Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

привозил на машине и пилил бревна для кочегарки института, рубил

ледяные “гири” на Чагане - для “Маслопрома”, работал на сенной базе и

т. д.

Рядом с тестем трудился зять. Он решил пока не возвращаться на

фабрику: она показалась Ване “несерьезной”, плохо организованной - по

сравнению с теми, предприятиями, какие ему приходилось видеть на

Дальнем Востоке. Шура согласилась с мужем, полагая, что ему следует

“походить по городу”, “оглядеться вокруг”, спокойно подумать - и затем

уж решать, где ему хочется работать.. Но пока хороший специалист -

электрик, каким был Ваня, ничего не не находил “по душе”.....

Артель отца накануне жарких летних дней “разбежалась”: каждый ее

член решил заниматься только своим, нужным ему делом. И бывший

глава - организатор коллектива теперь самостоятельно, в полном

одиночестве работал в лугах (сенокос) и в степи (бахча)... Несколько раз он

обращался с просьбами к знакомому “полещику” и к бригадирам соседних

колхозов. Неделю “держал” чужую, “нанятую” им лошадь: нужно было

обязательно заготовить сено для коровы.. И с облегчением вздохнул, когда

увидел, что будущая зима уже не испугает его

Оставалось еще одно нелегкое, но привычное дело - бахча. Отец успел

вовремя выполнить все необходимые весенние работы на своем

небольшом участке . Как ему удалось вспахать землю и ухаживать за

арбузами, тыквами и картошкой - на этот вопрос он не отвечал.. Не

217

говорил и о том, каким может быть урожай на его бахче: боялся

“испытывать судьбу...”

Жизнь в первые послевоенные годы для большинства рядовых

уральцев оказалась не менее трудной, чем во время войны...Спокойной,

безопасной?! Бесспорно, да!. Но никак не легкой... 46- 47-й запомнились

многим как тяжелое, полуголодное время. Летом страшная засуха

уничтожила будущий урожай и степные травы... Продуктовую карточку не

всегда “отоваривали”. И она превратилась в мало что значащий и стоящий

клочок бумаги....Каждый день перед продуктовыми магазинами, как во

время войны, стояли “бесконечные” очереди в ожидании хлеба.. На базаре

- пусто... “Случайный” товар покупатели моментально “сметали” с

прилавка (“расхватывали”). Старая местная гадалки на центральной улице

(рядом с домом Карева) поздней осенью 46-го говорила о страшных

испытаниях: “.. Будет холодная и голодная зима...Скотина подохнет... А

лето - жаркое, сухое, без дождей... Степь сгорит... За грешные наши дела

- наказанье великое будет...”

Прохожие, слушая зловещее предсказание знающей жизнь

Максимовны, по -разному воспринимали ее слова: одни - посмеивались,

другие - печально хмурились. Но никто не возражал гадалке. И не

приглашал старого, известного в городе милиционера, который мог бы

остановить мрачные речи старухи..

Первые послевоенные годы - нелегкие не только для взрослых, но и

для детей. Костя и я не только учились, но, сменяя друг друга, постоянно

дежурили у хлебного магазина на Советской улице. Очередь никогда не

уменьшалась... Повторялось то, что было знакомо мне по недавним

временам: постоянные проверки, жалобы, злые крики, переходящие в

откровенную ругань, и пр. Бывшие фронтовики особенно резко выражали

свое недовольство положением в городе: они не стеснялись в “острых” (не

всегда литературных) выражениях по поводу чиновников, “сидевших во

время войны в своих теплых и светлых кабинетах”, а “теперь

издевающихся над простыми людьми..” На предприятиях партийные

руководители пытались что - то объяснять рабочим, но их словам не

верили Местные власти, недовольные шумными, скандальными

очередями и стихийными “митингами” у хлебных магазинов, опасаясь

открытого выражения массового протеста, вновь, как во время войны,

распорядились “разгонять” толпы людей, стоявших у магазинов...

Поведение “стражей порядка” было заранее известно...Ничего нового в их

действиях не было и не могло быть: ведь милиционеры привыкли лишь

старательно выполнять приказы.... А каковы они, эти приказы ?

“Защитники общественного порядка и дисциплины” вопросы такого рода

никогда не задавали - ни себе, ни начальству...

218

Сначала они уговаривали уставших от бессонницы и ожидания

женщин и подростков (они составляли основную часть “очередников”)

“разойтись по домам”, затем - раздавались грозные слова -

предупреждения о какой - то загадочной “решетке”, далее следовало

“задержание нарушителей порядка” и черная машина, хорошо известная в

городе...

...На час - полтора очередь как будто исчезала. На улице наступала

тишина. Но ни один “владелец хлебной карточки” не уходил домой: все

прятались в укромных местах. Вели разговоры о последних сплетнях и

слухах, - об отмене продовольственных карточек и денежной реформе(

произойдет в конце 46 -го - начале 47 -го): “.Как тогда будем жить? Лучше

или хуже?..” Но кто мог тогда верно ответить на вопросы, особенно

сильно волновавшие людей?

Косте и мне приходилось прятаться недалеко от магазина под грязным

арычным мостом: нельзя было на долгое время оставлять без внимания

очередь и свое место в ней. Я болезненно воспринимал все

происходившее: смеялся над “стражами порядка”, жалел женщин и детей,

стоявших в очереди, испытывал чувство стыда, находясь под мостом,

будто делал что - то отвратительное и глупое. . Самолюбивый юноша,

потомок свободных уральских казаков, я вынужден был бегать и

скрываться от милиции: “Неужели все это происходит в моем родном

городе?..” Известные горьковские слова “Человек - это звучит гордо” для

меня и моих товарищей - школьников имели по-настоящему прямой и

высокий смысл.. Но какие чувства может испытывать человек, загнанный

в арык или прячущийся в углу, под забором?...

7

Летом 46-го года я закончил восьмой класс. Попал в него благодаря

старшему (погибшему) брату, хотя Гриня вряд ли мог предполагать, что

его “поддержка” будет необходима мне в год окончания войны...

Накануне экзаменов в седьмом классе кто -то распустил в классе слух,

что не всех учеников “возьмут” в восьмой, что на экзаменах необходимо

получить “хорошие оценки” (теперь - “пятерки” и “четверки”) по

“основным учебным предметам” (русский язык, математика, история и

пр.). Для меня подготовка к экзаменам была делом сравнительно легким:

несколько раз внимательно просмотрел учебники, решил с десяток новых

задач по математике и написал ряд сложных предложений... Непривычное

испытание выдержал, можно сказать, блестяще.

219

Как ни странно, но самым трудным для меня оказался экзамен по

такому новому “учебному предмету”, как Конституция СССР (был такой в

мое время), но и его удалось вполне успешно преодолеть...

Никаких преград (думалось мне , мешающих учиться в восьмом

классе, не может возникнуть.. О своем желании я сказал родителям. Мама

сразу поддержала меня: “Конечно, надо учиться дальше..” Отец, как

обычно, думал иначе. Он говорил (справедливо говорил), что без лошади

жить и работать стало намного труднее, чем прежде, что ему нужен

помощник и дома, и на бахче, и в лугах, что следует “держать хозяйство в

порядке”, иначе мы разоримся и пропадем: “ Конечно, хорошо бы иметь

лошадь, но денег, чтобы ее купить, нет и не будет. Можно занять у братьев

и приятелей, но не хочется: ведь придется отдавать долг...”

Но мама вновь напомнила, что случилось со старшим сыном. И отец

вынужден был сказать:” Что ж, пусть учится...” Но скоро выяснилось, что