Николай Гумилев

Вот на этом-то идейном фоне и следует рассматривать странные, невеселые истории Гумилева о наступающем «царстве поэтов».

Прежде всего, необходимо отметить, что, выстраивая свою «политику», Гумилев, упоминая по ходу дела о будущем «торжестве поэзии», все же начинал с несколько иных прогнозов: он предполагал, что в ближайшем будущем задачи «политические» будут тесно переплетены с религиозными. «Вожди» XX века, по мнению Гумилева, окажутся не столько «воинами» или «купцами», как то было в обозримом прошлом человечества, но превратятся в некое подобие архаических политиков-жрецов друидов, которые исходили в своей деятельности не из прагматических интересов повседневной жизни, а из интересов высшего, религиозного характера:

Именно «друидическая» специфика грядущей власти, очевидно, по мнению Гумилева, и изменит в будущем роль искусства:

Но кто такие вообще друиды и какое отношение к поэзии они имеют?

«Могущественные кельтские жрецы-друиды, о которых Цезарь говорил, что наряду со знатью они занимали самое высокое положение в галльском обществе […] возглавляли всю религиозную жизнь независимой Галлии. Галлы весьма почитали их как мудрецов, сведущих в божественных вещах. […] Самая важная идеологическая функция друидов состояла в том, что они были воспитателями юношества. В школы, возглавляемые ими, со всех концов Галлии стекалась знатная молодежь. Являясь хранителями многовековой мудрости кельтов — национальной истории, обычаев и традиций, — друиды передавали свои знания и свою религиозную доктрину из уст в уста ученикам, часть которых оставалась у них в обучении в течение двадцати лет. Помимо этих идеологических моментов, столь же важен социально-политический аспект деятельности друидов. Дело в том, что друиды образовывали могущественную корпорацию, обладавшую большим политическим и юридическим авторитетом. Корпорация друидов была единственной реальной силой, объединявшей до некоторой степени раздробленную Галлию доримского периода, ослабленную постоянной борьбой всесильной знати внутри общин, а также борьбой между собой» (Широкова Н. С. Кельтские друиды. Л., 1984. С. 3).

Учение друидов делилось на две части. Простейшей из них, моральному кодексу, учили простой народ, а эзотерическая часть была доступна только посвященным. «Орден» друидов имел потому три степени посвящения неофитов. В первой — низшей, т. н. степени оватов, находились те, через кого друиды осуществляли свое управление обществом. Это была почетная степень: вступление в орден друидов на этом уровне не требовало от неофита никаких особых специальных приготовлений, единственным условием был общественный статус новичка, его причастность к властным структурам. Оватам не раскрывали глубин учения друидов, они довольствовались лишь малой толикой секретов ордена, обладание которой, однако, равно как и внешняя причастность к ордену, резко возвышали их над уровнем профанов из простого народа. «Знатные семьи, по-видимому, стремились к тому, чтобы кто-нибудь из молодых родственников представлял их в сословии друидов, так как это был способ обеспечить на будущее средства влияния и господства» (Широкова Н. С. Кельтские друиды. Л., 1984. С. 3).

Вторая степень посвящения предъявляла к неофиту совершенно иные требования. Прошедшие на эту степень друиды назывались бардами. «Они были одеты в небесно-голубое, что означало гармонию и истину, и на них возлагался труд по запоминанию 20 тысяч стихов священной поэзии друидов. Они часто изображались с примитивной британской или ирландской арфой, струнами которой были человеческие волосы, а их число совпадало с числом ребер у человека» (Холл М. П. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской философии. Новосибирск, 1993. С. 53). Заметим, что речь идет именно о священной поэзии, а не о поэзии «вообще». Н. С. Широкова, ссылаясь на Диодора и Плиния, подчеркивает тесную связь «поэтических упражнений» бардов с религиозной и социально-общественной деятельностью ордена в целом. Барды были учителями простого народа и одновременно осуществляли идеологический контроль за оватами, «одних порицая, других прославляя» в своих песнопениях. «… Пророки и поэты составили особый разряд внутри жреческого корпуса. Но их функции были только вторичными на фоне жреческих, политических и юридических функций друидов» (Широкова Н. С. Кельтские друиды. Л., 1984. С. 40).

Из бардов выбирали особо талантливых кандидатов для пополнения ограниченного числа собственно друидов — третьей, высшей, степени ордена, допущенной к тайнам учения, осуществляющей культовое служение и вырабатывающей стратегические направления в деятельности ордена по управлению страной. Смысл и цели их администраторской деятельности открывались в мистериях и от практических нужд населения были, как правило, далеки. Вообще вся система «друидического» администрирования игнорировала задачи «низкие» и занималась преимущественно решением задач глобальных, мистических, религиозных. Мнение населения при этом не учитывалось никак, — равно, как не учитывались и материальные возможности общества, которое было жестко ориентировано на служение ордену и выполнение решений вождей-друидов любой ценой. «… У галлов периода независимости народ не представлял никакой реальной политической силы. “Простой народ там держат на положении рабов”, — говорил Цезарь […] о Галлии того времени» (Широкова Н. С. Кельтские друиды. Д., 1984. С. 62).

Среди друидов также существовали степени иерархии, пройдя которые друид мог стать Верховным друидом, «который пользовался в ордене неограниченной властью. Эта власть прекращала свое действие только с его смертью… После смерти верховного друида ему наследовал самый достойный представитель ордена. Если таковых было несколько, прибегали к голосованию. А если соглашение никак не могло быть достигнуто, спор о первенстве разрешался иногда даже с помощью оружия […] Верховный друид избирался самими друидами, а не назначался государственными властями. Орден друидов стоял совершенно независимо от всякой гражданской власти. Фюстель де Куланж замечает, что сословие друидов “помещалось, так сказать, вне галльских племен и как бы даже возвышалось над ними”» (Широкова Н. С. Кельтские друиды. Л., 1984. С. 37).

Из гумилевской канцоны явствует, что Николай Степанович был знаком с формами деятельности друидического ордена:

Здесь все точно: «друиды» — учат, «поэты», т. е. барды, — ведут народ к цели, которая, впрочем, самому народу неизвестна, как неизвестна «мета» ведомым ангелами кометам…

Чему же учили друиды?

Достоверных сведений об этом сохранилось мало: учение друидов передавалось изустно, да и эзотерический характер его, сохраняемый многоуровневой системой организации ордена, делал недоступными главные друидические тайны. Однако можно утверждать, что «друидизм» мало чем отличался от других языческих оккультных доктрин (Цезарь, оставивший описание друидов, был поражен схожестью пантеона их верховных божеств с пантеоном Олимпийцев). Друиды верили в бессмертие и переселение душ, исповедуя при этом идею «метафизического прогресса»: они считали, что зло в мире неуклонно убывает, а добро — растет, так что все души в конце концов путем многократных «очищающих» превращений окажутся подготовленными для перехода в «высший мир». Известно, что значительную роль в их обрядности играли астрологические вычисления. В повседневной деятельности друиды широко практиковали магию, полагая, что подлинное знание всех существ имеет власть даже над злом (см.: Холл М. П. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской философии. Новосибирск, 1993. С. 50–56). Что касается морали, то тут наличествовал традиционный для язычества культ естественных, «биологических» добродетелей, т. е. обычная для пантеизма замена этики «валеологией».