Мёртвая зыбь

Обескураженный Званцев решил подождать в ближнем холле, где можно было сесть.

Напротив кресла, где он устроился, была дверь с табличкой “М. В. Зимянин”.

Невысокий, невзрачный человек с папкой в руке торопливо прошел через холл, подозрительно взглянув на Званцева, и скрылся за этой дверью.

Конечно, секретарь ЦК КПСС не узнал автора темпераментной статьи о космосе, представленного ему в редакторском кабинете “Правды”.

Званцев понял, что он находится на этаже высших руководителей партии.

Следом за Зимяниным в холл почти вбежал коренастый человек с умным озабоченным лицом:

— Званцев, Александр Петрович? Прошу извинить меня. Не в моих правилах заставлять кого-либо ждать меня. Но невозможно было вырваться. Принимали руководителя Никарагуа на высшем уровне. Никак не вырваться. Только что кончилось.

— Да, я видел товарищ Зимянин прошел.

— Вы его знаете? — живо спросил Вольский.

— Виделись в “Правде”, но едва ли он меня помнит.

— Зато я вас хорошо помню. Пойдемте ко мне. В ногах правды нет.

— Разве мы встречались? — на ходу спросил Званцев.

— На страницах “Пылающего острова”. Я всегда хотел познакомиться с автором моего любимого романа. Хотите, я вам наизусть из него прочитаю?

— Я не рискну об этом просить. Я ведь насчет кардиостимуляции.

— Да да, конечно. Садитесь. Я приглашу сейчас заведующего экономическим отделом. Кстати, он тоже коллекционирует ваши книги. И вообще, как и я, фантастику. У меня неплохая библиотека.

— Был бы рад ее пополнить.

— Ловлю на слове. Авторским экземпляром?

— Конечно.

Вошел заведующий экономическим отделом. Вольский познакомил его со Званцевым и сказал:

— А теперь вернемся к нашим баранам. Вы подняли, Александр Петрович, важный вопрос о кардиостимуляции. Мы вынуждены были обратиться к медикам, а те кто в лес, кто по дрова. Одни тянут Кардиостимиуляторный центр в Москву, другие в Каунас, поскольку академик по этой части литовец. Но в части кардиологической промышленности Совет министров готовит постановление. Мы сейчас позвоним премьер-министру Тихонову, поздравим его с восьмидесятилетилетием. И спросим как дела со стимуляторами?

Он набрал номер на красном кремлевском телефоне (вертушке):

— Вольский приветствует и поздравляет от имени Константина Устиновича и всех у меня присутствующих с достижением оптимального делового возраста. Да он, наверное, и сам вас поздравит, но я делаю это по его поручению. У него сегодня трудный был день. Вождя Никарагуанского принимали. Немало обещали. А вам выполнять придется. Да уж не знаю как, вам виднее. На то вы и премьер, по западному говоря. А по-русски — премьер — всем пример. И еще интересуемся мы подготовкой постановления о производстве кардиостимуляторов, чтобы в мирное время нам потери людские, как в войну, не нести. Значит, подготовили? Это хорошо. Константин Устинович вас похвалит.

Вольский повесил трубку:

— Слышали, товарищи? Постановление ЦК я готовлю. Кардиологический центр. создадим. Пока не знаю где. Нет у москвичей единства. Чазов Григорова не жалует, а литовцы тем временем нажимают. Но вас. Александр Петрович, должно удовлетворить, что лед тронулся, движение воды вы вызвали.

И затем разговор перешел на литературную тему, заняв больше времени, чем было посвящено стимуляторам.

Расставшись со своими, захваченными на всякий случай, книгами, подаренными собеседниками, Званцев покинул здание ЦК.

Постановление ЦК и Совета министров CCCР вскоре вышло, одновременно обрадовав и огорчив Григорова. Почему Каунас, а не Москва?

Званцев вырос в его глазах. Тем более, что Вольский выполнил просьбу Званцева и дал указание выделить клинике Григорова санитарную машину.

Но так как Григоровское отделение не было самостоятельным, а входило в Кардиологический центр, то машину забрал Чазов. И Званцев ходил к нему отстаивать интересы Григорова.

