ДЕСЯТЬ ЛЕТ И ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ

Следующий конвой SC-121 проскользнул мимо подлодок незамеченным, несмотря на то что были выполнены все необходимые маневры, чтобы помешать ему это сделать. Только когда конвой достиг точки в 90 милях к северо-востоку от подлодок, его заметили с одной из лодок. И снова подводные лодки оказались в хвосте конвоя, который рассчитывали атаковать. С этим ничего нельзя было поделать. Несмотря на неудачную попытку догнать конвой НХ-227, я приказал начать преследование SC-121.

На этот раз удача от нас не отвернулась. Сильное волнение, туман, а также периодически налетавшие заряды снега и града разбросали суда конвоя. Подлодкам удалось догнать и потопить 13 судов (62 198 тонн) и повредить еще одно.

9 марта командование подводного флота получило информацию от службы Б – точные координаты конвоя НХ-228, идущего на восток. Он находился в 300 милях от района, где развернулась группа наших лодок «Новь». Основываясь на имеющемся опыте, мы предположили, что противник засек группу «Новь», которая несколько суток шла в западном направлении, поэтому конвой предпримет обходной маневр, чтобы оказаться за пределами ее досягаемости. В связи с этим я немедленно перебросил группу на 120 миль севернее. Тут я ошибся. На следующий день конвой спокойно проследовал мимо южного конца патрульной цепи. Если бы я не переместил лодки, конвой угодил бы прямо в ловушку. Что ж, в шахматной игре можно сделать и неверный ход. А попытки поставить себя на место противника и предугадать его действия далеко не всегда бывают удачными. Конечно, возможно, мой английский оппонент понял, что я, вероятнее всего, сделаю, и поэтому позволил конвою следовать прежним курсом. Он ведь тоже старался просчитывать действия на несколько шагов вперед. Но ничуть не менее вероятно, что в условиях жестокой непогоды противник просто-напросто не обнаружил подводных лодок.

Как бы то ни было, а подлодки теперь располагались значительнее севернее конвоя и быстро приблизиться не могли. Из этого конвоя было потоплено только 4 судна (24 175 тонн). В этом бою отлично проявил себя капитан-лейтенант Тройер, который и раньше уже неоднократно демонстрировал отличную работу. Во время атаки из подводного положения его подлодка едва не была уничтожена. В журнале боевых действий имеется следующая запись:

«10марта 1943 года. 30° з. д., 51° с. ш. Двигаюсь под прямым углом к курсу противника. Всплыл, как только последний появился из снежного шквала. Вышел на прекрасную позицию в середине конвоя. Выпустил одну торпеду, которая не взорвалась. Вторая торпеда, выпущенная с расстояния 3100 ярдов, попала в цель.

21.31. Выпустил две торпеды по двум крупнотоннажным судам. Первая торпеда попала в цель. Судно взорвалось и исчезло в огромном облаке пламени и дыма. Стальные листы летали в воздухе, как обрывки бумаги. Судя повсему, произошел взрыв боеприпасов.

Вскоре после этого отмечено попадание в корпус еще одного судна, которое тоже взорвалось. Судно ушло носом в воду. Тяжелые осколки ударяются в перископ, который стало трудно поворачивать. В отсеках лодки слышен грохот. Ушел на глубину, затем снова всплыл под перископ, увидел взрыв торпеды.

Цель для торпеды из 3-й трубы – современный 5-тысяч-ник с двойными мачтами – дал полный ход назад, чтобы не врезаться во взорванное судно. Выстрел был сделан наугад. Перископ отказал, я ничего не видел. Было только слышно, как на нас сыплются обломки. В лодке стоял ужасный шум. Создавалось впечатление, что мы находимся под обстрелом. Ясно слышал, что судно затонуло, затем наступила относительная тишина. Попытался опустить перископ, чтобы очистить линзы. Он опустился на 5 футов и застрял. Очевидно, погнулся. Акустики доложили, что слышат шум винтов эсминца, идущего на высокой скорости. Снова поднял перископ. Почти ничего не увидел. Затем я сам, без всякой акустической аппаратуры услышал шум винтов приближающегося эсминца и приказал срочно нырять и полный вперед. Глубинные бомбы – 2 серии по четыре – взорвались довольно близко. Течь из люка боевой рубки. Внутрь начала поступать вода. Лодку несколько раз подбросило, после чего она стала погружаться».

