Булавин

Одновременно Хованский подошел к Паншину. Здесь собралось до четырех тысяч повстанцевв («кроме жен и детей»). Они собрались идти вниз по Дону к Голубой станице с семьями, с обозом (полторы тысячи телег), чтобы соединиться с Некрасовым. Но тот ушел из Голубой и стал у Нижнего Чира. Впрочем, эта группа восставших далеко не ушла. Ратники Хованского в пятя верстах от Паншина ворвались в обоз. «Была баталия великая» — признавал воевода. На обоз, шедший берегом реки, налетели драгунский батальон, полк стольника Дмитриева-Мамонова, «несколько дворянских и мурзинских рот», калмыки Чеметя-тайши, Донду Омбо — внука хана Аюки и Байсулунта. Повстанцев полностью разбили, многих «покололи, а иных потопили»; их жен и детей, пожитки «побрали по себе немалое число» русские ратные люди и калмыки.

Каратели взяли на поле боя шесть знамен восставших, два значка, восемь пушек медных.

Некрасов, Павлов, Беспалый, Лоскут и другие, узнав о двух поражениях своих собратьев, понимали, что их положение безнадежно — они попали в клещи: с севера на них шел Хованский, с юга Долгорукий; оба были довольно близко. С двумя тысячами восставших, с семьями они, побросав пожитки, переправились через Дон у Нижнего Чира и пошли на Кубань. Погоня, посланная за ними, их не догнала.

Оба командующих пошли дальше усмирять казачьи городки. Долгорукий повернул на Донец, взял с собой и черкасскую судовую рать. Во главе ее поставил Зерщикова, а Соколова отпустил домой. Донские казаки, уверен командующий, ныне, после расправ у Есаулова, «в великом страхе». Не то на Донце — там «еще немалое воровство и шатость», и он, князь, идет туда, где действуют «Голой да Тишка Белогородец с товарыщи их».

Долгорукий жалуется на тяготы похода: выжженная степь, отсутствие провианта, бескормица для лошадей. Он шел от Есаулова на запад степью. В начале сентября дошел до Обливенского городка. Около него встретили его местные казаки, сказали: Голый, собравший по Донцу до трех тысяч человек, шел к Некрасову, но от их городка повернул назад, узнав о событиях под Есауловом. Далее они добавили:

— Тот Голый положил на том, чтобы ему к тому воровскому войску собрать больше и дожидатца тебя, князя, на Айдаре.

Голый стоял в Обливах шесть дней вместе с другим атаманом — Рыскуловым. Потом, взяв с собой спутников, «на 40 конех», поехал в Чирскую станицу. Узнал, что Долгорукий идет на Донец. Вернулся в Обливы, откуда Рыскулов, узнав о походе карателей, ушел с полу-тысячей восставших. У Голого осталось две с половиной тысячи, и он двинулся на Айдар.

Долгорукий перед выходом из Обливенского городка казнил в нем «пущих заводчиков». По пути к Айдару, вдогонку за Голым, сжег Дегтярный городок. Он спешил к Айдару. Туда же шел по его приказу Шидловский, о чем он доносил Меншикову:

— И сего августа 29-го числа от реки Дону пошли мы с полками к реке Северскому Донцу для истребления оной же донской Либерии и для искоренения таких же воров и завотчиков Голого и Тишки Белогородца, и для опустошения по росписи (Петра I. — В. Б.) по Донцу построенных городков. И того ради по Донцу отправлен я з брегадою, с фан Дельдиным и з гетманскими полками. А господин командир путь восприял ойдарскими городками.

В тех местах продолжались, и довольно еще долгое время, действия повстанцев. Воеводы и командиры жаловались на трудности для проезда курьеров, посылки почты.

То же происходило в верховых донских городках и в придонских русских уездах. 8 сентября в Тамбовском уезде на речке Малый Алабуг в бой с карателями, продолжительный и ожесточенный, вступили местные крестьяне из «отложных» деревень (вышедших из подчинения властям и помещикам), 1300 «воровских казаков» и 1200 «казаков» с пристани во главе с атаманом Степаном Шиваевым.

Хованский с войсками в эти дни шел по верховым городкам Дона, Медведицы, Хопра, Бузулука. «И, шед по Дону до Кременных, — сообщает он в Москву, — многие их казачьи городки взяли и выжгли, и вырублены все без остатку».

