За свободу Испании

Фашистские дипломаты — волки в овечьей шкуре, обвиняя во всех грехах нашу страну, в то же время неуклюже пытались оправдать военную помощь своих стран испанским мятежникам. В ход пускался лживый и смехотворный тезис о том, что Италия и Германия делают это ради защиты безопасности своих граждан, проживающих в Испании. Наш читатель вправе задать вопрос: чем же такие «доводы» отличаются от современных попыток США оправдать свои агрессивные действия против небольшой островной страны Гренады и других суверенных государств?

Вернемся, однако, к событиям в Испании осенью 1936 года. В один из пасмурных октябрьских дней наша команда отправилась поездом из Москвы в Севастополь. В четырехместном купе я оказался вместе со своими новыми друзьями — лейтенантом Алексеевым, старшим лейтенантом Герасимовым и капитаном Извековым. В вагоне было тепло и уютно, перед нами мелькали дачные подмосковные места, с каждым оборотом колес скорый поезд увозил нас все дальше от родной Москвы. Каждый невольно ощущал в глубине души щемящую грусть и волнение: кто знает, придется ли когда-нибудь вернуться домой? Но вскоре такое настроение исчезло, и все вошло в свою колею. Пассажиры начали втягиваться в дорожную жизнь. Николай Герасимов не давал скучать и грустить друзьям. Он смешил забавными анекдотами на злобу дня, шутками. Помалкивал лишь Михаил Алексеев, он был сумрачен, думая о чем-то своем. Оставил молодую жену накануне родов, хорошо ли она их перенесет, кого родит — сына или дочку? У Алексеева была достаточно веская причина остаться в Москве в связи с семейными обстоятельствами, но он этого не сделал, внял зову совести. Известие о том, что его жена благополучно родила первенца, придет к нему в Испанию позже, а пока он в каком-то трансе...

Вскоре наступает тишина, друзья укладываются спать. Они еще долго не уснут, предаваясь беспокойным мыслям об Испании. Мы едем в далекую, неведомую страну — на родину Мигеля Сервантеса, Франсиско Гойи, Диего Веласкеса — великих художников слова и кисти, в страну мужественного народа, едем, чтобы выполнить свой интернациональный долг...

В Севастополь наш поезд прибыл вечером. Команда добровольцев направилась в порт, ярко освещенный электрическими огнями. Заканчивал погрузку большой морской транспорт «Карл Маркс». Глубокие его трюмы были заполнены военными грузами. Севастопольские докеры работали быстро, четко, без шума и суеты. Портальные краны с кажущейся легкостью поднимали, разворачивали свои стрелы и спускали в трюмы тюки огромной тяжести. Слышались лишь отрывистые команды: «Вира помалу!», «Майна!» Район порта тщательно охранялся часовыми.

Задирали головы, наблюдая некоторое время за погрузкой судна. Многие из нас такую картину видели впервые в своей жизни.

— Взгляни, какая громадина этот корабль, высота не менее шестиэтажного дома, а длина почти целый квартал!

— Сколько же всякого добра может пойти на дно морское, если фашисты выпустят по транспорту хотя бы одну торпеду, — задумчиво произносит Алексеев.

— Типун тебе на язык, Миша, не накликай беду. Авось доплывем чин по чину,— отзывается Николай Герасимов.

И вот команда поднимается на борт. Слышен иностранный говор, певучее произношение незнакомых слов, моряки-испанцы красят трубы корабля, надраивают палубу, укладывают кольцами толстые морские канаты, чистят медные детали. Легкой морской походкой, тенью проскальзывают и куда-то исчезают лица судовой команды. Моряки заняты своими делами, им некогда обращать внимание на прибывших пассажиров.

Старший команды Яков Извеков куда-то вызван и, возвратившись, дает распоряжение собраться всем в кают-компании.

По трапу поднимается и направляется в кают-компанию пожилой человек в кожаном пальто-реглане. Держится уверенно и непринужденно, осматривая усталыми глазами собравшихся. Во всем его облике чувствуется интеллигентность, ум и воля. От него ожидаются какие-то особые слова, но говорит он просто, каждое его слово проникает в сознание людей.

