Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме?

Часов в 12 ночи Юровский разбудил Царскую семью. Объявил ли он им, для чего он их беспокоит и куда они должны пойти, — не знаю. Утверждаю, что в комнаты, где находилась Царская семья, заходил именно Юровский. Ни мне, ни Константину Добрынину поручения разбудить спящих Юровский не давал. Приблизительно через час вся Царская семья, доктор, служанка и двое слуг встали, умылись и оделись. Еще, прежде чем Юровский пошел будить Царскую семью, в дом Ипатьева приехали из Чрезвычайной комиссии два члена: один, как впоследствии выяснилось, — Петр Ермаков, а другой — неизвестный мне по имени и фамилии, высокого роста, белокурый, с маленькими усиками, лет 25–26. Часу во втором ночи вышли из своих комнат Царь, Царица, четыре царские дочери, служанка, повар и лакей. Наследника Царь нес на руках. Государь и наследник были одеты в гимнастерки, на головах фуражки. Государыня и дочери были в платьях, без верхней одежды, с непокрытыми головами. Впереди шел Государь с наследником, за ними — Царица, дочери и остальные. Сопровождали их Юровский, его помощник и указанные мною два члена Чрезвычайной комиссии. Я тоже находился тут.

При мне никто из членов Царской семьи никаких вопросов никому не предлагал. Не было также ни слез, ни рыданий. Спустившись по лестнице, ведущей из второй прихожей в нижний этаж, вошли во двор, а оттуда через вторую дверь (считая от ворот) во внутренние помещения нижнего этажа. Дорогу указывал Юровский. Привели их в угловую комнату нижнего этажа, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел подать стулья; его помощник принес три стула. Один стул был дан Государыне, другой — Государю, третий — Наследнику. Государыня села у той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки. За ней встали три дочери (я их всех хорошо знаю в лицо, так [как] каждый почти день видел их на прогулке, но не знаю хорошенько, как звали каждую из них). Наследник и Государь сели рядом, почти посреди комнаты. За стулом Наследника встал доктор Боткин. Служанка (как ее зовут — не знаю, высокого роста женщина) встала у левого косяка двери, ведущей в опечатанную кладовую. С ней встала одна из царских дочерей (четвертая). Двое слуг встали в левом (от входа) углу, у стены, смежной с кладовой.

У служанки была в руках подушка. Маленькие подушечки были принесены с собою и царскими дочерьми. Одну из подушечек положили на сидение стула Государыни, другую — на сидение стула Наследника. Видимо, все догадывались о предстоящей им участи, но никто не издал ни одного звука. Одновременно в ту же комнату вошли 11 человек: Юровский, его помощник, два члена Чрезвычайной комиссии и семь человек латышей. Юровский выслал меня, сказав: «Сходи на улицу, нет ли там кого и не будут ли слышны выстрелы?» Я вышел в огороженный большим забором двор и, не выходя на улицу, услышал звуки выстрелов. Тотчас же вернулся в дом (прошло всего 2–3 минуты времени) и, зайдя в ту комнату, где был произведен расстрел, увидел, что все члены Царской семьи: Царь, Царица, четыре дочери и Наследник — уже лежат на полу с многочисленными ранами на телах. Кровь текла потоками. Были также убиты доктор, служанка и двое слуг. При моем появлении Наследник был еще жив — стонал. К нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор. Наследник затих. Картина убийства, запах и вид крови вызвали во мне тошноту. Перед убийством Юровский раздал всем наганы, дал револьвер и мне, но я, повторяю, в расстреле не участвовал. У Юровского кроме нагана был маузер»

Как видно из текста, рассказ Медведева выглядит убедительно и совсем не похож на какой-то художественный вымысел. Вряд ли молодой парень из крестьян, волею случая ставший начальником охраны Царской семьи, смог бы придумать такие живописные подробности, как, например, подушки в руках у дам, или то, что Александра Федоровна попросила принести стулья.

Это рассказ свидетеля, который действительно видел то, о чем рассказывал.

Вопрос о том, можно ли строить обвинение в убийстве только на основании показаний обвиняемого, оставим пока в стороне, поскольку этот вопрос касается только юриспруденции и должен быть рассмотрен на суде, которого, как известно не было.

