Великий Сталин

Монография В. Есакова и Е. Левиной посвящена в основном истории докторов биологических наук, профессора Герша Иосифовича Роскина и профессора, члена-корреспондента Академии медицинских наук Нины Георгиевны Клюевой. Он – еврей, уроженец Витебска, сын присяжного поверенного, 1892 года рождения, она – русская, дочь зажиточного казака из станицы Ольгинской Донецкой области, 1898 года рождения. Здесь не место подробному рассказу о них, но совсем без рассказа не обойтись, потому что случай с Роскиным и Клюевой стал исходным пунктом для формирования идеи о Судах чести.

Роскин в 1908 году поступил в Московский коммерческий институт и закончил его по техническому отделению со званием инженера. Но потом увлёкся цитологией и гистологией, два года учился в университете в Монпелье, во Франции, и в дальнейшем работал в научных учреждениях Москвы как биолог, в 1926–1927 годах полгода провёл в научной командировке во Франции и в Германии.

Клюева получила высшее образование в Ростовском медицинском институте, поступив в него в 1916-м и окончив в 1921 году. В 1930 году она переехала в Москву, а в 1939 году на отдыхе в Кисловодске познакомилась с Роскиным.

Уже тогда Роскин работал над проблемами биотерапии рака, (уничтожения опухолей биологически активными препаратами) и теперь к этой проблеме подключалась Клюева, ставшая женой Роскина.

В 1940 году Роскин опубликовал в нашем научном журнале для заграницы небольшую заметку, которая, однако, вызвала большой интерес в США, и в 1945 году Национальный Американский институт по раку через посольство США в СССР попросил сообщить подробности проведённых работ и консультировать американцев по дальнейшим разработкам.

Когда позднее страсти разгорелись, домашние разговоры Клюевой и Роскина записывались «оперативной техникой», и из этих записей можно понять, что муж и жена своей работой были увлечены, но и нездоровых амбиций у них тоже хватало, особенно у Клюевой. Казачка, даже в шестьдесят один год (на фото 1959 года) – красавица и явно с норовом – похоже, что кое-ктоучёл эти её качества в полной мере.

Во второй половине 40-х годов вроде бы обозначились интересные и обнадёживающие результаты – в лаборатории Клюевой был разработан высокоэффективный, по её утверждению, препарат, получивший название «препарат КР» – от «Клюевой – Роскин». 13 марта 1946 года Клюева сделала доклад на заседании Президиума Академии медицинских наук СССР на тему «Пути биотерапии рака».

Несмотря на то что сообщение Клюевой было чисто научным, уже 14 марта «Известия» поместили «сенсационную» статью о «КР». Сообщили о заседании в АМН СССР и другие издания, в том числе и газета «Московский большевик», и в тот же день эта информация была передана по радио на зарубежные страны. А 9 июня в том же «Московском большевике» была опубликована большая, расхваливающая «КР» и Роскина с Клюевой, статья Бориса Неймана. К слову замечу, что в истории с «КР» был густо замешан и некий журналист Э. Финн.

Вся эта возня к науке никакого отношения, конечно, не имела, если не считать наукой умение «подать» себя. А мадам Клюева или кто-то ещё, в ней и её муже заинтересованный, это, похоже, умел. Ведь не промыслом божьим о докладе Клюевой была заранее осведомлена пресса.

Перипетии этой давней истории, где научная халтура была перемешана с большой серьёзной политикой, я подробно излагать не могу, за исключением момента, связанного с действиями тогдашнего посла в СССР Уолтера Беделла Смита.

Этот «посол» был фигурой в Москве настолько «знаковой», что сказать о нём будет полезным и само по себе. 1895 года рождения (умер в 1961-м), он после окончания средней школы поступил в национальную гвардию штата Индиана и вскоре отправился воевать в Европу, во Францию. Служил в военной разведке. Имел прозвище «Жук» – по созвучию английского произношения имени – «Бидл», со словом «Beetle» – «жук» (помните «жучков» «Битлз»?).

