Комкор М. В. Калмыков

Рассвет только-только занимался. Ровно в назначенный час Михаил Васильевич вышел на штабное крыльцо.

— Ста-ановись!.. Смирно-о!

Все вызванные налицо, все экипированы по-боевому.

— Товарищи! — обратился командующий. — Мы идем на очень ответственное и опасное дело. Отряд поведу я. Кто трусит или нездоров, пусть выйдет из строя.

Строй не шелохнулся. Михаил Васильевич прошел его из конца в конец, испытующе всматриваясь в лица боевиков. На левом фланге стояли пулеметчики с «максимами» и «кольтами».

— Это лишнее, — сказал Калмыков.

— Кто лишний? — испуганно спросил Михаил Дублистов.

— Не вы. Пулеметы оставить на месте. Умаетесь только с ними. В путь!

Из поселка доехали на подводах до Табынска. Паром на Белой оставался в руках богоявленцев. Когда переправились на левый берег, Калмыков распорядился:

— Красные банты всем снять, будем выдавать себя за белых. При проезде через деревни в разговоры никому не встревать. С кем надо — сам потолкую. Конечная наша цель выбить противника из Саскуля. На правом берегу отряд Белякова. Надеюсь, огнем поможет, как надо.

Во второй деревне, как и в первой, Михаил Васильевич представился жителям:

— Мы из Уфы. Идем помогать нашим.

Башкиры, обступившие командирскую подводу, заговорили о чем-то по-своему. Боец-переводчик пояснил, что два дня назад сюда приезжал представитель Уфимской власти и пообещал народу, что скоро будут взяты Москва, Петроград, а потом и Усолка. Верно ли это, хотели узнать башкиры.

«Ишь ты, как высоко нас подняли», — ухмыльнулся Калмыков и проговорил:

— Коль обещали, ждите. А где наши?

— Там, в Русском Саскуле, — отозвался по-русски молодой башкир.

— Много?

— Двести будет. Да на Ак-Идели сто будет.

— На Белой, что ли? Веди к переправе.

В версте от реки Михаил Васильевич отослал провожатого назад и остановил отряд. Группу конных укрыл в засаде, а с пешими пошел через лес к Белой. Выйдя, Калмыков развернул бойцов цепью в направлении переправы и приказал залечь. Подорвав гранату, подал условный сигнал наблюдателям Белякова. Через несколько минут на правом берегу заухали орудия, затрещали пулеметы. Белые ответили тем же. Из-за реки донеслось многоголосое дружное «ура».

— За мной, вперед! — прокричал Калмыков.

Белогвардейцы ждали появления красных на реке, а те неожиданно обрушились на них с фланга и с тыла. Где уж тут о стойкости обороны думать — дай бог ноги унести. Покинув окопчики на переправе, неприятельские солдаты понеслись к Саскулю, но поздно — туда уже влетели конники Никиты Опарина.

У переправы бойцы Дублистова разжились первым пулеметом, в деревне с помощью опаринцев — и вторым. Их сразу же пустили в дело и давай поливать огнем растерявшегося врага. Белые мелкими группами и поодиночке бежали из Русского Саскуля в сторону Стерлитамака. Преследовать их не входило в планы Калмыкова. Угроза вторжения на Красноусольский берег была отведена. Погрузив на подводы трофейное оружие и патроны и прихватив с собой богатый обоз с овсом, пшеницей, печеным хлебом, отряд вернулся на главную базу.

В Богоявленск прибыли на утро следующего дня. У штаба Калмыков намеревался сразу же сделать обстоятельный разбор, поблагодарить бойцов за удаль. Однако планы нарушил Венедикт Ковшов. Он доложил, что вчера разговаривал с работником главного штаба краснопартизанской армии Михаилом Голубых. Тот от имени Блюхера сообщил, что все их части вернулись обратно в Белорецк, вырабатывается новый план действий, для принятия которого командованию нужно знать, существует ли реальная возможность прорыва из окружения через их заводские районы.

— Сменить решили курс. Это хорошо, — довольно проговорил Калмыков, входя в аппаратную. — Что ж, можем доложить: путь через наши заводы самый верный, готовы помочь боеприпасами, снаряжением. Да и пробиваться вместе навстречу Красной Армии будет легче.

Белорецк снова на проводе. Телеграфист включился в работу. Застучал аппарат, и казалось, что из множества слов он уловил всего лишь одно: «Ждем. Ждем. Ждем…»

ИДЕМ ЗА БЛЮХЕРОМ!