В Кременном городке, на полпути от Паншина к Усть-Медведицкому, вверх по Дону, воеводу встретили местные и другие, съехавшиеся из разных станиц казаки. Принесли повинную. К отписке Хованский приложил роспись городков, им выжженных: Голубые, Паншин, Качалин, Иловлинский, Сиротин, Старый и Новый Григорьевские, Перекопский; всего — восемь городков. У крестного целования были, то есть принесли присягу в верности, 12 городков по Дону, три медведицких, десять хоперских, 14 бузулуцких; всего 39 городков.

Но полного замирения здесь не получалось. Болконский, козловский воевода, пишет в Москву:

— А о злом возмущении и о бунте оных воровских казаков, также и о воинских людех колмыках вести и доныне множатца. Естьли, государь, от воровских козаков и колмыков х Козлову и к Танбову будет приход, и противу их отпору будет дать нечим.

Князь имеет в виду недостаток в Козлове ружей, пороха и свинца. Беспокойное состояние этого края озлобляло воевод и позднее; Долгорукий глубокой осенью еще придет сам в эти места для наведения порядка по своему, карательному способу. Пока же главной заботой командующего стало преследование Голого — самого смелого и решительного из атаманов, оставшихся после гибели Булавина, Драного, Хохлача, бегства с Дона Некрасова, Беспалого, Павлова, Лоскута.

Шел уже сентябрь, а восстание, хотя и сильно ослабленное после июльско-августовских поражений, продолжалось. Голый и его войско, преследуемые карателями, ушли с Айдара и появились на среднем Дону. Здесь, у Донецкого городка, местные казаки во главе с атаманом Викулой Колычевым на бударах переправили их через реку. По приказу Долгорукого черкасские старшины послали против повстанцев Голого свое войско — «судовое и конное» во главе с Герасимом Лукьяновым, а также отправили «по всем рекам» войсковые письма о поимке атамана. Петр Емельянов, оставшийся в Черкасске за войскового атамана, поскольку Зерщиков сопровождал Долгорукого, известил князя:

— Да сего ж сентября в 29-й день писали к нам, Войску, сверх с Дону пятиизбенские, верхние и нижние чирских станиц казаки в письме своем, что Григорьевской станицы вор, и изменник, и богоотступник, и от государя отметник Сенька Селиванов, а прозвищем Ворон, забыв страх божий и к великому государю обещание и крестное целование, прибрав к себе таких же воров и приехал в Нижнюю Чирскую станицу с Ногайской стороны, и возмутил в том городке малыми людьми на злое воровство.

Восстание, поднятое на нижнем Дону, в, казалось бы, уже «замиренных» карателями местах, было подавлено. Казаки двух Чирских и Пятиизбенской станиц «едва тех воров из станицы вон выбили». Этот эпизод показал, что усмирение и здесь, в местах проживания наибольшего числа природных казаков, проходило не без осложнений. Однако Селиванов достиг своего: казаки Нижнечирской, Есауловской и Кобылянской станиц вместе с семьями ушли с ним на Кубань к Некрасову. Очевидно, сам приход сюда Селиванова с Ногайской стороны был предпринят по согласованию с атаманом-раскольником Некрасовым.

Между тем Голый, обосновавшийся у Донецкого городка, провел смелую операцию, закончившуюся победой над царским полком. О событиях, с нею связанных, пишут царю командующий и другие лица. Долгорукий пришел к Новому Айдарскому городку в середине сентября. Поскольку Голый ушел оттуда за четыре дня до него, князь послал за ним погоню — две тысячи в полках фон Делдина и Тевяшова, царедворцев и даточных. Они догнали его в Богучаре, что в 20 верстах от Донецкого городка, вверх по Дону. Уже стемнело (шел третий час ночи), враги стояли в трех верстах друг от друга. Но ночью Голый ушел к Донецкому:

— А он, вор (Голый. — В. Б.), — сетует майор, — переправил за Дон большую половину людей, и обоз, и скот. А из Донецкого атаман Колычев с товарищи учинили ему, вору, великов споможение, дали будары и ево перевезли в городок совсем за Дон. И сами все вышли к нему, вору, в помочь. И как оне (каратели. — В. Б.) догнали вора под Донецким, и вор Колычев вывес пушки, и стали в крепи.