Во время этого сражения старший офицер эскорта на корабле «Харвестер» потопил «U-444» (командир Лангфельд). При таране «Харвестер» сам получил серьезные повреждения и не смог уклониться от торпеды, пущенной с «U-432» (командир Экхарт), которая и отправила его на дно вместе со старшим офицером эскорта. «U-432», в свою очередь, была потоплена корветом «Аконит». Эта история – «хороший пример безжалостно наносимых друг другу ударов, что было отличительной чертой сражений» (Роскилл. Война на море. Т. 2. С. 365).

14 и 15 марта подлодки, участвовавшие в этом бою, находились в районе 20-го меридиана и прочесывали морское пространство в западном направлении. Мы ожидали очередной конвой из Галифакса – НХ-229, который, судя по перехваченной информации, находился к юго-востоку от мыса Рейс и следовал курсом 89°.

14 марта мы получили расшифровку еще одного перехваченного сообщения. Сиднийский конвой SC-122 13 марта в 20.00 получил приказ по достижении указанной точки изменить курс на 67°. Сообщения оказались очень кстати. Оставалось только в очередной раз пожалеть об огромных преимуществах, которые мы могли бы иметь в этой войне, если бы у нас была собственная разведывательная авиация.

Теперь важно было как можно быстрее приблизиться к этим конвоям. Одна из групп подлодок тут же была направлена к самому восточному из конвоев – SC-122. Вечером следующего дня в условиях жесточайшего шторма с одной из подлодок заметили эсминец, идущий на восток. Мы предположили, что это часть эскорта конвоя SC-122. Однако поиски конвоя оказались безрезультатными. Лишь на следующее утро на юго-востоке был замечен конвой. Сначала мы решили: это и есть конвой SC-122, поскольку получили расшифрованное сообщение, что конвой из Галифакса не лег на курс 89°, а следует в северном направлении под прикрытием восточного побережья Ньюфаундленда, явно имея целью обойти район расположения подводных лодок.

Но очень скоро стало ясно, что сообщение не может быть правильным. Возможно, оно было отправлено в качестве дезинформации. В действительности обнаруженный нами конвой оказался конвоем НХ-229, с которым первый контакт был установлен 16 марта. На следующую ночь в поле зрения попал другой конвой, находящийся в 120 милях к востоку, это и был тихоходный конвой SC-122. Более быстроходный конвой НХ-229 догнал конвой SC-122, после чего они объединились.

38 подлодок (3 группы, 3 «волчьи стаи») набросились сначала на конвой из Галифакса, затем на конвой из Сидни, а потом уже на общую массу судов. В ночь с 16 на 17 марта – первую ночь сражения – у конвоев не было воздушного прикрытия, и подлодки этим не преминули воспользоваться. Хотя светила полная луна, то есть для атаки на поверхности было слишком светло, подлодки сумели потопить 14 судов (90 000 тонн).

Начиная с раннего утра 17 марта конвоям было обеспечено постоянное воздушное прикрытие, да и эскортные группы были значительно усилены. Стояла неустойчивая погода. Периоды затишья и относительно неплохой видимости сменялись штормами, принесенными яростными северо-восточными ветрами.

Сражения продолжалось и днем и ночью с 16 до 19 марта. Подлодки наносили удары, на которые немедленно следовали ответы кораблей эскорта и авиации противника. 19 марта подлодка «U-384» (командир фон Розенберг-Гружински) была потоплена атакой с воздуха. Почти все лодки получили хотя бы небольшие повреждения от взрывов глубинных бомб, две из них были повреждены серьезно. Но все равно успех был впечатляющий. В общей сложности подлодки потопили 21 судно (141 000 тонн) и один корабль эскорта. Несколько судов получили повреждения. Это был, пожалуй, самый большой успех, когда-либо достигнутый нами в операциях против конвоев, или, по словам Роскилла, «настоящая катастрофа для союзников» (Война на море. Т. 2. С. 366).

Поражение произвело глубокое впечатление на специалистов британского адмиралтейства, которые позже заявили, что «немцы никогда еще не были так близки к тому, чтобы прервать сообщение между Новым и Старым Светом, как в марте 1943 года».