— Товарищи! — обрашается он к нам.— Вы знаете, куда и зачем едете. Я имею поручение Центрального Комитета нашей партии и Советского правительства проводить вас в дальний путь и пожелать успехов в предстоящих делах. В этот путь вы отправляетесь не по приказу, а по своей доброй воле. Мы глубоко уверены, что вы с честью и достоинством будете представлять нашу Родину, советский народ за рубежом и, несомненно, выполните интернациональный долг помощи трудящимся Испании в их героической борьбе против фашизма. Наша страна, одна из немногих, решила оказать помощь республиканской Испании, но у нас имеется лишь один путь — море. Этот путь не безопасен, мы говорим вам об этом, дорогие товарищи, не скрывая суровой действительности. Вы, надо полагать, знаете из газетных сообщений о фактах морского разбоя подводных лодок и военных кораблей так называемой «неизвестной принадлежности». Нами будут приняты соответствующие меры для обеспечения безопасности вашего ответственного рейса. Но никто не может дать гарантии его полной безопасности. Все может случиться во время длинного морского пути... Вот почему я обращаюсь к тем из вас, кто, может быть, передумал отправиться в Испанию. Считаю необходимым также разъяснить, что ваша командировка в эту страну далеко не туристическая, вам это, очевидно, разъясняли на личной беседе у товарища Берзина, который скоро тоже прибудет в Испанию. Там идет самая настоящая современная война, гибнут люди. У вас есть еще время подумать, а следовательно, есть возможность покинуть это судно. Сейчас мы сделаем для этого небольшой перерыв.

...Мы расходимся, вопросительно поглядывая друг на друга: неужели кто-то из нас пойдет за чемоданом, а затем на выход? Время пятнадцатиминутного перерыва кончилось. Перекличка. Все на месте. На строгом, сосредоточенном лице человека, который вел с нами последний напутственный разговор, появляется добрая улыбка, и мы снова слышим его голос:

— Спасибо, товарищи, мне остается теперь пожелать вам счастливого пути, спокойной морской дороги и благополучного возвращения на Родину,— он смотрит на часы, делает прощальный поклон и выходит из кают-компании, провожаемый дружными аплодисментами отъезжающих.

Проходит еще несколько минут. Заработали мощные судовые двигатели, за кормой вскипела вода, и тяжело нагруженное судно медленно отплыло от берега. Оставшиеся на пирсе люди приветственно машут вслед ему руками. Морской транспорт, постепенно увеличивая скорость, покидает Севастополь и берет курс к берегам далекой Испании.

Старший команды добровольцев обходит каюты и доводит до всех инструкцию о порядке действий на случай перехвата или торпедирования нашего судна фашистами в море. В этом случае судно должно быть затоплено вместе с грузом. Перед этим мы вместе с судовой командой погружаемся на спасительные шлюпки. Паники не должно быть никакой. О потоплении позаботятся соответствующие люди, у них на этот случай имеется особая инструкция. При захвате в плен фашистами каждому из нас надо сохранить выдержку и вести себя с достоинством. Этими словами Извеков заканчивает ознакомление нас с инструкцией.

— Все ясно, товарищи?

— Ясно! — гудят наши голоса.

Каждый мысленно представляет всю эту процедуру в холодном открытом море...

Прошло несколько суток морского неспокойного пути. Идем осторожно, избегая по возможности оживленных морских путей. Прошедшей ночью наше судно остановилось, мы это почувствовали по заглохшему шуму двигателей. Выйдя на палубу, увидели, как преображается наш транспорт: моряки перекрашивали трубы, палубные надстройки. Под утро маскировочные работы были закончены, якорь поднят. Наш путь продолжался.

В Средиземное море вошли в напряженном ожидании непредвиденных событий. Море штормило. Огромные волны перекладывали судно с борта на борт. От качки страдали не только мы, сухопутчики, но и бывалые моряки, что было видно по их посеревшим, усталым лицам. Мы же с желто-зелеными физиономиями лежали, вытянувшись на койках, борясь с морской болезнью, выматывавшей все внутренности. Когда же шторм стихал и море успокаивалось, пассажиры собирались в кают-компании, делились впечатлениями о самочувствии, старались определить, где находится наше судно, какое расстояние остается еще до берегов Испании.