Вильгельм Завоеватель

На протяжении жизни трех поколений после нормандского завоевания Англии в стране сформировалась новая, оригинальная культура — синтез культур завоевателей и завоеванного народа. Алглосаксы и нормандцы проявили готовность и способность слиться в единое целое. Достойное восхищения великолепие старой англосаксонской цивилизации было подобно красоте осеннего увядания, тогда как молодая нормандская цивилизация, только что оторвавшаяся от своей нордической почвы, стремилась, словно бы ища оправдания своему существованию, приобщиться к древней традиции. Завоевание открыло животворным течениям европейской мысли и энергии нормандцев широкое поле деятельности. Так менее чем за столетие одна из старейших стран Запада достигла такого уровня организации, концентрации и внутреннего единства, при котором стало возможным то, чего ей до сих пор недоставало, — национальное самосознание.

Едва прибыв в Нормандию, Вильгельм двинулся во главе своего рыцарского ополчения в Бретань, где новый герцог Ален отказался принести ему вассальную присягу верности. Дабы принудить его к этому, Вильгельм снова, уже в который раз, осадил Доль, и опять безуспешно. И тогда он предложил компромиссный мир, подобный тому, какой ему удалось заключить в Мэне. Гарантией этого мирного соглашения должен был стать брак его дочери Констанции с Аленом. Однако брак этот оказался недолгим: спустя четыре года Констанция умерла бездетной, и Ален вступил в брак с дочерью Фулька Анжуйского.

1087 год выдался в Англии еще хуже предыдущего. К голоду добавилась эпидемия злокачественной лихорадки. Эта новость отнюдь не придавала воодушевления королю, утомленному жизнью, для которого действие перестало быть купелью, из которой он прежде выходил еще более закаленным, сделавшись лишь неизбежной необходимостью. Теперь он, по свидетельству Вильгельма Мальмсберийского, облысел, лицо его покрылось красными прожилками. Заплывшие жиром глаза с трудом открывались, а толстые складки на шее затрудняли движения головы и мешали выбривать поседевшие волосы. Его прежде повелительный взгляд стал алчным. Утренние пробуждения были тягостны. Вильгельму исполнилось шестьдесят лет — преклонный для того времени возраст. Болезнь, природу которой не могли определить врачи, давно уже терзала его. Он не мог даже держаться в седле, и его на руках принесли в Руанский замок. Собравшиеся там медики приговорили его к постельному режиму. Чтобы сбросить лишний вес, пациент должен был голодать и потеть.

Что еще оставалось Вильгельму Завоевателю, обреченному на это вынужденное и потому унизительное безделье, как не предаваться воспоминаниям, тем самым поддерживая уважение к себе? В прошлом были создание династии и утверждение ее легитимности. Во время этого вынужденного бездействия Вильгельм направил в Византию посольство, дабы оно привезло в Нормандию останки его отца.

Противники, неотступно досаждавшие ему на протяжении всего полувека его правления, теперь, видя его ослабевшим, набросились на него, хотя, возможно, и не надеясь окончательно разделаться с ним. Эти неприятности постоянно сопровождали его, словно назойливый рой мух, увязавшийся за быком. Еще в 1077 году он позволил королю Филиппу I прибрать к рукам графство Вексен, и с тех пор участились набеги на приграничные районы Нормандии. Возвратившись из Англии, Вильгельм потребовал от Филиппа вернуть ему права сюзеренитета на все графство Вексен. При этом он напомнил, что покойный король Генрих I более полувека тому назад уступил эту территорию Роберту Великолепному, но впоследствии забрал ее, ссылаясь на основания, юридически столь спорные, что это его действие можно считать недействительным. Таким образом, графство Вексен, на протяжении уже десяти лет являвшееся выморочным имуществом, должно быть возвращено законному наследнику Роберта.

Филипп I выслушал посланцев Вильгельма и, никак не реагируя на их высокопарную речь, начал потешаться над тем, кто их послал и кого болезнь обрекла на бессилие. Он ненавидел его. Мысленно представляя себе его голое, распростертое на ложе тело, которое ощупывают эскулапы, он дал волю своему сарказму. «Когда же, наконец, этот толстяк разрешится от бремени?» — спрашивал он.

Посланцы Вильгельма, понимая, что ничего не добьются, возвратились в Руан и передали слова короля своему господину Тот, поднявшись с постели, воскликнул: «Слава тебе, Господи! От бремени я разрешусь в соборе Нотр-Дам-де-Пари, с десятью тысячами копий вместо свечей!»

