Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

В то утро, когда Муссолини написал свое обращение к Гитлеру, адвокат Ренато Зансоне шел не торопясь из здания общественного суда Неаполя по направлению к своему дому в Вомеро. Дойдя пешком до площади Данте, так как общественный транспорт не работал, он увидел, что она оцеплена эсэсовцами. Он тут же свернул в боковую улицу и быстро побежал прочь.

Свернув на запад, а потом на север, он, наконец, оказался в тихом районе города — на улице Виа Сан-Джузеппе-дей-Нуди. У дверей домов стояло несколько женщин с безразличным выражением на лицах. Когда он заторопился дальше, одна из них сказала:

— Куда вы идете, синьор? На улицу Виа Сальватор Роза? Так немцы и там задерживают мужчин.

Произнеся это, женщина дернула его за руку, и он, пройдя за ней внутрь комнаты, спрятался за массивным платяным шкафом. В абсолютной тишине адвокат вдруг услышал, что в шкафу кто-то есть, а под железной кроватью увидел ноги еще двоих мужчин. Женщина тем временем возвратилась на свой наблюдательный пост у двери.

Довольно долгое время — прошло полчаса, а может быть, и час — все было тихо. Затем с улицы женщина крикнула:

— Можете выходить — эти ублюдки ушли.

Когда Зансоне вышел на улицу вместе со своими товарищами по несчастью, то увидел, как из ближайших домов вышло не менее пятидесяти мужчин различного возраста, морщась от солнечного света.

Как потом оказалось, около 200 000 мужчин этого крупнейшего морского порта скрывались в течение двадцати дней, пока шли облавы. Некоторые прятались, подобно летучим мышам, в гротах и пещерах, в церковных склепах и канализационных трубах. Другие отсиживались на чердаках заброшенных домов, готовые в случае опасности уйти по крышам. Счастливчики получили места в городской больнице Кардарелли.

Такому положению дел в городе жители были обязаны двум людям — гауляйтеру Фрицу Заукелю, нацистскому руководителю трудовых резервов оккупированной Европы, подготовившему и отправившему в Германию 600 000 итальянцев, и полковнику Шоллю, коменданту гарнизона Неаполя. 22 сентября по его приказу на стенах домов и афишных тумбах были расклеены прокламации, в которых говорилось:

«До сих пор только 150 человек явились на установленные пункты в соответствии с декретом для отбытия обязательной трудовой повинности, тогда как их число должно составлять более тридцати тысяч. В связи с этим, начиная с завтрашнего утра, военные патрули получат приказ на проведение облав и задержание лиц, уклоняющихся от повинности…»

К тому времени из 600 000 жителей Неаполя 22 000 погибли при 105 воздушных налетах авиации союзников. Сорок процентов жилых домов были разрушены. Теперь начатое союзниками стали продолжать немцы. 16 сентября Шолль приказал очистить зону побережья на глубину 300 метров и эвакуировать 35 000 семей. Затем немецкие солдаты приступили к систематическому уничтожению промышленного потенциала города. Большой и красивый порт превратился в кладбище подорванных кранов, мостовых ферм и полуразрушенных многоквартирных домов.

У жителей не было ни газа, ни воды, ни света, телефонные линии не работали, а хлебный рацион был сокращен до одной унции (28,3 грамма) в день. Но они не теряли мужества, поскольку 5-я армия генерала Марка Кларка была на расстоянии сорока километров от города.

Немцы продолжали свою разрушительную деятельность. Однако горожане не сразу оценили опасность, нависшую над еще одним жизненно важным объектом Неаполя. Одной из первых это осознала двадцатитрехлетняя Маддалена Церасуоло, дочь сапожника, буквально ворвавшаяся к отцу, проживавшему на улице Вико-делла-Неве, и крикнувшая:

— Надо что-то делать. Они начинают минировать Понте-делла-Санита.

Речь шла об огромном виадуке, проходившем всего в пятидесяти метрах от их дома и имевшем семьдесят три метра в длину и двадцать четыре в ширину, соединявшем город с шоссе, идущим на Рим. Под самим виадуком, а также к западу и востоку от него располагались жилые дома. Карло Церасуоло сразу же воскликнул с яростью:

— Ну уж нет, этого мы им не позволим! Ведь опасности подвергаются и наши жилища.

