Воспоминания об Александре Грине

- Ваш поезд куда уходит? - спросил Грин.

- В Петроград, - угрюмо ответил врач.

Александр Степанович попросил осмотреть его. Внимательно прослушав больного, врач буркнул: «Туберкулез», - и приказал санитару вымыть, остричь и положить Александра Степановича на койку.

Через час Александр Степанович в чистом белье лежал в чистой постели.

Ночью поезд двинулся. Александр Степанович спал мертвым сном. Остановка в Великих Луках, - врачебная комиссия. Александр Степанович получает двухмесячный отпуск по болезни. Довезли до Петрограда. Жилья нет, все живут холодно и голодно. Александр Степанович ночует то у тех, то у других знакомых. Температурит. Больницы переполнены. Температура сорок. Боясь умереть, как многие тогда умирали, на улице, он идет за помощью к М. Горькому и просит устроить в больницу. Горький дает записку к коменданту города. Александр Степанович попадает в Боткинскую больницу 3, у него оказывается сыпной тиф.

Горький прислал хорошее письмо, белого хлеба и меду, а много месяцев спустя, в конце 1920 года, когда был организован ЦКУБУ - Центральный комитет по улучшению быта ученых, - вспомнил о нем снова и зачислил на академический паек и в общежитие Дома искусств.

Выздоровев от сыпного тифа, Грин оказался в очень тяжелом положении. В драной шинели, и5стощенный и бесприютный, бродил он по Петрограду, разыскивая

PAGE 324

знакомых, чтобы переночевать или просто отдохнуть несколько часов.

Питер в те годы голодал и холодал, почти все жили скученно и если не голодно, то впроголодь. Как-то Александр Степанович пришел к знакомым, где рассчитывал переночевать, а у них уже набралось на ночевку столько людей, что положить его было буквально некуда. Дали ему записку к каким-то своим двум знакомым дамам - «у них иногда кухня топится, может быть, как-нибудь устроят вас».

Александр Степанович постучался в дверь указанной квартиры и, стесняясь, передал записку. Дверь открыла немолодая женщина и, узнав, в чем дело, провела его в кухню, показала на длинный кухонный стол:

- Спите здесь, кровати нет, кухня утром немного топилась.

Через несколько минут принесла старенький коврик и коптилку:

- Это подстелите.

На том все разговоры и кончились. Усталый Александр Степанович улегся и погасил коптилку.

Среди ночи проснулся и слышит в соседней комнате разговор: кто-то кого-то бранит, а тот оправдывается. Слов не разобрать и заснуть невозможно. Слушал и полчаса, и час. Все то же. Решил выйти в коридор - узнать, в чем дело. Там тишина. Что же это? А в кухне снова слышен разговор. Пошел вдоль стены и, подойдя к водопроводному крану, услышал, как капает вода из крана и шумит воздух в трубах. Оказывается, это и создавало иллюзию разговора. Позже, в «Крысолове», Грин вспомнил и свою бесприютность в тот вечер, и этот «разговор».

Заботой Горького он был поставлен на ноги. Грин получил не только еду и жилье, что острее всего ему было нужно, но и заработок. Горький связал Александра Степановича с издательством Гржебина «Земля и фабрика» 6, заказав ему повесть для юношества по путешествиям Стенли и Ливингстона в Африку. Сам был первым редактором ее 7. Повесть эта называлась «Сокровище африканских гор». После «Земли и фабрики», сокращенная для детей, под названием «Вокруг центральных озер» она вышла в издательстве «Молодая гвардия» 8.

PAGE 325

КОМНАТА В ДОМЕ ИСКУССТВ

Чтобы попасть в нее, надо было пройти через большую кухню, потом спуститься по ступенькам в небольшой коридорчик. К нему примыкал перпендикулярно длинный темный коридор, слева вторая или третья дверь вела в комнату Александра Степановича. Видимо, в комнатах этих в прошлом жила прислуга.