И опять не оставалось иного средства, кроме войны. Чтобы восстановить свои законные права, предстояло силой взять Мант и Понтуаз. В конце июля или в начале августа (как раз в то время, когда в Лондоне пожар уничтожил собор Святого Петра) Вильгельм ценой бог знает каких усилий поднялся в седло и во главе войска форсировал Эпт. Продвигаясь к Манту, своей первой цели, он опустошал все на своем пути. Гарнизон города совершил вылазку, но Вильгельм, уклонившись от сражения в открытом поле, устремился на штурм бурга. Битва завязалась у самых его стен. Нормандцы одержали верх, и борьба продолжалась уже на улицах горевшего города, отданного на разграбление победителю. Вильгельм был в самой гуще сражавшихся, воодушевляя и подгоняя своих людей. Вдруг его жеребец споткнулся копытом о горящий брус, и грузное тело седока с силой ударилось о ленчик седла. Побледнев, Вильгельм Завоеватель стал бессильно оседать.

Удар серьезно повредил внутренние органы, вероятно, печень или брюшину. Врачи констатировали кровоподтек на животе, но не могли ничем помочь. Положив Вильгельма на носилки, они переправили его в Руан. Не оставалось ничего иного, кроме как ждать летального исхода.

В замке Руана у изголовья больного, самочувствие которо­го неумолимо ухудшалось, неотлучно стояли Жильбер Мами­но, епископ Лизьё, и Гонтар, аббат Жюмьежского монастыря, славившиеся своими медицинскими познаниями. Жизненные силы покидали Вильгельма. Его беспрестанно колотил озноб, он с трудом дышал. Желудок уже не принимал ни еду, ни пи­тье. Никакие средства не помогали ни от рвоты, ни от лихорад­ки. Шум порта, доносившийся через настежь раскрытые тем жарким летом окна, причинял королю нестерпимые страда­ния. Он велел перенести его в монастырь Сен-Жерве, стояв­ший на возвышении в западной части города.

Он боролся со смертью в течение шести недель, не теряя со­знания. Зная, что обречен, и тревожась за будущее королевст­ва, он позвал к себе сыновей Вильгельма и Генриха, а также Ан­сельма,  настоятеля  Бекского  монастыря.  Его  окружали прелаты и друзья - Вильгельм Добродушный, канцлер Жерар и Роберт де Мортэн, теперь уже тоже старик. Собравшихся ох­ватил страх: они лишались своей опоры, а королевство - глав­ного столпа. Убежденные, что за смертью Вильгельма Завоевателя последуют большие беспорядки, они пристально следили за каждым движением умиравшего, полные решимости до конца использовать к собственной выгоде свое теперешнее положение, услышав от уходившего в мир иной хоть что-то утешительное для себя, что позволило бы избежать худшего.

Вильгельм окидывал взглядом тех, кто был при нем в его, возможно, последние минуты. На них предстояло ему переложить бремя ответственности. В краткие периоды, когда боль утихала, он переставал бормотать молитву и начинал говорить. Ордерик Виталий донес до нас его последние слова. Вильгельм, уверяет он, до конца оставался благочестивым христианином, верным служителем церкви, помогал ученым клирикам и щедро наделял учреждавшиеся им аббатства. Правда, он много воевал, но не потому, что был кровожаден и находил в том удовольствие: враги своим коварством принуждали его к этому. О завоевании Англии он не проронил ни слова...

Вильгельм попросил своего сводного брата Роберта собрать всех, кто составлял его двор, чтобы они прошли перед его смертным одром, неся в руках драгоценные предметы из королевской сокровищницы: оружие, сосуды, короны, книги, парадное облачение. Проведя таким образом инвентаризацию своего имущества, король начал диктовать завещание. Часть этого богатства должна была выпасть на долю церкви, другую часть надлежало раздать в виде милостыни бедным. Остальное отходило его сыновьям, но кому, что и сколько? Поддался ли он затаенной обиде на старшего сына Роберта Коротконогого настолько, что вознамерился лишить его наследства, подвергая смертельной угрозе мир в королевстве? Наверное, такой вопрос задавали друг другу присутствовавшие прелаты. Король изрек свое решение: Вильгельму Рыжему он завещает королевскую корону, меч и скипетр, тем самым объявляя его наследником трона. А как же Роберт, старший сын, мятежник и изгнанник? Присутствовавшие, посовещавшись, поручили архиепископу Руанскому Вильгельму Добродушному выступить от их имени. Тот конечно же знал, сколь сильно уязвили короля непослушание и беспутство его старшего сына, но сумел найти нужные слова. Вильгельм задумался. «Хотя Роберт и не соизволил явиться к моему изголовью, — наконец произнес он, — я поступлю по вашему хотению и Божьей воле. В вашем присутствии я прощаю ему все прегрешения, совершенные против меня. Как и обещал прежде, я уступаю ему герцогство Нормандское. Но вы присматривайте за ним. Слишком часто он злоупотреблял моим долготерпением».