С тремя товарищами отца Маддалена побежала к мосту, на южной оконечности которого два немецких солдата делали шурф для закладки динамита. Подойдя к ним с тыла, один из мужчин открыл огонь. На другом конце, у статуи короля Умберто I, отец Маддалены с группой горожан также начали стрелять, оказывая им поддержку.

Один из солдат был убит, другой немец, пригнувшись, побежал к грузовику, стоявшему на удалении ста метров. В этот момент двадцатитрехлетний пехотный лейтенант Дино дель Прете подскочил к месту закладки динамита, схватил взрывчатку и забросил далеко в сторону.

Мост был спасен, однако неаполитанцам надо было готовиться к борьбе за каждую пядь своего истерзанного, но по-прежнему дорогого города.

Ранним утром 28 сентября на всех важнейших улицах города стали возводиться баррикады. На востоке баррикады с установленными на них пулеметами прикрывали площадь Национале, отрезав немцев от их складов в Поггиореале. На севере старики, женщины и дети строили баррикаду трехсотметровой длины, используя трамвайные вагоны, железные решетки и обломки скал. Когда грузовики с немецкими солдатами попытались обойти баррикаду, по ним был открыт огонь.

Теперь Неаполь предстал перед немцами как смертельно опасная ловушка, готовая поглотить их солдат, мотоциклы и грузовики. Винтовочные выстрелы раздавались даже в узких улочках и переулках, никогда не видевших солнца. Из развалин домов строчили пулеметы. Из-за баррикад, сложенных из кроватей, школьных парт, булыжников, вынутых из мостовых, газетных киосков и прочего подручного материала, в немецкие автомашины летели ручные гранаты. В воздухе стояла пыль, пахло порохом и гниющим мусором.

Это не было акцией, запланированной стратегами и никто даже не предполагал, что «четыре дня Неаполя», явившиеся реакцией итальянцев на возрождение «оси», проложат путь к общенациональному движению Сопротивления. 29 сентября, день святого Михаила, стало днем-символом. «В этот день святой изгнал дьявола из рая. Так что и мы должны выгнать немцев из Неаполя!» В течение многих месяцев в тысячах домов Италии стали создаваться целые подпольные склады оружия и боеприпасов, похищенных в казармах карабинеров и так называемой финансовой гвардии. Мясник Фердинандо Кастеллано, например, стрелял в немцев у Понте-делла-Санита из револьвера, который он до того прятал за декоративной головой быка в своем магазинчике. Железнодорожный инспектор Джиованни Аббате прятал ручные гранаты в плетеной корзиночке, висевшей обычно за окном. Джузеппе Санджес, кондуктор городского трамвая, держал патроны в большой кожаной сумке, в которой у него ранее находились проездные билеты.

Федерико Цваб, уроженец Триеста, коммунист, обладал целым арсеналом оружия. Из различных казарм, разбросанных по городу, под грудами апельсинов и грейпфрутов на грузовиках ему были доставлены 50 пистолетов, 300 ручных гранат и три разобранных пулемета, которые он потом собрал сам.

Альфредо Паренте, библиотекарь Института итальянской истории, с группой друзей стал изготовлять зажигательную смесь в бутылках из-под вина, называвшуюся «коктейлем Молотова». Страховому агенту Джулио Шеттини удалось похитить у немцев оставленный на непродолжительное время без присмотра пулемет.

В борьбе за свободу принимали участие люди независимо от возраста и пола. У упоминавшейся выше Маддалены на плече остались синяки от отдачи при выстрелах из винтовки, обращаться с которой она научилась весьма быстро. Капитан Стефано Фадда, получивший ранение под Эль-Аламейном и ходивший на костылях, возглавил группу горожан, ворвавшуюся в префектуру, захватил там оружие и организовал опорные пункты вдоль западной стороны улицы Виа Чиайя. Когда семидесятилетний профессор Антонино Тарсиа заметил, что немцы отошли от лицея Саннаццаро, из которого его двадцать лет тому назад изгнали фашисты, он, как был, в летнем сером костюме с соломенной шляпой, прошел в свою бывшую классную комнату, где организовал командный пункт партизан.