Отметим только некоторые странности в стенограмме этого допроса. С одной стороны, П. Медведев вроде бы рассказывает искренне, а с другой — он не помнит фамилии тех охранников, которых он расставлял в ночь с 16 на 17 июля 1918 года. Но когда следователь говорит, что по его данным у пулемета, рядом с комнатой, в которой происходил расстрел, находился А. Стрекотин, Медведев тут же вспоминает, что действительно фамилия этого охранника была Стрекотин. Медведев не помнит фамилию помощника коменданта, с которым он общался свыше двух недель, но когда следователь говорит, что его фамилия — Никулин, Медведев тут же вспоминает и подтверждает это, но когда следователь предъявляет ему фотографию группы чекистов и просит указать на ней Никулина, Медведев уверенно показывает на… Сахарова, хотя на этом же допросе он утверждает, что Сахарова он хорошо знает. Кстати, именно в этот момент родилась ошибка, переносимая различными писателями из книги в книгу, начиная от Дитерихса и кончая Радзинским, называющих Никулина «пулеметчиком».

«Пулеметчиком» называли Сахарова, но не за то, что он любил расстреливать арестованных из пулемета, а потому, что он ходил обвешенный пулеметными лентами.

Из протокола допроса П.С. Медведева следует, что Николай Александрович и его сын были одеты в гимнастерки, на головах у обоих были одеты фуражки. Государыня и дочери были без верхней одежды, с непокрытыми головами.

У Царской семьи были какие-то драгоценности, снятые с трупов после расстрела. В своих воспоминаниях другой участник описываемых событий, чекист М.А. Медведев, участие которого Павел Медведев скрыл, значительно позже, в 1954 году, уточнил, что это были бриллиантовые брошки, жемчужные ожерелья, обручальные кольца, алмазные булавки, золотые карманные часы Николая II и доктора Боткина и другие предметы.

В руках у великих княжон были подушечки, у Демидовой (по уточнению М.А. Медведева) были даже две подушки.

Сказано немного, но есть над чем подумать, особенно, если сопоставить данные, полученные при допросе П. Медведева следователем Сергеевым, и данные, полученные другими следователями, работавшими по этому делу.

Во-первых: подушки в руках великих княжон и две подушки в руках у Демидовой. Вряд ли они рассчитывали, что там, куда их ведут в два часа ночи, им удастся выспаться.

Более вероятным кажется предположение: они ожидали, что их повезут куда-то из дома Ипатьева на не слишком удобном для сидения транспорте (возможно, они видели или слышали подъехавший грузовик), и подушки собирались использовать для создания минимума комфорта при поездке). В этом случае объясняется наличие двух подушек у Демидовой — одна предназначалась для Александры Федоровны. В пользу этого предположения говорит и наличие фуражек на головах Николая Александровича и его сына.

Во-вторых: отсутствие головных уборов у женщин. По различным воспоминаниям известно, что Александра Федоровна никогда не выходила на улицу без шляпы и зонта. Что же заставило ее изменить этой привычке в два часа ночи, причем не известно было — когда повезут, куда повезут и зачем? К тому же в шляпах трех великих княжон, оставленных ими наверху, были драгоценности, зашитые еще при переезде из Тобольска.

В-третьих: следователь Соколов, сменивший следователя Сергеева, обнаружил в кострище остатки от синих дорожных костюмов. Позже, при допросе А.А. Теглевой, он установил, что эти костюмы застегивались поясом с двумя бархатными пуговицами, в которые были зашиты бриллианты. Следователь Наметкин, обнаружил распоротую бархатную пуговицу в комнатах на верхнем этаже, а не в костре.

Благодаря многочисленным современным публикациям можно восстановить историю этой распоротой бархатной пуговицы.

Рассказ о найденном в комнатах на верхнем этаже поясе с черными бархатными пуговицами содержится в воспоминаниях одного из охранников, участвовавших в разборе вещей Царской семьи, В.Н. Нетребина: «Один из товарищей, просматривая нательное белье, предназначенное и принадлежащее бывшим княжнам, со смехом тряс таковое. В белье он нашел пояс из черного бархата. Этот пояс был обшит пуговицами, тоже из черного бархата, но имеющий в середине что-то твердое, наподобие дерева… Через некоторое время товарищ, кинувший пояс, снова поднял его и разорвал на одной из пуговиц бархат. Вместо мнимого дерева оттуда сиял бриллиант. Мы все стояли как вкопанные, пораженные неожиданным раскрытием этих дьявольских хитростей».