Во Вторую мировую войну Смит заправлял делами в штабе генерала Эйзенхауэра, вёл переговоры о капитуляции с итальянцами, а потом – и с немцами.

Это был типичный янки: внешне открытый, на самом деле – расчётливый и скрытный. В 1946 году он занимал пост начальника штаба американских оккупационных войск в Германии и уже готовился сменить его на пост начальника оперативного отдела Генерального штаба, как получил назначение послом в Москву и 28 марта 1946 года прибыл туда. 4 апреля его принимал Сталин, и беседа длилась два часа.

Генерал В.Д. Соколовский писал из Германии Молотову о Смите: «…положительно настроен в отношении Советского Союза. Характер экспансивный. Самостоятелен. Самолюбив. Прямолинеен. Рассчитывает на внимание к себе и на более тесные личные отношения с советскими деятелями…»

В личностной оценке Смита Соколовский ошибался, но зато он не питал иллюзий относительно генерала Смита в более существенных моментах и продолжал: «Трудно сказать, как будет вести себя в новой роли… Несомненно будет вести активную разведку по сбору информации как по вооружённым силам, так и по экономике. В его штабе в Германии это дело было поставлено чрезвычайно искусно».

Знаменитый советский разведчик, много лет прослуживший в «Интеллидженс Сервис», Гарольд Ким Филби в своей книге «My Silent War» («Моя тайная война») написал о Смите времён войны так: «У него были холодные рыбьи глаза. Во время нашей первой встречи я принёс ему на рассмотрение англо-американские планы ведения войны, документ, состоящий из двадцати с лишним абзацев. Он мельком проглядел план, отбросил его в сторону и вдруг стал обсуждать со мной его положения, каждый раз называя номера абзацев. Я успевал за ходом его мысли лишь потому, что перед этим потратил всё утро на то, чтобы заучить документ наизусть».

В Москве Смит пробыл до лета 1949 года, а в октябре 1950 года он был назначен директором ЦРУ США.

Вот такой вот «простяга» почти сразу после приезда в Москву заинтересовался препаратом «КР» и его разработчиками. В середине июня 1946 года он просит разрешения посетить институт, где работали Клюева и Роскин, и 20 (по данным Есакова – Левиной) июня он там побывал. В записке «Об обстоятельствах посещения американским послом Смитом Института эпидемиологии, микробиологии и инфекционных заболеваний» заместитель начальника Управления кадров ЦК ВКП(б) Е.Е. Андреев писал:

Я прошу читателя задуматься… В Москве тогда совершалось немало открытий и происходило немало событий, достойных внимания посла, тем более такого, который рассчитывает на внимание к себе и на более тесные личные отношения с советскими деятелями». И вот он, не успев обжиться, сам (!) направляется за информацией о «КР». Не знаю, как кто, а я это могу расценивать лишь как первый серьёзный ход в психологической обработке двух советских учёных, об одном (одной) из которых было известно, что это особа обладает очень высоким уровнем самомнения. Позднее Смит в своей книге «Мои три года в Москве» объяснял свой интерес к «КР» тем, что его осаждали-де запросами из США больные и родственники больных, которые узнали о «КР» из советского радиовещания на США. Но дело было явно не в вещании, а надежды исстрадавшихся людей были лишь циничным прикрытием…

В капитальной и ценнейшей – из-за многих приводимых в ней фактов – монографии Г.В. Костырченко «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм», изданной в 2001 году издательством «Международные отношения» при финансовой поддержке Российского Еврейского Конгресса, её автор утверждает, что «инициатива посещения ЦИЭМ (по данным Костырченко, это происходило 26 июня, но точны, очевидно, Есаков и Левина. – С.К.) послом США в Москве У.Б. Смитом» было организовано «по официальным каналам». Но Костырченко ошибается – инициатива исходила от Смита.