Курьезы холодной войны. Записки дипломата

На автобусной станции, куда меня доставили, было очень много народа, и, когда я с трудом протиснулся в свой автобус, в нём уже почти не было даже стоячих мест. Мой небольшой чемодан удалось с трудом поместить на полку, а самому пришлось какое-то время стоять между плотно сдвинутыми телами других пассажиров. Через несколько остановок часть людей сошла, и стоять стало свободнее. Как только в салоне можно было продвигаться, ко мне подошёл один рослый молодой мужчина. Извинившись, он сказал, что присутствовал на моём выступлении в клубе общества «Знание», и что оно ему понравилось, а сейчас, пользуясь возможностью, ему хотелось бы со мной поговорить.

Из разговора выяснилось, что мой спутник работал в Житомире, а его жена с сыном жили в Бердичеве, куда он и возвращался на выходные. Он сказал также, что состоит в обществе «Знание» уже несколько лет и регулярно посещает там лекции. Потом мой собеседник признался, что вопрос о Курильских островах задавал он, и не только чтобы выяснить, как обстояло с ними дело на то время по отношению к Японии, но и в какой-то мере проверить знания лектора. Именно поэтому он спросил и о названиях этих островов, которые ему были хорошо известны, так как он там служил в течение почти трёх лет. Он добавил, что этот вопрос на проверку знаний лекторов он задавал всегда на лекциях о международном положении, и только от меня первого услышал их названия, но что даже я неправильно сделал ударение на имени острова Кунашир. Я ему в ответ заметил, что знание названий четырёх небольших скал на севере Японских островов вряд ли стоило считать мерилом для определения знаний лекторов, в особенности тех, кто не занимается этой проблематикой. Однако мой собеседник твёрдо считал, что если лектор выходит выступать перед людьми о международных делах, он должен быть готов отвечать на любой вопрос.

Затем он перешёл к тематике разоружения, исходя из позиции, что нам этим делом совсем не нужно заниматься, так как американцы, продолжая вооружаться, хотят разоружить только нас, и что им нельзя ни в чём уступать. Я пытался аргументировать в пользу взаимных шагов по разоружению, особенно в ядерной области, где гонка вооружений превратилась не только в угрозу самому выживанию человечества, но и в очень серьёзный фактор подрыва нашей экономики вместе с качеством нашей повседневной жизни. Мой собеседник категорически не соглашался с таким подходом, считая, что мы с нашей экономикой как-нибудь вытянем, а бояться войны надо американцам. И тут вдруг, желая как бы закрепить свою позицию самым сокрушительным доводом в его распоряжении, он твёрдо и решительно произнёс: «Вы там скажите им на переговорах, что у нас много таких как я, кто готовы завтра же пойти на фронт и взять с собой своих сыновей. Если надо, все умрём, как один! Да, так и передайте, пусть знают, с кем имеют дело!» Я не мог поверить тому, что услышал, и понял, что с этим человеком обсуждать такую тему было бессмысленно. К моему облегчению, мы в это время уже подъезжали к вокзальной площади Бердичева, и наш разговор завершился. Мой спутник очень любезно проводил меня на платформу и, прощаясь перед уходом, вдруг снова повторил: «Вы, в самом деле, им так и скажите… Пусть задумаются… До свидания». Трудно было свыкнуться с мыслью, что у нас были люди, которые после стольких войн, лишений и трудностей жизни могли так рассуждать. Примерно через час ожидания московский поезд уносил меня в холодную зимнюю ночь вдаль от этих мыслей и этой встречи…

В ЗАБАЙКАЛЬЕ

В конце апреля 1983 года у меня возникла ещё одна возможность выехать с лекциями по линии ЦК. На этот раз речь шла о выступлениях на протяжении одной недели в Забайкалье, а точнее, в Бурят-Монголии. Я с готовностью согласился, так как, с одной стороны, мне давно хотелось побывать на Байкале, посещение которого предусматривалось предложенной поездкой, а с другой — её намеченные сроки позволяли мне отлучиться с работы на это время до запланированного выезда на очередной раунд переговоров в Женеву. На Старой площади мне сказали, что я должен буду прочитать несколько лекций в самом Улан-Удэ, начиная с выступления перед делегатами партийной конференции республики, а затем в нескольких точках на периферии.

