты сможешь перевести? Десять сможешь?

- Конечно!

- А двадцать?

- Конечно!

- А сто?!

- Смогу!

После этого он потерял ко мне интерес как к поэту».

На каникулах после четвертого курса Булат с Галиной побывали в Москве. В Москве жила тетя Булата, тетя Маня, единственная из всех братьев и сестер Окуджава, избежавшая репрессий. Там он снова увиделся и со своим братом Виктором.

Оставаться в Тбилиси после окончания университета Булату не хотелось, но в Москву путь ему был заказан, поэтому на распределении на вопрос, где бы он хотел работать, Булат написал: «в любом месте центральной части России».

Мария Окуджава

В 1950 году Булат с Галиной оканчивают университет и уезжают по распределению в Калугу. На этом тбилисский период жизни Булата Окуджава заканчивается. Жизнь ему преподаст еще много уроков, но это уже другая история.

«Ты веди нас по жизни строго,

жаркой молодости дорога,

чтобы не было на пути

ни расслабленности до срока,

ни отчаянья впереди...»