Большая Медведица

— Привет, ты в курсе, что Эдик мне двести штук крутить дал?

— Обязательно, как твоя коммерция?

— Все путем, цветет и пахнет. У сына Ковалева пистолет газовый отняли, ты знаешь?

— Когда и что за сын, откуда он взялся?

— С Москвы прилетел, похоже, насовсем, а пистоль у него, по-моему, два дня назад отобрали. Юрий Викторович просил помочь. У меня все, если я тебе не нужен, то бегу.

К вечеру Агей нашел пукалку. Пингвин отнял ее у сына начальника ОРСа, когда тот по бухлу в ресторане начал из нее травить посетителей.

Двадцать девятого ночью Святой с братом упороли в Чернышевск.

Бригада пахала путем, и на одного человека в ней стало больше. Местный парнишка по кличке Гуран прибился к первомайцам и уже приработался с ними, только выглядел он пока не так, как они, в черной трепаной телаге и без шапки. Попив крепкого чая, все, кроме Эдьки укололись и, взяв часть денег, что надербанила бригада за эти дни, через час машина катила уже в обратном направлении, на Читу.

Обедали, а может уже и ужинали в «Лотосе», часы показывали четыре. Ни Секретаря, ни Культурного босота никак не могла отыскать и, прикончив пельмени, первомайцы собрались, было ехать в заежку, как появился Ловец.

— Привет, шпана, вы к пенсионеру? — и, не дождавшись ответа, взял Олега за локоть — отойдем в сторонку, посекретничаем.

В закутке кухни присели на мешки с сахаром.

— Канитель, Олега, серьезная есть, поможешь?

— Тебе помогу.

— Только между нами, чтобы никто больше не знал. Тут за углом комок есть, его летом какие-то пацаны грабанули. Крышу этому магазину Калина делает. Он сразу засуетился, а Гоцман ему вот здесь в кафе высказал прямо в глаза, что правильно пацаны и сделали, что «Лион» тряхнули. Калине это не понравилось и, по-моему, он на Саньку злобу затаил. Граната, которая ему в «девятку» залетела, кажется мне, Калининых рук дело.

— Наебнуть его?

— Пока нет, не надо. Вдруг это не он, может случиться, что ты со своими хлопцами понадобишься. Значит, в принципе ты не против Калине башку сорвать?

— Конечно, кто он такой в нашем мире. Как только я тебе понадоблюсь, цинкуй.

— Еще, Олега, просьба, у вас ведь в поселке рудник, может, взрывчатки достанешь?

— У меня есть. Сколько нужно? Килограмм сорок хватит?

— За глаза, только не на Культурного отправляй, а на меня. Этот пенсионер все равно ей применения не найдет. Что на котлы посматриваешь, торопишься?

— Да, в общем-то, пока светло хотя бы до Урульги докатить — вытащил он из кармана куртки деньги — держи, Гриха, пятьсот штук. Отдашь Пал Палычу, скажешь на Читинский общак с Чернышевска, а эти двести — на воров, куда отправить, решите сами.

Эдик остался погостить у родителей, а Святой с Женькой махнули в Первомайск. В Урульге перед съездом с асфальта на гравийку, в самом повороте словились с иномарками и Олег едва успел перегородить им проезжую часть «жигуленком».

— Беспалый, сходи узнай — за дорогу платили?

Минут пять Женька катал вату с перегонщиками, проверяя у тех листки календаря, которые им после отстежки выдавали в виде пропуска до Иркутска первомайцы, и довольный вернулся.

— Ништяк, с Чернышевска прут. Базарят — бригада Святого пашет, с тачки по двадцать пять тысяч отстегнули.

В поселок заехали в одиннадцать. Высадив Беспалого возле заканчивающего работать «Кристалла», Святой газанул до хаты Воробьева. Два раза коротко посигналив, он выключил свет фар, и устало, насколько позволяла теснота салона, вытянул ноги. На отходе с ханки чуть выламывало суставы и покалывало печень. Опиуха — вещь конечно путняя, но печень все же разрушала.

— Привет, Олега — в телаге на голое тело и шлепках на босу ноги в тачку влез Санька — что так поздно?

— В Читу когда собираешься?

— Как скажешь.

— Тогда завтра. Возьмешь сорок килограмм взрывчатки и отдашь в «Лотос» но не Культурному, а Ловцу, понял?

