Неподдающиеся

— Почему бы тебе не пригласить Сергея в Грецию, чтобы познакомить с членами твоей семьи, с родней? — как-то спросил я Кристину.

— Папа́, вы знаете, сколько стоит на Западе жизнь человека? — в свою очередь задала вопрос она.

— Ну, это зависит от запросов каждого…

— Я говорю о цене на убийство. Оно стоит максимум десять тысяч долларов.

Несколько лет спустя прошел слух, что в Лондоне Сергей Каузов попал в автомобильную катастрофу, но остался жив. Тогда я и вспомнил этот разговор с Кристиной.

Отношения Советов с Западом теплели, и Каузову разрешили уехать с женой за границу.

Поселились они в Париже. Кристина продолжала практически руководить делом.

Как-то Мария Сергеевна обмолвилась о непредсказуемости поведения невестки:

— Мы можем сидеть за обеденным столом. Кристина вдруг вскакивает и уходит. Какое-то время спустя она уже звонит Из Нью-Йорка…

Костя не раз говорил мне, что эта молодая женщина по своим деловым качествам превосходит отца.

Разговор происходил в очередной приезд Кости в Россию. Он — пусть это не покажется странным — решил со мной посоветоваться по вопросу, весьма его волнующему. Дело в том, что после смерти отца Кристина еще больше возненавидела мачеху и хотела избавиться от ее участия в их огромном предприятии. По завещанию Аристотеля Жаклин участвовала в прибылях от эксплуатации острова у побережья Греции, великолепной яхты и доходного дома-небоскреба в Нью-Йорке.

Сумма, получаемая Жаклин в год, составляла около двух миллионов долларов.

Через своих адвокатов Кристина выяснила, что вдова ее отца за отказ от этих доходов и выход из дела требует единовременную сумму в сорок миллионов.

Кристина категорически отказалась выплатить мачехе столь огромные деньги. Костя пытался уговорить крестницу, говоря: «Ведь она проживет еще минимум тридцать — тридцать пять лет! Значит, получит у тебя от шестидесяти до семидесяти миллионов, а просит сорок!.. По-моему, есть расчет, чтобы от нее отвязаться».

«Ни за что!» — решительно заявила Кристина, на чем разговор кончился.

Тогда я рассказал Косте случай, происшедший в Ростове-на-Дону со страховым агентом Шавиньером, о котором я уже поведал читателю. Костя искренне посмеялся, а я предложил, чтобы мой дорогой друг ознакомил с этой историей Кристину и попытался донести ее суть до Жаклин.

И вы, мой дорогой читатель, посмеетесь: Жаклин все обдумала и вышла из дела, согласившись на отступную в 24 миллиона долларов.

Если бы старик Шавиньер был жив, он имел бы право обратиться к Кристине с просьбой подбросить ему пару долларов — за идею! Я же, как вы понимаете, этой возможностью не воспользовался!

«Холодная война» продолжалась, и наличие советского мужа стало сказываться на делах наследницы Онассиса отрицательным образом.

В европейской прессе появилось сообщение о том, что Кристина и Сергей Каузов «разъехались».

Однако, по моим сведениям, Мария Сергеевна продолжала ездить на новогодние праздники в Париж по приглашению Кристины, и Новый год они там встречали все вместе.

Мои отношения с Кристиной оставались очень теплыми. Как-то летом, вернувшись в Москву из санатория, я обнаружил ее записку: «Папа́, Москва без вас — не Москва!» Вероятно, в очередной приезд в Советский Союз Кристину встретили как «обыкновенную иностранку»: ее не проводили с трапа через депутатскую комнату к машине, что делалось при мне, благодаря моим наградам «Отличник погранвойск» I и II степеней и юбилейным медалям в честь празднования годовщин этой части армейской элиты… А пришлось дочери Онассиса выстоять вместе со всеми очередь паспортного контроля, ждать свой багаж, проходить таможенный досмотр и так далее и тому подобное.

Характерным примером деловитости моей названой «дочурки» явился ее телефонный звонок в Шаи возле Кларана в Швейцарии, где я отдыхал с Еленой на загородной даче моего двоюродного брата Жан-Рока Хельга.

