Адмирал Д. Н. Сенявин

Однако (в 1787 году Россия не была готова к войне и не собиралась ее начинать. Турки по собственной инициативе тоже вряд ли начали бы в этот момент войну. Ыо за их спиной стояла Англия, которая направила свои устремления на восточные районы Средиземноморья и не желала допустить дальнейшего укрепления стратегических позиций России в Средиземноморском бассейне. Англичане стремились отбросить Россию от берегов Черного моря и потому, что извлекали большие выгоды из торговли с ней через Балтийское море. Перенос центра тяжести русской экспортной торговли с Балтики на Черное море мог нанести им немалый ущерб. Английские дипломаты способствовали развязыванию русско-турецкой войны. И летом 1787 года турки ее начали.

Потемкин, который узнал, что турецкий флот сосредоточивается у Варны, приказал Войновичу немедленно отправиться туда с Черноморской эскадрон и уничтожить неприятельские корабли. Но когда эскадра Войновича была уже в 40 милях от Варны, налетел жесточайший шторм. В результате фрегат «Крым», на котором ранее плавал Сеиявин, затонул, а линейный корабль «Мария Магдалина» -потерял все мачты и руль и был занесен в Босфор прямо в лапы к противнику. На корабле «Павел», которым командовал Ушаков, на флагманском корабле Войновича «Преображение господне», где находился в это время Сенявин, и на всех остальных кораблях эскадры было переломано по две — три мачты и причинены другие серьезные повреждения. И только величайшее упорство команд и искусство командиров позволило довести корабли до Севастополя.

Описывая эту катастрофу, постигшую русский флот в начале войны, Сенявии вспоминает детали, интересные для характеристики его взглядов.

Приказ Потемкина о выходе флота был получен в субботу 30 августа, а выход флота назначен на понедельник. Но по просьбе командиров кораблей Войнович отложил выход на сутки, так как понедельник «считался днем несчастным на всякое начинаемое дело». «Вот совершенное невежество и глупость русского предрассудка, — пишет Сенявин. — Если бы эскадра вышла в море в понедельник, она дошла бы до Варны и дала бы сражение до шторма, а из-за предрассудков эскадру постигло ужасное бедствие».

Шторм, в который попала эскадра Войновича в начале русско-турецкой войны, явился своеобразным оселком, на котором подверглись испытанию морально-боевые качества офицеров и матросов. Дмитрий Николаевич блестяще выдержал это испытание. Оценивая его поведение во время бури, Войнович писал: «Сенявин офицер испытанный и такой, каких я мало видел».

Сенявин в своих записках рассказывает о мужестве и стойкости, с какой команда «Преображения господня» в течение трех суток вела бой с разбушевавшейся стихией. Все это время люди не спали. Порой они совершенно выбивались из сил. Но даже в самые опасные минуты, когда гибель казалась неизбежной, моряки не теряли энергии и бодрости духа.

«У нас на корабле, — пишет Сенявин,—был... забавник— слесарь корабельный: мастерски играл на дудке с припезами, плясал чудесно, шутил забавно, а иногда очень умно. Люди звали его «кот-бахарь». Когда течь под конец шторма прибавилась чрезвычайно и угрожала гибелью, (я) сошел со шканец на палубу, чтобы покура-жить людей, которые из сил почти выбивались от беспрестанной трехдневной работы. Вижу, слесарь сидит покойно на пушке, обрезает кость солонины и кушает равнодушно. Я закричал на него: «Скотина, то ли теперь время наедаться, брось все и работай». Мой баха-рь со-окочил с пушки, вытянулся и говорит: «Я думал, ваше высокоблагородие, теперь-то и поесть солененького, может, доведется, пить много будем». Теперь, как вы думаете, что сталося от людей, которые слышали ответ слесаря. Все захохотали, крикнули: «Ура, бахарь, ура», все оживились и работа сделалась в два раза успешнее» ⁴.

Эпизод этот интересен потому, что живо воспроизводит образ одного из простых русских матросов. Вместе с тем этот эпизод показателен и для характеристики процесса становления Сенявина как военачальника и флотоводца. В грубом и унизительном обращении юнца офицера к матросу («скотина, то ли теперь время наедаться...») еще проступает барское отношение к мужику. Но за этой типичной для тогдашнего офицерства грубостью явственно видно подлинное восхищение Сенявина такими качествами русского матроса, как бесстрашная •веселость и умение мужественно и без 'паники встречать любое испытание.

