Море житейское

кашляет.

- Кашляю, аж башка трясется, чего-то соседку, в коммуналке была, вспомнил. Бабка старая-старая, мохом обросла. Меня воспитывала. И всегда: «У меня внук майором работает». А я ей: «Как ты посмела до Октябрьской революции родиться?»

- И чего ее внук? - интересуется лысый.

- Внук? Какой внук? А-а. Да я его и не видел.

И опять курят и напряженно молчат.

Серега возвращается и докладывает:

- Прямо сюда взносы притащит. Говорит: принесу, но пить все равно не буду.

- И пусть не пьет, нам больше! - говорит лысый.

- Да куда он денется, - хладнокровно говорит старший.

Начинается интересный спор: будет Сенька пить или не будет. Спорят, конечно, на бутылку.

Замечают среднеазиатского дворника, который все это время подметает двор, делая сидение кампании более комфортным. Мужики, ожидая Сеньку, это тоже обсуждают.

- Мети, мети, - говорит лысый. - Чурки гнали нас из республик, гнали русских, и что? При Мишке и Борьке, вспомните. Гнали, глотали суверенитет. Наглотались, теперь отрыжка пошла, в Россию просятся. Вон, вишь, за метлу уцепился. И боится, чтоб не отняли. Казах, что ли? Узбек, наверное. Туркмены, таджики - те дома больше сидят.

- Сюда Кавказ прет, - говорит Серега. - Грузины мимозу возили да гвоздики, сейчас криминал. Татар в Москве полно, Молдавия. А уж азе-ры эти все рынки захватили. Украина наловчилась других доить. Если что, они и армянок на хохлушек переделают. Где хохол прошел, там двум евреям делать нечего. Евреи вообще нас задушили.

- Да не евреи, жиды. Евреев уже не остается, - говорит лысый. -Москва им медом намазана. Всегда в нее ползут.

- Ползали раньше за невестами, - вставляет Серега. - У Пушкина вон помещица Ларина повезла Татьяну Ларину в Москву, «на ярмарку невест». И генерала отхватила.

- Да мы-то что, выдержим, - продолжает лысый, - не впервой последнюю рубаху отдавать. А вот в Европу Азия пошла как саранча. И главное - молодежь прет. Думаю, это же от армии, это же дезертиры. Родина у них в опасности, а они в Европу.

Старик поднимает голову. Видно, что он мучается сильнее других:

- Вы или в самом деле дураки, или притворяетесь. Это же готовится третья мировая война против России. А с востока идет желтая демография.

- Чувство родины убито, - объясняет лысый. - Это главное и даже в украинском вопросе. Бросить родину - срам! Если родине плохо, почему мне должно быть хорошо? Но Россию не одолеть. Если что с Россией случится, то всем остальным будет еще хуже.

- Да где этот Семен? - вопрошает старик. - Дайте еще сигаретку.

Руки у него трясутся, долго прикуривает. Жадно затягивается:

- А если вот так пить будем, так и русских не останется.

- Куда ж мы денемся?

- Как куда, туда! - Старик тычет рукой, показывая вниз, на усыпанный окурками асфальт.

- И что такого? - спрашивает лысый. - Там еще лучше. Уж где-где, а в Царстве Небесном только русским и рады. А жизнь, между прочим, безконечна.

- А про детей не думаешь? Про внуков? Что, и им жить в такой Москве? Нет, ребята, господа-друзья-товарищи, надо, надо нам в Нижний!

- С чего в нижний? Давай уж в верхний.

- Какой верхний? Я говорю, в Нижний Новгород! Оттуда пошло ополчение. Россию спасали от иностранщины. Вся надежда на Нижний. У меня предок в ополчении был. Моя прапра какая-то бабка все драгоценности отдала.

- Все равно бы ты пропил, - поддевает Серега. - Ваше поколение слиняет, совковое, жизнь наладится.

- Не гони седых, - говорит старик, - придут рыжие.

- Пьем, да не больше некоторых! - Лысый хочет договорить. - Не те, конечно, нынче нижегородцы, их горьковчане подпортили. Надо знаете что? Надо восстановить гордость русского человека. Надо напомнить, что все в мире создано гением русского ума.

- Тебя еще не звали на трибуне выступать? - насмешливо говорит Се-рега. - Ты и Жириновского переговоришь. Надо нам эту власть валить. Майдануть ее. Коррупционную.

- Тьфу, - плюется старик, - дурак ты и не лечишься. Болотник ты, больше никто. Валить ее для кого? Для окончательного ворья? Для жи-довни? Вы что, не видите, что все, кроме русских, с ума сошли? Да на эту нынешнюю власть молиться надо!

