Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

регулярно посещать его кабинет в течение двух недель, я не обратил

внимание.. Мне нужно было работать над диссертацией, а не выполнять

стандартные советы врача...

Думаю, что ничего случайного в жизни (особенно в таком большом и

строгом городе, как Ленинград) не случается. И происшедший со мной

малоприятный “дорожный эпизод” следовало рассматривать как серьезное

“знаковое” предупреждение судьбы. Но я не понял ее тревожного сигнала

и постарался побыстрее забыть и металлический прицеп, и удар по

голове, и визит к врачу. Лишь позже я понял, что мне следовало надолго

запомнить и серьезно понять это загадочное, беспокойное происшествие..

.В начале апреля со мной случилась более серьезная “неприятность”.

Вечером, возвращаясь из “публички” в общежитие, я попал под бешено

мчавшийся по Невскому проспекту мотоцикл, водитель которого не

258

обращал внимания на. сигналы светофора.. Результат сильного удара -

поврежденные ребра, перелом “со смещением костей” левой ноги

Дальше - известное: больничная палата - на несколько месяцев...

Родителям о своей беде я не сообщил. Зачем им лишнее беспокойство? У

них своих дел и забот без меня хватает. Да и чем они могут помочь мне?..

Написал коротко Оле, стараясь не пугать ее. Письмо получилось несколько

легкомысленным: из него можно было сделать вывод, что не следует

придавать серьезного значения случившемуся. Любимая, узнав о моем

несчастии и больнице, собралась ехать в Ленинград - поддержать меня,

ухаживать за мной.. Но быстро выяснилось, что выполнить “план

спасательной операции” невозможно: маленькая дочка требовала

постоянной заботы; институт с его лекциями, лабораторными заданиями и

весенней практикой нельзя было оставить и пр.

Я был уверен, что врачи быстро “поставят меня на ноги”, что все мои

беды продолжатся не более двух - трех недель, что я возвращусь в

общежитие и “публичку” и продолжу работу над диссертацией.. Ведь

строгая и непонятная судьба уже произнесла свое жесткое слово, и оно

вряд ли еще раз прозвучит надо мной...

Сломанные ребра, гипсовая повязка на левой ноге, две операции,

постоянная боль, ежедневные процедуры, больничная палата на

протяжении трех месяцев - все это заставило меня отложить выполнение

“программы своих желаний и обязательств” до поздней осени.

Лишь в начале июля врачи разрешили мне покинуть больницу. И я

сразу же улетел в Уральск, где пробыл около двух месяцев. Там каждую

неделю ходил к врачу, занимался - под руководством медсестры Кати,

моей родственницы, - лечебной физкультурой, принимал какие - то

таблетки, отдыхал... Медленно, тяжело передвигался с помощью костылей.

Рядом со мной постоянно - Оля и дочка.. Они вылечили меня своей

любовью, душевной теплотой и заботой.. . “Подняли на ноги” - в прямом

смысле . В родительском доме я рассказал о весенней “истории”. Мама

(было видно по ее лицу) обиделась: она не могла понять причин моего

долгого “письменного” молчания: “Не хотел, говоришь, тревожить? А мы

как будто не беспокоимся каждый день, когда думаем, как ты там, в чужом

городе, живешь один ?..” С большим трудом удалось успокоить

родителей: пообещал, что больше такого не произойдет….

С братьями встретился лишь в конце августа: они более полутора

месяцев жили в одном из дальних колхозов. В очередной раз оказывали

“практическую помощь труженикам села”. Студенты (Владимир был

руководителем группы) выполняли самую разнообразную работу: их часто

“бросали” туда, где возникала “сложная производственная ситуация”...

Загоревшие, с почерневшими лицами братья весело рассказывали о своей

259

сельской жизни. Было видно, что они довольны поездкой в незнакомые

места и своеобразным “отдыхом” - без привычных занятий в институте..

Но отец, как обычно, насмешливо говорил о работе своих взрослых

сынов в колхозе: ” Тоже мне работнички нашлись... Вы же ни черта не

знаете... Ничего серьезно делать не умеете. Землю не понимаете... Да что с

вами говорить?..”

…Поздней осенью, выдержав еще одну операцию в ленинградской

больнице, я почувствовал себя совершенно здоровым: трость (перед

отъездом из Уральска отказался от костылей), с которой ходил почти три

месяца, потерял неизвестно где и не стал искать Что ж, печальная история

завершилась для меня, можно сказать, вполне благополучно...

... Заведующий кафедрой предложил мне обратиться в деканат

факультета с просьбой о “продлении” учебы в аспирантуре (на три -

четыре месяца). Но я не согласился с Игорем Петровичем (чем, кажется,

обрадовал его) и отказался писать такое заявление: надеялся закончить

работу над диссертацией в положенный срок, через год. Я понимал, что

придется работать более напряженно, чем раньше, но надеялся на свои

силы и терпение.. Да и выбора у меня уже не было. .Так что следовало не

только написать диссертацию, но и защитить ее на заседании Ученого

Совета. Одновременно с моими товарищами. - аспирантами... Нужно

только более настойчиво и энергично, чем раньше, работать ... Не стану

жалеть себя...

9

На рубеже уходящего и нового (1955-го) годов в нашем доме

произошло давно ожидаемое мамой радостное событие: старший сын

признался, что намерен жениться. Бывший любитель веселых встреч и

шумных танцплощадок в “Кзыл - Тане” и доме Карева, он многие годы,

равнодушно - спокойно слушал известные советы и просьбы родителей

подумать о своем будущем: “О чем и зачем говорите?.. Кого надо искать?..

Найдется - в свое время... Как положено... Не рано, но и не поздно...”

Первые годы учебы в институте давались Владимиру нелегко: ему

пришлось возвращаться к некогда известным, но уже забытым

грамматическим правилам и литературным произведениям, основательно

изучать и анализировать новый, сложный (для него) “материал” (“нельзя

получать на экзамене “удочку”, - потеряешь стипендию...”). Нелегким

(даже для опытного комсомольского “деятеля”) дополнением к лекциям и

семинарам стали многочисленные и разнообразные “общественные

нагрузки”: член партийного бюро, он “курировал” работу комсомольской

260

организации

факультета,

постоянно

встречался

с

деканом

и

преподавателями, присутствовал на заседаниях парткома института и на

собраниях... Брата увлек общий дух поиска и споров в шумном

студенческом коллективе: ведь после смерти Сталина советские люди

(особенно молодежь) жили в ожидании серьезных перемен в жизни

страны. Как член партии Владимир был обязан “направлять” инициативу

студентов по “верному пути”: находить для них “нужные” и “правильные”

дела, предлагать “идеологически ясные решения”, сдерживать “горячие

головы”. Видимо, уже тогда брат чувствовал, что судьба готовит ему

беспокойный жизненный путь - на долгие годы...

Отец, смирившийся с учебой своих “ребят”, как всегда, выражал

недовольство тем, что они возвращаются домой поздно. Теперь он редко

видел их рядом с собой, за обеденным столом и еще реже слышал их

деловые предложения и обещания, связанные с работой и порядком во

дворе и доме . Обижался на невнимание взрослых детей: “Вас там бибикой

с салом угощают? Поэтому домой не торопитесь?..“ “Бибику” ( “дурная,

бедная пища”, “остатки или выжимки при выделке растительного масла.., “

- В. Даль) братьям никто, конечно, не предлагал, но у каждого находились

различные, но одинаково “серьезные” и “срочные” дела....