Чазов благожелательно принял его, уверяя, что крайне заинтересован разработкой подкожной электростанции, но когда речь зашла о выделенной Григорову санитарной автомашины, пришел в ярость.

— Я могу полсотни таких машин получить для наших нужд. И таких Григоровых у меня человек шестьдесят!

— Я согласен, что вы можете это сделать. У меня меньшие возможности, но мне удалось через ЦК добиться выделения одной санитарной машины для вашего подразделения, возглавляемого Григоровым.

— Я не уверен, что оно останется в составе Кардиологического центра и вряд ли кто возьмет на себя такую обузу.

— Я поговорю об этом в ЦК, — пообещал Званцев.

— Во всяком случае, я желаю успеха в вашей разработке. Мы ценим инженеров в медицине, — говорил Чазов на прощание.

А с разработкой подкожной миниЭС дело обстояло неважно.

Не просто оказалось использовать непроизвольные движения человека, если он болен и лежит без движения.

Пришлось перейти на использование движений грудной клетки при дыхании.

Но самым тяжелым была западная конкуренция.

Если первые заграничные шесть аппаратов были рассчитаны на два года, а у Танюши проработали и того меньше, и ей повторно поставили уже новые с патентованными батарейками на пять лет, то рекламировались уже конкурентные стимуляторы на 7 — 10 лет. И за этот срок состарится вся электронная схема стимулятора, и он уже не будет нуждаться в “самоподзаводе”, как испорченные часы на руке.

Наиболее тяжелым было то, что Званцев в своей творческой группе остался один. Сначала умер бесценный помощник Зелик Львович Персиц, но главное, скончался Григоров, попав пациентом в Кардиологический Центр Чазова. Человек, посвятивший жизнь борьбе с сердечным недугом, сам умер от сердечного приступа.

И никто из медиков не брался заменить его в изобретательстве. А без медицинской стороны продолжать разработку стало бессмысленным.

“Не все на свете удается, не все сбываются мечты”.

Но кардиостимуляторы стали производиться в нашей стране. И уже не в одном-двух центрах их имплантировали, а во многих больницах столиц и городов.

Отделение покойного Григорова заботой Званцева вошло в состав Института хирургии имени Вишневского, и занимало целый этаж в тридцатом корпусе четвертой Градской больницы.

И в кабинете руководителя Московского Центра кардиостимуляции доктора Андрея Михайловича Жданова висел портрет основоположника кардиостимуляции в нашей стране, покойного заслуженного деятеля науки профессора Сергея Семеновича Григорова.

Глава шестая. Ноктюрн

Не развлеченье шахматы, а искра,

Что вызовет пожар ума без риска.

Спустя много лет после первого приезда постаревший Костя Куликов снова был у своего друга Саши Званцева. На этот раз в Москву его привела стенокардия. И после долгой разлуки, верные своей Белорецкой традиции, два старика прежде всего сели за шахматы и сыграли вничью очередную партию. Костя встал и прошелся по кабинету:

— Уф! Тяжко, старче, играть с шахматным композитором. Играешь и ждешь, что он выкинет какой-нибудь сверхъестественный фортель. Вроде, как с шахматным колдуном играешь.

— Если говорить о колдунах и волшебниках, то вот посмотри на этот фотопортрет, что висит на стене ниже Танюшиного.

Костя поправил очки и вплотную подошел к фотографии.

— Тебя вижу с кем-то. Где это вас сняли и по какому поводу?

— В Кремле. В Георгиевском зале во время Всесоюзного съезда изобретателей.

— То, что ты изобретатель, знаю, но про съезд ты ничего не писал.

— Ну, как же! Я ведь один из организаторов Всесоюзного общества изобретателей, бессменный член редколлегии журнала “Изобретатель и рационализатор”. Мы совместно с полярным летчиком Героем Советского Союза Мазуруком написали письмо научных деятелей в правительство и ЦК партии о необходимости создания такого общества.

— Ну, тебя понятно надо было запечатлеть. Но кто, старче, твой собеседник?

— Он, друже, имеет на это право неизмеримо больше, чем я. Это волшебник!