- Именно! - восклицает лысый. - Я хоть в церковь не хожу, но священников слушаю. Не политиков же слушать. Священник говорит: вы молитесь, чтоб вам лучше стало? Да вы молитесь, чтоб хуже не было!

Появляется Сенька. Издалека победно вздымает сумку. Подходит дворник, показывает, что надо тут подмести.

- Успеешь. Вначале выпей.

- Не могу, нельзя, - отговаривается дворник.

- Как это нельзя? Ты же в России! Ты куда заявился? Ты почему неподготовленным приехал?

Но выпьет ли дворник, выпьет ли Сенька и кто выиграет пари, мы не знаем. Компания оживилась, ей сейчас хорошо, ей сейчас не до России.

РАССТРЕЛ

Бесовщина в том и состоит, чтобы прикидываться святостью. На праздник Рождества Богородицы, ни раньше, ни позже, началось противостояние, логически рассчитанное на переход в братоубийство. Дни противостояния вспоминаю как фильм ужасов: русские избивали русских. То-то было счастья бесам, сидящим у телевизоров, наблюдать бойню. ОМОН был особенно жесток, некоторые надевали черные тряпки на лица, но в основном лупили в открытую.

Думаю, что я нагляделся на всю жизнь. Вот женщина, ее волокут за ноги по булыжнику Красной Пресни, вот мужчина, седой, старый: «Сынки, сынки, я ж воевал, сынки!» И его бьют «сынки». Тут и заграничные прозрачные щиты, тут и запах «черемухи»... Вот уже и кровь -мужчине щитом рассекли лицо.

Где вы, фонды и партии, ассоциации и движения, куда делись? Где ваши громокипящие программы и уставы, где гром оваций ваших съездов и конференций? Все было болтовней и трепом сытых амбиций. Чего ж вы склоняли имя России на все лады, где теперь те щели, куда вы забились? Да выползете небось к выборам, тут вам, при вашем честолюбии, не устоять. И оппозиция у нас будет на диво. Скажет один федеральный думец: «Президент - хороший реформатор», но тут же выскочит оппозиционер и смело заявит: «Я категорически не согласен: президент не просто хороший, он очень хороший!» Вот какая будет оппозиция.

Русские стояли против русских. Русские оскорбляли русских. Из-за политиков?

Да. Чугунными лбами уперлись политики, разделяя людей.

Ночь перед расстрелом Дома Советов была ознаменована приходом демократов на защиту Моссовета. Этот Моссовет сами же они разгонят через два дня, а пока создавали кукольные баррикады, одолеть которые мог бы молоковоз. Жители близлежащих домов радостно валили с балконов ненужное старье, также волокли мусорные контейнеры на колесиках, стаскивали елочки и липы в деревянных кадках, но в основном пили и закусывали. Утром пустая заграничная тара гремела и звенела под ногами. Но тщетно старухи пытались отыскать бутылки на сдачу, нет, кооператоры поили нестандартным пойлом. Очень гуманитарно помогал Запад тем, кто калечил Россию. На улицу вывели динамики, визжало радио «Эхо Москвы». Дураки слушали.

Утром по этому радио сказали, что шесть военно-полевых кухонь повезли завтрак защитникам Красной площади. Я пошел посмотреть. Нет, кухонь не было, как и защитников. Баррикады, опять же игрушечные, топорщились у Исторического музея и у собора Василия Блаженного. От «Белого дома», который вскоре почернеет, слышались выстрелы. Знатоки говорили: «БМП... А это БТР». У мавзолея сменился караул. Но не примаршировала смена от Спасских ворот, а вышла из-за мавзолея, от бюстов Сталина и Калинина. Вышла без карабинов, взяла их у тех, кто отстоял, и встала на их места.

Как-то все в Москве сразу запаршивело и опаскудилось: мусор никто не вывозил, транспорт в центре лихорадило. Люди шли пешком.

Думаю, что пропускали к Дому Советов специально, чтобы одно из двух: или увеличить число убитых, или загородить храбрую технику, обстреливающую прямой наводкой здание. Приученная демократическим телевидением к непрерывным зрелищам убийства толпа как-то не воспринимала, что убийство идет не в кино, а всерьез. Когда стали бить тяжелые орудия танков, вот тут многие поняли: в сегодняшней России может быть все что угодно, в ней нет закона, есть сила; нет права, есть оружие. Пулеметные и автоматные очереди сливались в небывалый барабанный бой, близкий свист шальных пуль заставлял приседать даже отчаянных. Когда тащили раненых, а может, убитых, к ним особенно прытко неслись телеоператоры.