Путь был очень дальний, и я отправился на встречу с Байкалом самолётом. Перелёт из Москвы с посадками в Томске и Новосибирске занял немало часов, очень ощутимо снова напомнив мне о колоссальных размерах территории России. По знакомому теперь для меня порядку я сначала коротко знакомился с высшим партийным руководством автономной республики, с секретарями обкома и горкома, с которыми уточняли программу лекций, а затем в сопровождении прикреплённого ко мне сотрудника местного ЦК приступил к выступлениям.

Первое из них состоялось вечером первого дня моего пребывания в столице Бурят-Монголии в многоярусном Театре оперы и балета, где проходила республиканская конференция. На данном выступлении, которое было частью официальной программы этого крупного партийного мероприятия, присутствовали руководители основных партийных, административных и хозяйственных органов республики, директора предприятий, председатели больших совхозов и колхозов, представители ведущих общественных организаций. В этом театре я выступал с поставленной в центре сцены трибуны при полностью освещённом зале, что помогало лучше видеть слушателей и чувствовать их присутствие.

По просьбе секретаря ЦК республики я рассказал об основных проблемах мировой политики, которые были особенно важны для нашей страны в тот период, включая существовавшие тогда конфликтные ситуации и вопросы разоружения, а затем дал оценку их динамики и проанализировал возможные перспективы их решения. Вопросов поступило так много, что ведущий встречу секретарь обкома после почти двух часов работы подвёл под вопросами черту, одновременно предложив остальным желающим их задать встретиться со мной около сцены после официального закрытия конференции.

К моему удивлению, несмотря на поздний час, таких желающих оказалось человек 10–12, хотя у некоторых из них были не вопросы, а скорее комментарии по выступлению или предложения мне выступить в представляемых ими городах или на их предприятиях. Поскольку за отсутствием возможности я ещё не запомнил всю свою программу, мне приходилось выражать им свою готовность выступить при условии согласования с расписанием, которое было у прикреплённого ко мне сотрудника ЦК. Этот активный и расторопный человек, находившийся уже рядом со мной, взял на себя согласование таких предложений с моей программой, обещая сообщить о результатах авторам предложений на другой день.

Последний из слушателей, которые подошли ко мне, дождался, когда мы оказались вдвоём, и как-то очень просто и подкупающе-искренне сказал, что его казаки будут очень рады послушать меня у них в станице. Формулировка его вопроса меня заинтриговала ссылкой на казаков и станицу, и я вначале подумал, что у меня какая-то проблема с географией. Желая уточнить услышанное, я спросил этого приятного человека, далеко ли их станица от города, на что он ответил, показав рукой за спину: «Да что вы. Тут совсем рядом. Я здесь буду до послезавтра. Если сможете, то я за вами прямо с утра тогда и заеду. Думаю, и вам будет интересно у нас побывать». Я поблагодарил милого человека за приглашение и тут же попросил моего сопровождающего уточнить выделенной мне день на экскурсию. Оказалось, что он попадал на послезавтра, и я с удовольствием принял приглашение моего нового знакомого. Он записал мои координаты, и мы условились, что он заедет за мной в гостиницу послезавтра в 7 часов утра.

Следующий день у меня выдался очень напряжённым, так как для продления поездки в Горячинск и на Байкал по программе пришлось вместо сначала предусмотренных двух выступлений в Улан-Удэ сделать четыре. Особых впечатлений они не оставили. В семь часов утра, на третий день моего пребывания в Бурятии, я спустился после завтрака в вестибюль гостиницы, где меня уже ждал представитель станичных казаков. От этого человека исходило какое-то удивительное крестьянское тепло, с ним было уютно находиться, а его разговор и высказывания вызывали у меня ассоциации с толстовским Платоном Каратаевым. Мы сели в машину Александра Николаевича и поехали, тут же легко разговорившись про дела его станичного совхоза.