В течение десятков лет Сенявин помнил матросов, с которыми начинал -и «проходил службу на Черноморском флоте. Об одном из них в «Воспоминаниях» рассказан любопытный эпизод, относящийся к 1787 году, когда Екатерина II путешествовала по Новороссийскому краю и Крыму. Обходя в Севастополе флот, Екатерина сказала матросам: «Как далеко я ехала, чтобы только видеть вас». На это загребной императорского катера матрос Жаров ответил: «От евдакой «матушки-царицы чего не может статься». Какой смысл был вложен в эту фразу? Тут можно было подумать о «монарших милостях» и «монаршем благоволении», но можно было подумать и о широко известном в народе распутстве царицы, и о кровавой расправе над пугачевцами, и об окончательном закрепощении (крестьян левобережной Украины. Матрос Жаров не был грамотеем, но его отнюдь нельзя считать простаком. Недаром он стал позже лучшим шкипером Черноморского флота. Загадочность его фразы, очевидно, объясняется не темнотой и безграмотностью, а лукавой хитринкой. «Как хотите, теперь так н разбирайте ответ матроса Жарова Екатерине, — предлагает Сенявин читателю своих «Воспоминаний».

Добавим, что точно такое предложение можно было бы сделать и по поводу некоторых высказываний самого Сенявина об императрице. Описывая помпезную встречу, подготовленную Екатерине Потемкиным в Кременчуге, Дмитрий Николаевич сообщает, что императрица «показала себя, как будто... была весьма обрадована» тем, что согнанный к ее дворцу народ »пел и плясал, демонстрируя «благоденствие» и «обеспеченную веселую жизнь». Об этой наигранной радости Екатерины Сенявин писал: «Вот какими безделицами мудрые цари приобретают себе любовь подданных своих».

Одобряет ли Сенявин подобные способы приобретения популярности или он иронизирует? Об этом должен догадываться сам читатель «Воспоминаний». Скорее здесь следует усмотреть иронию, чем одобрение.

Но не будем забывать, что «Воспоминания» писались через 25—30 лет после того, как происходили описываемые события. Критическое отношение к некоторым действиям самодержцев, развившееся у Сенявина в зрелом возрасте, вряд ли было свойственно ему в молодости. Во всяком случае слова одобрения, высказанные ему Екатериной в 1787 году, были восприняты им с восторгом. К началу руоско-турецкой войны 1787—1791 гг. Екатерина II была для Дмитрия Николаевича не на словах, а на деле обожаемым монархом. В этом смысле он ничем не отличался от подавляющего большинства дво-рян-офицеров. В то же время у Сенявина развивается несколько иное, чем у большинства офицеров, отношение к простым русским людям — матросам и иное отношение к безответственным и бездеятельным начальникам, переносившим на флот нравы и обычаи крепостнической усадьбы.

Ко времени русско-турецкой войны 1787—1791 гг.— первой войны, в которой участвовал Сенявин, он уже'проплавал десять кампаний на корветах, фрегатах и линейных кораблях. Сенявин приобрел опыт командования кораблем и опыт организаторской работы. Но с искусством морского боя он был знаком только по книгам и рассказам. Сейчас, когда разразилась война, Дмитрию Николаевичу предстояло проверить себя в настоящих боевых испытаниях.

ГЛАВА IV

«ИСКУССТВО ВОЕННЫХ ФЛОТОВ»

Когда Сенявин учился в корпусе, там обучали тактике по книге Павла Госта «Искусство военных флотов или сочинение о морских еволюциях». Автор этого произведения не был профессиональным моряком. Он был мона-хом-иезуитом и профессором математики в Тулонском королевском училище. Но Гост проплавал пятнадцать лет с Турвилем и другими французскими адмиралами, а главное, был незаурядным ученым. Он попытался осмыслить практический опыт флотов, теоретически обобщить его и облечь свои рассуждения в форму «полезных правил для флагманов, капитанов и офицеров».