Уже пять суток кряду вели бои рабочие-дружинники и крестьянские отряды Красноусольской республики с наседавшим неприятелем. На ночь коней не расседлывали, винтовки из рук не выпускали.

После удачного рейда на Саскуль отвели угрозу и с севера. Через Сим и Инзер к Ирныкшам и Архангельскому беляки тоже не скоро сунутся. А вот на юге дела обстояли неважно. Белочехи и белогвардейцы владели Петровским. А после него как раз и поворачивает дорога с Белорецкого тракта на Богоявленск. Опасно такое, когда вот-вот должна подойти партизанская армия.

И вновь показал себя Николай Беляков. На рассвете 10 августа его немногочисленный отряд начисто вымел врага из Петровского. По прибытии в село Михаил Васильевич на ходу поблагодарил командира ударной группы, махнул рукой ординарцам и помчал дальше, влево от развилки, навстречу идущим от Белорецка.

Миновав Каменные утесы — эту последнюю скалистую заставу сурового Алатау, — красные партизаны уже начали спускаться с гор к первому равнинному селу Макарово. Туда и летел сейчас Калмыков на широком галопе.

Вместе с авангардом в Макарово въехал и главный штаб. Партизаны указали Михаилу Васильевичу, где он остановился. Блюхер встретил Калмыкова на крыльце:

— Вот и свиделись, дружище!

Обнялись, расцеловались по-братски. Блюхер, как всегда, был чисто выбрит. В Оренбурге он и голову брил каждое утро. Походная жизнь изменила привычку, — на голове торчал непокорный ежик.

— Мне бы главкома увидеть, — приступил к делу Калмыков.

— Он перед тобой.

— А где Николай Дмитриевич?

— Каширина на Извоз-горе тяжело ранило. Конь стреноженный он сейчас — без костылей ни шагу. Когда отошли от Верхнеуральска в Белорецк, главкомом избрали меня. Так что можешь обращаться напрямую.

— Надо немедля и прочно закрепить за собой Петровское. Вчера в нем были чехи. Поутру мы выбили их, но там у меня всего две роты и сотня конных.

— А у противника?

— На подходе 700 штыков, четыре казачьих сотни.

Главком тотчас вызвал Ивана Павлищева и приказал ему срочно выступить с 1-м Уральским полком [7] в Петровское. После ухода Павлищева Калмыков спросил:

— Скажите, Василий Константинович, а почему вы сразу к нам не повернули?

— В Белорецке поначалу обстановка была сложная, — ответил Блюхер. — Мы с Томиным стояли за движение к нашему Центру, то есть — к Екатеринбургу. Каширины сперва ограничивали цели похода лишь борьбой за Верхнеуральск и Троицк, а про вас Иван Дмитриевич заявил так: «точно известно, что отряд Калмыкова расформирован, винтовки спрятаны, обмундирование продано…»

— Ишь, как загнул, казачина! — не сдержался Калмыков. — И все с того, видать, чтобы с братцем старшим близ станиц своих погулять, а?

— Не скажи, — возразил Блюхер. — Назавтра же всю правду о вас узнали. И объявил ее в первом же боевом приказе сам Николай Дмитриевич Каширин.

Василий Константинович взял полевую сумку, расстегнул ее, быстро отыскал нужный документ и указал Калмыкову:

— Вот они, строки эти. Прочти уж, Васильич, их для полной ясности вслух.

— «Сведения о наших войсках, — неспешно начал Калмыков. — Пункт первый. Получена живая связь от Богоявленского отряда, который в настоящее время группируется в районе Архангельского и Богоявленского заводов при достаточном количестве артиллерии и огнестрельных припасов и готовится действовать в направлении на Уфу и Бирск, в последнем расположена наша группа, отошедшая из Уфы» [8].

— Ничего не напутано?

— Нет. Все слово в слово сказано, как и диктовал своим связным… Вот и надо было тогда же к нам двигать, а вас аж на Извоз-гору занесло, под родной город Кашириных…

— И опять ты не прав, — остановил Блюхер. — Вступив на пост главкома, Николай Дмитриевич определял боевые задачи уже не по личной воле, а сообразуясь с мнением большинства, с нашим мнением — его помощников: перейти железную дорогу на участке Златоуст — Челябинск и, двигаясь дальше в северном направлении соединиться с нашим Центром. Вы целились от Уфы на Бирск, мы — через Миасс к Екатеринбургу. Тогда это был для нас самый краткий и верный путь… Только после взятия Извоза мы узнали о падении Екатеринбурга и поняли, что пробиваться к нему уже бессмысленно. Наша ли вина в этом?