Повесть об отце

В этот вечер и состоялось знакомство отца со Скитальцем, который с семьей жил тогда в Симбирске, а в Самару приехал на несколько дней для выступлений. Воспитанник Горького, он особой популярностью пользовался в дни первой русской революции. Его «Гусляр», «Кузнец», «Колокольчики-бубенчики звенят» заражали молодежь желанием борьбы за светлое будущее. Искусство певца и гусляра он освоил еще в детстве, когда ходил по деревням и селам.

Литературная среда тогдашнего Омска была пестрой.

Среди многих выделялся и был близок к нашей семье Всеволод Иванов, написавший в Омске пьесы «Черный занавес», «Шаман Амо», «Защита Омска» и другие произведения. С этих лет он стал большим другом Малютина. Работник местной типографии, совсем еще молодой, но многообещающий как художник, он каждое воскресенье приходил к отцу со своей окраины. В нашей семье был любимым чтением сборничек его оригинальных поэтических рассказов «Рогульки», набранный и изданный самим автором (под псевдонимом В. Тараканов) в 1919 году на станции Тайга. 6 мая 1920 года Всеволод Иванов преподнес (с автографом) изданный под редакцией Горького «Сборник пролетарских писателей».

Иногда к нам заходили Юрий Сопов, Кондратий Тупиков (псевдоним — Урманов), обитавший в одном из окраинных железнодорожных домов. Постоянным посетителем был Антон Сорокин, проживший в Омске около четверти века.

Так писал Всеволод Иванов в статье «Портреты моих друзей» о Сорокине. Он был и художником, создававшим картины, полные мрачного, потаенного смысла: то идущая по горам смерть в окровавленных одеждах, то задавленный автомобилем орел.

Придавая серьезное значение рекламе, он часто сам наклеивал на заборы свои рисунки и объявления. Собирались люди, рассматривали, читали, рассуждали. Как-то им был наклеен рисунок: Антон Сорокин возносится к небу, но 24 тома его сочинений, привязанные к ногам, мешают взлететь.

Об этом времени Малютин писал в 1952 году Всеволоду Иванову:

Во время колчаковщины Сорокин скрывал у себя от белых поэта-коммуниста Александра Оленича-Гнененко, беллетриста Николая Анова и других. В этом выразились его симпатии к новым людям и ненависть к власти капитала. Он умер молодым весною 1928 года в Москве, возвращаясь из Крыма, так и не успев издать своих произведений.

На той стороне Омки жил поэт Георгий Вяткин, человек небольшого роста, с рыжеватыми усами, выступавший в сибирской и центральной печати, в частности в короленковском «Русском богатстве». У нас в семье любили и часто декламировали его стихи.

Вяткин собирал автографы замечательных людей. Его собрание украшали автографы Пушкина, Толстого, Тургенева, Чехова. Многие годы он переписывался с Буниным, Куприным, Горьким, Ромен Ролланом. Такой человек не мог не интересовать отца.

Близкие отношения завязались в Омске с известным сибирским поэтом и ученым Петром Людовиковичем Дравертом. Все мы радовались, когда среди других писателей у нас появлялся Драверт. Это обычно бывало в среду или воскресенье. Собравшиеся вокруг большого стола, на котором беспрестанно дымился самовар, не таясь, свободно высказывали свои мнения, вступали в беседы и споры, обсуждая новые произведения, проблемы литературы и жизни. Однажды во время горячей дискуссии отец внезапно ушел в другую комнату.

— Папа пишет, — доложил кто-то из детей.

Минут через двадцать хозяин дома как ни в чем не бывало вернулся к гостям. Такова была атмосфера простоты и сердечности в отношениях этих людей. О таких вечерах Малютин вспоминал в стихотворении «П. Л. Драверту».

После Всеволода Иванова, к которому Малютин испытывал отеческое расположение, он, пожалуй, больше всех любил Драверта, ценя в нем борца за правду, брошенного царизмом в Сибирь, талантливого поэта, ученого, прекрасного человека. Бесконечно родной была отцу поэзия Драверта, она отразила его научные интересы и все же осталась истинной поэзией; в ней трогало умение показать красоту сибирской природы и слить ее с переживаниями человека, своеобразна печально-торжественная напевность стиха.

В свою очередь, Петр Людовикович уважал Малютина за его литературный энтузиазм, за страстное, все преодолевающее стремление к высокой культуре. Ценил Драверт и то, что Малютин не только сам просвещался, но воспитывал это качество в других людях. Характерен следующий факт. На писательские собрания и чтения Малютин приглашал батрака Ивана Кочанова, служившего у главы товарищества «Мыловар». Знакомство с парнем началось с того, что Малютин позвал его, выпрягавшего на морозе лошадь, зайти погреться. Батрак был удивлен обилием книг в нашей квартире; все они, как всегда, были любовно переплетены их владельцем. Достав одну из них, хозяин предложил гостю почитать. «Очень хорошо!» — воскликнул отец, обрадовавшись несказанно, что батрак был грамотен. И с тех пор начал снабжать юношу произведениями Некрасова, Короленко и других классиков, правда, читать их батраку приходилось тайком, потому что господа (Штаревы) видели в этом непозволительное для людей подобного звания баловство. Впоследствии Кочанов стал коммунистом, руководил колхозам.

У меня хранятся «Стихотворения» Драверта, вышедшие в Казани в 1913 году, подаренные отцу с трогательной надписью:

Поэт-ученый считал своим долгом дарить другу все, что выходило из-под его пера, вплоть до «Определителя важнейших сибирских минералов с указанием их месторождений», изданного Западно-Сибирским отделом Русского географического общества.

Малютина и Драверта сближало и то, что оба они, будучи высланными в Сибирь за политическую деятельность, полюбили ее как вторую родину. Драверт навеки остался в краю изгнания, отдав ему весь свой многосторонний талант.

Помнится один из праздничных дней 1920 года, когда Петр Людовикович, как всегда скромно одетый, навестил наш дом. За столом я попросила гостя прочесть что-нибудь. Он поставил условие: «Если Тоня прочтет свои стихи, то и я прочту». К удивлению поэта, я рассказала свой первый детский стишок о весне — «Растаял беленький снежок», сильно подправленный отцом. И пришлось Драверту выполнять свое обещание. Его умное благородное лицо с высоким лбом озарилось вдохновением. Стихи необыкновенно гармонировали с обстановкой тихой, тускло освещенной комнаты:

Это было наше любимое стихотворение «В предгории», созданное поэтом еще в 1912 году в Казани. Что-то удивительно чистое и светлое осталось в памяти от этого вечера…

Не раз ходили в сельскохозяйственный институт слушать лекции Драверта. После них профессор минералогии покоряюще декламировал свои стихи. Не забыть его одухотворенное лицо, обрамленное длинными волосами, округленные блестящие глаза, когда он читал о буре на Лене: