Ганнибал

Исполняя приказ консула, Марцелл повел свои войска навстречу Ганнибалу и застал его около Канусия. Очевидно, начиная кампанию, Ганнибал хотел в какой-то степени восстановить свои позиции в Самниуме и Кампании; этим, надо полагать, объясняется и то, что он оказался у стен Канусия, и то, что он пытался убедить граждан Канусия перейти на его сторону. Появление Марцелла заставило Ганнибала отступить в горные районы. Марцелл шел за ним по пятам; время от времени происходили небольшие столкновения, и наконец римский полководец навязал Ганнибалу большое сражение. Давление карфагенян было настолько сильным, что правое крыло римлян и отборные части (extraordinarii) начали отступать. Тогда Марцелл попытался было выдвинуть в первый ряд один из своих легионов, но во время перегруппировки в его армии началось смятение, и римляне побежали. На следующий день битва возобновилась. Ганнибал ввел в действие слонов и снова обратил в бегство часть римской армии. Однако римлян стали метать в слонов дротики. Раненые животные, увлекая за собой остальных, повернули назад и бросились на карфагенян. Последние, в свою очередь, начали отступать. Ночью Ганнибал оставил свой лагерь и ушел в Брутиум [Ливий, 27, 12 — 15, I].

Но и там положение Ганнибала было уже не таким прочным, как прежде. На ситуацию в Брутиуме большое воздействие оказали и набеги из Регия, о чем уже говорилось, и в особенности сдача Фульвию гирпинов, луканов и вулькиентов, предавших римскому командованию и стоявшие у них пунийские гарнизоны. Квинт Фульвий в противоположность тому, что он проделал в Капуе, на сей раз проявил к возвращавшимся под власть Рима «милость» и ограничился только словесными упреками [Ливий, 27, 15]. Такое поведение легко объяснимо: Ганнибал еще действовал на крайнем юге Италии и римское правительство, конечно, было заинтересовано в том, чтобы лишить его последних союзников по возможности мирными средствами. Эта политика дала свои результаты: в лагере Фульвия появились знатнейшие и влиятельнейшие вожди брутиев, братья Вибий и Паккий, с предложением признать власть римского народа на условиях, которые только что были предоставлены луканам [там же].

Между тем Квинт Фабий Максим двигался к Таренту, захватив по дороге в области самнитов г. Мандурию. Подойдя к Таренту, он расположил свой лагерь у входа в тамошнюю гавань. Одновременно он большой флотилией запер и выход в море. Случай помог Фабию. В свое время Ганнибал оставил в Таренте отряд брутиев; начальник этого отряда был влюблен в некую тарентинку, брат которой служил у римлян. Узнав из письма сестры об ее знакомстве с богатым чужеземцем, пользующимся у своих соплеменников большим почетом и влиянием, этот человек решил использовать такое стечение обстоятельств для того, чтобы послужить римлянам. С разрешения Фабия он под видом перебежчика пробрался в город, там сблизился с начальником брутиев и уговорил его сдать римлянам свой пост. В условленное время Фабий расположился в засаде у восточной окраины города, а из акрополя, гавани и с кораблей были даты боевые сигналы, послышались боевые крики. В Таренте началась паника. Войска, охранявшие подступы к восточному его району, были спешно переведены туда, где, по-видимому, начиналось сражение, и Фабий, не встречая сопротивления, с помощью брутиев занял стену, проник в город и взломав городские ворота. В самом городе тарентинцы почти не оказали сопротивления, только у входа на агору произошла ожесточенная схватка. Повсюду на улицах озверевшие победители истребляли тарентинцев, карфагенян и даже брутиев, только что впустивших в город римскую армию. Римляне захватили в Таренте, по слухам, 30 000 рабов, огромное количество серебра, 83 000 фунтов золота, произведения искусства [Ливий, 27, 15 — 16; ср.: Апп., Гаяниб., 49; Зонара, 9, 8]. Рассказ Плутарха [Плут., Фаб., 21 — 22], в общем соответствующий римской анналистической традиции, добавляет к этому существенную деталь: Фабий велел перебить брутиев, с помощью которых овладел городом, дабы не обнаружилось, что он захватил Тарент благодаря предательству…

А что же Ганнибал? В это время он был занят борьбой с осаждавшими Кавлонию и вынудил их капитулировать. Он, видимо, просто не обратил внимания на движение Фабия или не понял его значения, предоставив, таким образом, римскому консулу возможность беспрепятственно подойти к Таренту. Услышав об осаде Тарента, Ганнибал быстрым маршем направился туда, но опоздал. Постояв некоторое время в полумиле от города, Ганнибал двинулся в Метапонт.

Взятие Тарента римлянами еще более ухудшило его и без того тяжелое военно-политическое положение. Теперь он мог опираться только на два или три небольших городка в Великой Греции, да еще на брутиев; надежда на тех и на других была очень слабой. Ганнибалу нужно было ликвидировать последствия своей тяжелой ошибки, и теперь, чтобы заманить неприятеля на верную гибель, он решил прибегнуть к хитрости. Внезапно для Фабия в римский лагерь прибыли посланцы Метапонта с предложением сдать город, если римляне воздержатся от «наказания» за прежнюю «измену», то есть за переход на сторону Ганнибала. Такое предложение показалось Фабию вполне естественным, в особенности после падения Тарента, и он уже назначил день, когда подойдет к Метапонту. Ганнибал, в свою очередь, расположил на подступах к городу засады. Все, казалось, предвещало успех. Однако в последний момент Фабий, совершая гадания, получил неблагоприятные предзнаменования (гаруспик сказал ему даже, что следует опасаться засады и коварства противника) и отказался от похода. К нему в лагерь снова прибыли посланцы из Метапонта; под пыткой они рассказали о замыслах пунийского полководца [Ливий, 27, 16]. И эта попытка не удалась.

Падение Нового Карфагена заставило, как уже говорилось выше, пунийское правительство и командование пересмотреть план дальнейших боевых операций, было решено послать из Испании в Италию новую армию под командованием Гасдрубала Баркида на соединение с Ганнибалом. Гасдрубал и его коллеги (Гасдрубал сын Гисгона и Магон Баркид) понимали, что, предпринимая эту экспедицию, необходимо если и не ликвидировать Сципиона и его армию, то по крайней мере устранить с этой стороны непосредственную угрозу карфагенскому господству на Пиренейском полуострове, где силы карфагенян после ухода Гасдрубала Баркида были бы резко ослаблены. А опасность была очень серьезной: не говоря уже о потере денег, продовольствия, снаряжения, даже об утрате важнейшей опорной базы, своего рода «столицы» пунийской Испании, блестящий успех Сципиона снова вызвал среди иберийских племен волну переходов на сторону Рима, чему в немалой степени способствовали и действия карфагенских полководцев, водворявших пунийское господство в Испании насилиями и террором [ср. у Полибия, 10, 36, 3 — б], и политика самого Сципиона. Так, в римский лагерь явился Эдеокон, глава племени эдетан, один из славнейших, по характеристике Ливия, испанских вождей [ср. у Полибия, 10, 34, 2 — 10]. В руках римского командования находились его жена и дети, поэтому действия его не требуют дальнейших объяснений, хотя Ливий говорит и о других причинах, побудивших Эдескона к измене. Из карфагенской армии ушли со своими войсками Индебил и Мандоний, которых Ливий называет несомненными вождями (principes) всей Испании [Ливий, 27, 17; Полибий, 10, 35, 6 — 8]. Не было никакой надежды, что этот центробежный процесс сам собой прекратится, и Гасдрубал Баркид решил как можно скорее дать бой Сципиону [ср. у Полибия, 10, 37, 1 — 5]. Полибий объясняет это тем, что Гасдрубал надеялся выиграть сражение и после этого решить, что делать дальше; в том случае если бы его постигла неудача, Гасдрубал предполагал уйти в Галлию, а оттуда в Италию. Однако — и об этом только что говорилось — поход Гасдрубала в Италию был уже предрешен в любом случае: победа нужна была ему для того, чтобы обеспечить себе прочный тыл на Пиренейском полуострове. Сципион, в свою очередь, также стремился к бою: он хочет иметь дело с одним только Гасдрубалом до подхода остальных карфагенских армий. В начале весны Сципион выступил из Тарракона [Ливий, 27, 17].