— Усек — прибавил оборотов обогревателю салона Воробей — Юрий Викторович тебя срочно заказывал, если временем располагаешь, забеги к нему.

— Зачем я ему?

— Мне не говорит — отквасил нижнюю губу Саня.

— Ладно, шуруй домой, я к Ковалеву.

Пока начальник ОРСа готовил кофе, Святой еще раз блуждал в его хоромах.

— Юрий Викторович, у тебя зарплата какая?

— Слезы, Олег, детские слезы.

— Почему ты тогда богатство свое не скрываешь, а? Или у тебя с ментами все вась-вась?

— Обижаешь старика, это все нажито честным путем, понимаешь, честным.

— Врешь, конечно, ну да бог с тобой — вошел в кухню к честняге — старику Святой и плюхнулся в глубокое плюшевое кресло — что у вас ко мне за дельце?

— С Сочи человек один прилетел, старый мой знакомый, предлагает пять вагонов мандарин к новогоднему столу, но требует предоплату.

— Ну, и какие проблемы?

— Боюсь, что он меня обманет или вообще мандарины не отдаст или отцепят его люда вагоны на соседней станции, потом ищи-свищи. Время сейчас сам знаешь, какое. Я покупаю, а ты обеспечишь со своими ребятами доставку груза в поселок. Наварим бешеные деньги, товар ходовой, скоро ведь праздник.

— Говорите, старый знакомый, а что тогда его боитесь?

— Нас, работников торговли, связывает между собой не дружба, а денежки. Давай, Олег, я тебе в кофе коньячка добавлю.

— Чуточку можно, кумар собью.

— Что такое кумар?

— Вроде как опохмелиться, только не с водки. Доболтались, Юрий Викторович, как у тебя срастется все с мандаринами, дашь знать. Может, врежем грамм по двести?

— Честно говоря, очень хочется, но, увы — с сожалением глянул на бутылку Ковалев.

— Ноги не держат?

— Не держат, проклятые.

Пятого декабря вернулся с Читы Эдик. Шестого перед обедом его разбудил старший брат.

— Как там отец с матерью?

— Нормально.

— А что тогда такой кислый?

— Забухал со школьными друзьями, в комок зашли, пива взять, а нас там сначала обсчитали, а потом еще и грубанули. Хотел директору рожу набить, но кое-как сдержался.

— Правильно и сделал, магазин богатый?

— Жирненький, — залпом выпил стакан воды Эдька — шубы, кожа, видаки, впороть можно — и потянулся к зазвонившему телефону — это тебя — подал он трубку брату.

Звонила жена.

— Олежка, какой-то Слепой с Чернышевска только что по телефону со мной говорил, сказал, чтобы ты встречал караван на старом месте, он с парнями тоже туда подъедет.

— Спасибо, Ленуся, сегодня рано домой меня не жди.

В двенадцать ночи каравана еще не было. Решили подождать еще час и отваливать. Машину Рыжего поставили ниже по трассе, чтобы она блокировала иномарки сзади. В ней кемарили Кот, Андрюха и Кореш. Без пятнадцати запищала рация.

— Олега, мимо нас прошел караван из восьми тачек, а Вовчика припадок колошматит, что делать?

— Все, как запланировали, Андрюха, этого придурка на заднее сиденье положите и машинам на хвост садитесь.

«Жигу» со снятыми номерами поставили поперек укатанной дороги, натянули маски и полезли из теплого салона в мерзлую ночь. Спустя мгновение в темноте заблистали яркие фары иномарок и еще через минуту караван замер перед человеком с автоматом. Работа закипела. В хвостовой тачке водила не открыл Агею дверь и тот принялся вышибать в ней лобовое стекло. Переднюю «Тойоту» пинали несколько человек, шофер тоже не отмыкался и не опускал боковое стекло.

— Съезжай, сука! — орал Слепой где-то в середине вереницы машин и долбил стволами обреза по блестящей под звездами крыше «Мерседеса».

С шумом и гамом, но караван с трассы согнали и заставили на всех тачках вырубить освещение. Леха с Сэвой под обрезами гуртовали перегонщиков, остальные потрошили легковушки.

— Иди-ка сюда — окликнул Олега Десяток — вон тот, толстомордый в норковой шапке, в Чернышевске всех водил уболтал, чтобы за проезд не отстегивали.

Святой прошел к тому и молчком врезал по толстой складке подбородка.

— За что? — сжалился мужик в рыхлый снег и прикрыл лицо руками.