— Алло! Папа́?

— Да, — ответил я, узнав голос Кристины.

— Вам нужны деньги?

— Нет, спасибо.

И трубка была ею тут же повешена. Столь лапидарная беседа мне показалась странной. Я позвонил женевскому директору банка Кристины, приказал разыскать хозяйку и просить ее позвонить мне снова.

Когда раздался повторный звонок, я спросил:

— Почему ты повесила трубку? Не кажется ли тебе, что наша беседа была слишком краткой? Ты могла бы, по крайней мере, поинтересоваться моим здоровьем…

— А вы говорили совершенно здоровым голосом. Какие-то дела, о которых следовало бы поговорить?!

— Нет.

— Не понимаю! — удивилась Кристина. — Вы здоровы и в деньгах не нуждаетесь. Какие могут быть еще дела? И потом, папа́, я же звоню за свой счет.

— Да-а… — заметил я. — Твой отец был прав, когда говорил мне: «Богат не тот, кто много зарабатывает, а тот, кто мало тратит!» Ты, моя «дочь», всегда будешь богатой!

Костя умер внезапно. Он страдал диабетом, но был еще полон сил, и смерть его оказалась абсолютно неожиданным ударом.

Анастасия позвонила нам ночью… Она, вероятно, что было естественным, ждала моего немедленного вылета на похороны, не представляя сложной и тягучей бюрократической машины нашего недавнего прошлого: чтобы попасть в Америку, следовало иметь официальное письменное приглашение. Его в течение 2–3 месяцев рассматривали бы в ОВИРе, затем, в случае получения разрешения на выезд, требовалась американская виза — это тоже заняло бы (возможно, несколько меньшее) время. И наконец, получение билета на самолет… Короче, попасть на похороны друга в тогдашней ситуации было нереально.

Мое отсутствие Анастасия восприняла очень болезненно, и наши отношения совершенно прекратились. На несколько писем с соболезнованиями вдова Кости не ответила, и я перестал ей писать.

От наших общих знакомых мы узнали и о других ударах судьбы, которые пришлось пережить этой женщине: на похороны не приехал не только я, но и крестница Гратцоса — Кристина. Возможно, ей помешала болезнь, но факт остается фактом.

Убитая горем, Анастасия машинально выбрасывает в мусоропровод небоскреба все свои драгоценности, которые хранила возле мусорного ведра; кроме того, завещанный ей Костей танкер — почти в ту же пору — терпит крушение и тонет…

Слава Богу, что у этой женщины была жива сестра и имелся дом во Флориде, где она, вероятно, по сей день находится.

Очень жаль моего друга — Костю! И жаль эту хорошую немецкую женщину, бывшую верной спутницей Гратцоса долгие послевоенные годы.

Расскажу два запомнившихся эпизода, связанных с приездом Анастасии Гратцос в Москву.

Со своей американской знакомой она решила посетить один из имевшихся тогда в Москве магазинов для иностранцев «Березка».

Несмотря на привилегированность и престижность такой точки советской торговли, стиль, свойственный большой части нашей молодежи шестидесятых — семидесятых годов, и пренебрежительное отношение продавцов к покупателям не миновали и этот магазин: несколько покупательниц терпеливо ждали, когда две продавщицы закончат свой личный, не имевший никакого отношения к их работе разговор.

Не привыкшая к подобной системе обслуживания, Анастасия решительно прошла за прилавок и, указав продавщицам на место покупательниц, сказала по-английски:

— Вы будете стоять там, а я — работать здесь!

Девушки не на шутку растерялись: дело могло кончиться скандалом, а терять столь престижное место работы не хотелось. Поэтому, извинившись, продавщицы быстро обслужили Анастасию и ее спутницу, в финале подарив им по значку с надписью «Березка», снятому со своей рабочей одежды.

Когда же Анастасия вернулась в отель, швейцар задержал ее, указав на значок:

— Проходить сюда могут только проживающие в отеле иностранцы!

Потребовалось вмешательство администратора, чтобы уладить недоразумение.

Второй эпизод носил затяжной характер, и будь то при жизни нашего «великого диктатора», мне наверняка приписали бы все возможные грехи, вплоть до шпионажа…