Комната - небольшая, длинная, полутемная. Высокое узкое окно выходит в стену, на окне почти всегда спущена белая полотняная штора. В комнате и днем горит электричество.

Справа от двери большой платяной шкаф, почти пустой, так как у Александра Степановича не было лишней одежды.

Слева большая железная печь-«буржуйка».

На полу почти во всю комнату простой зелено-серый бархатный ковер. За шкафом вплотную такое же зелено-серое глубокое четырехугольное бархатное кресло. Перед ним маленький стол, покрытый салфеткой, узкой стороной к стене. За ним железная кровать, покрытая темно-серым шерстяным одеялом. Над нею большой портрет Веры Павловны (стоит в три четверти, заложив руки за спину) в широкой светло-серой багетной раме - увеличенная фотография. За кроватью стул.

Слева, за печкой, стул; за ним простой небольшой комод, покрытый какой-то блеклой цветной скатертью. На комоде - две фотографии Веры Павловны в детстве и юности, в кожаной и красного дерева рамках, фотография отца Александра Степановича, чарочка с оленем, крошечная саксонская статуэтка - пастушок с барашком и собачка датского фарфора, длинноухий таксик, - подарок Веры Павловны, небольшое зеркало, пачка чистых гроссбухов для писанья, чернильница, карандаш и ручка с пером. В одном ящике комода пачка рукописей, в другом - смена белья, в остальных - пусто. За комодом - третий стул. Вот и все.

В этом же коридоре ж9или: В. А. Пяст, Рождественские и кто еще - не знаю 9.

НА ПАНТЕЛЕЙМОНОВСКОЙ

В 1921 году в мае, в первый год нашей женитьбы, мы сняли комнату на Пантелеймоновской улице в доме

PAGE 326

№ 11, что недалеко от церкви Пантелеймона и Соляного городка, в квартире Красовских.

Это была семья давно умершего действительного статского советника, состоявшая из его вдовы и двух взрослых дочерей. Нам сдали самую большую комнату, в прошлом, должно быть, гостиную, выходившую двумя окнами в стену, а потому полутемную. Обставлена она была чрезвычайно бессмысленно: большой рояль в углу, над ним желто-мраморный купидон, будуарный красный атласный диванчик, дешевый зеркальный трельяж и в широкой золоченой раме огромный портрет четы Кра-совских в подвенечных нарядах. Ни кровати, ни дивана, на котором можно было бы спать. Наш багаж был ничтожен: связка рукописей, портрет Веры Павловны, несколько ее девичьих фотографий, две-три любимых безделушки Александра Степановича, немного белья и одежды.

В эту снятую в мае комнату мы переехали 9 июня. В дни перед переездом Александр Степанович один ездил в Токсово. Кто-то из знакомых, восхищаясь красотой местности и озерами, посоветовал ему провести там лето. Денег у нас не было, но был хороший академический паек, и мы рассчитывали на него обернуться. Приехал Александр Степанович из Токсова разочарованный. Он присмотрел славную комнату, близко от озера, но хозяин - финн, староста деревни, - хотел за нее пуд соли и десять пачек спичек. В те голодные питерские годы это было нечто значительное. Местность же, по словам Александра Степановича, так прекрасна, что было бы истинным счастьем пожить там месяца два. Помогла моя мать, человек практичный и предусмотрительный, у нее оказалось килограммов двадцать соли и три пачки спичек. Она достала у знакомых недостающие семь пачек, дала мне пуд соли и я, трепеща от радости, поехала к Александру Степановичу.

11 июня мы с солью и спичками за спиной сошли с поезда на станции Токсово.

Дорога от станции к деревне шла по заросшей вереском долинке. Деревня, живописно окруженная лесом, стояла на невысоком холме. Озера мы не увидели сразу. Александр Степанович зашел к тому финну, где присмотрел комнату. Через несколько минут он вышел довольный и позвал меня. Комната не была занята, и мы в ней поселились. Отдохнув с полчаса, попив молока, мы пошли на озеро. Извилистые лесные тропинки вели к нему.