Дочь Галилея

«Если удача позволит Вам найти хоть одну серую куропатку, - писала сестра Мария Челесте неделю спустя, так и не получив за это время новостей о возвращении отца, - я была бы счастлива получить ее из любви к бедной больной девушке, которая не желает ничего, кроме дичи: на последнее полнолуние ей было так плохо, что ее причастили, но теперь больная немного оправилась, и мы верим, что она доживет до следующего новолуния. Она говорит довольно оживленно, с готовностью принимает пищу, ведь мы стараемся находить для нее разные лакомства. Прошлой ночью я осталась с ней до утра, и когда кормила страждущую, та сказала: “Не могу поверить, что, когда стоишь на пороге смерти, можно так есть, и все же я не хочу возвращаться к прошлому; мое единственное желание - увидеть, как исполняется воля Господа”».

Сколь бы раз ни касалась сестра Мария Челесте горячечного лба сестры Марии Сильвии, она не могла измерить ей температуру[87]. Она могла судить об этом только приблизительно, основываясь на цвете лица пациентки, частоте ее пульса и глубине дыхания.

В один из следующих дней, когда уже начинало смеркаться, в двадцать четвертом часу, из Сиены прибыл посланник с корзинкой, полной диких птиц.

«Внутри оказалось 12 дроздов: еще 4, которые должны были бы дополнить число до того, что Вы, господин отец, назвали в письме, должно быть, украдены шаловливой кошкой, которая решила полакомиться ими раньше нас, потому что их в корзине не было, а в ткани, покрывающей корзину, оказалась дырка. Какое счастье, что серые куропатки и вальдшнепы лежали на дне, одного из них и двух дроздов я отдала, чтобы приготовить для бедной девушки, к ее огромной радости. Она благодарит Вас, господин отец. Я посылаю другой подарок, также в виде двух дроздов, синьору Рондинелли, а оставшихся птиц мы с удовольствием съедим с нашими друзьями.

Я испытала огромную радость, распределяя сие изобилие между разными людьми, потому что награда, обретенная с такими трудностями и усилиями, заслуживает того, чтобы ей поделились, а поскольку дрозды были уже на грани съедобного, их необходимо было хорошенько потушить, так что я стояла над ними целый день и наконец предалась чревоугодию».

XXXI «Пока я не услышу, как сие произнесут Ваши губы»

В среду, накануне Рождественского поста, когда сестра Мария Челесте отправилась искать груши, которые попросил у нее Галилей, она на мгновение представила, как вручает их отцу лично, - но потом сомнения развеяли эти приятные мысли. «Поскольку я слышала, что в этом году фрукты долго не продержатся, я думаю, не лучше ли, пока они есть, послать их Вам прямо сейчас, а не ждать Вашего возвращения, которое может затянуться еще на многие недели; хотя, возможно, все не так уж и страшно, как мне то представляется».

Согласно церковной традиции, исполненное надежд время Рождественского поста начиналось в воскресенье, приходившееся ближе всего ко дню святого апостола Андрея, 30 ноября. В 1633 г. такое воскресенье выпало на 27 ноября - самая ранняя из возможных дат начала поста, что и растянуло его период до максимальной длительности в 28 дней. Любое ожидание кажется более длительным в темное время года, а ведь той поздней осенью сестра Мария Челесте лелеяла надежды на возвращение отца. В Бревиарии она прочитала текст литургии по случаю Рождественского поста: «Господь Царь грядущего», «Господь уже близко» и «Он, слава Которого видна на рассвете».

В крошечном монастыре Сан-Маттео сестра Барбера готовила свечи фиолетового цвета, сезонные фиолетовые украшения для алтаря и специальные фиолетовые и розовые одеяния для священника.

«Я успокаиваю себя лишь надеждами и крепкой верой в то, - признается сестра Мария Челесте Галилею 3 декабря, - что господин посол, когда покинет Рим, привезет сюда вести о Вашем освобождении, а также новость, что он лично доставит Вас сюда. Я не верю, что доживу до этого дня. Пусть это порадует Господа, чтобы Он даровал мне сию милость, если это будет к лучшему».

Страхи сестры Марии Челесте, что она не доживет до возвращения Галилея, могли проистекать из мрачных предчувствий, связанных с пошатнувшимся здоровьем, но скорее всего причина была просто в подавленном настроении, вызванном бесконечными проволочками и слухами, питавшими ложные надежды. «Я так понимаю, что все во Флоренции говорят о скором Вашем возвращении, - писала она уже на следующей неделе, - но пока я не услышу, как сие произнесут Ваши губы, я смогу верить лишь в то, что Ваши дорогие друзья позволяют своей любви и желанию говорить за них».

Однако на этот раз слухи соответствовали действительности. Урбан снизошел наконец до рассмотрения Прошений посла перевести Галилея в Арчетри - не для того, чтобы смягчить приговор, а чтобы сделать его Жестче, так как среда, окружавшая ученого в Сиене, скорее походила на светский салон, чем на темницу. Папа рекомендовал Святой Инквизиции поставить условием с этого момента ограничить социальные контакты Галилея и приказать ему воздержаться от любой преподавательской деятельности. На этих условиях ему было позволено вернуться домой.

Возлюбленный господин отец! За мгновение до того, как весть о Вашем освобождении достигла меня, я взялась за перо, чтобы написать госпоже супруге посла, умоляя ее еще раз вмешаться в сие дело; потому что, глядя на то у как долго все это тянется, я боялась, что вопрос не разрешится и до конца этого года, и моя внезапная радость была такой неожиданной: и не только Ваши дочери пришли в восторг, но и все монахини, по своей милости, показывают знаки счастья, ведь многие из них сочувствовали мне в моих страданиях.

Мы ждем Вашего прибытия с огромным нетерпением и радуемся от мысли, что погода прояснилась к Вашему путешествию.

Синьор Джери уехал этим утром со всем двором [так обычно бывало зимой, когда двор уезжал в Пизу], и я убедилась, что ему доставят новости о Вашем возвращении еще до вечера; он всегда стремился узнать о том, принимается ли решение, а вчера вечером заезжал сюда, чтобы рассказать мне все, что ему было известно.

Я также объяснила синьору Джери причину, почему Вы не написали ему сами, и очень горевала о том, что его не будет здесь, когда Вы приедете, и он не сможет разделить наш праздник, потому что он, поистине, прекрасный человек, честный и верный.

Я припасла контейнер вина, которое синьор Франческо не смог захватить, потому что его повозка была слишком перегружена. Вы сможете послать его потом архиепископу, когда доставивший Вас экипаж отправится в обратный путь; кусочки засахаренных цитронов я для Вас уже приготовила. Бочонки белого вина все в порядке.

Все мы посылаем Вам самые любящие пожелания. Более я не могу сказать из-за нехватки времени.

Писано в Сан-Маттео, декабря, 10-го дня, в год 1633-й от Рождества Христова. Горячо любящая дочь, Сестра Мария Челесте

На этом месте она торопливо завершила последнее письмо к отцу, чтобы передать его в руки синьора Франческо Лупи, зятя сестры Марии Винченции, повозка которого направлялась в Рим через Сиену. И хотя Никколини не смог сопровождать Галилея при его возвращении в Арчетри, как сначала намеревался, Галилей действительно приехал уже в конце недели. Великий герцог Фердинандо лично явился в Иль-Джойелло, чтобы приветствовать его, и провел в доме ученого часа два. Они говорили о жизни и чести, о том, как Галилей противостоял чудовищным обвинениям, что сделало его еще более достойным в глазах высокопоставленного покровителя. Если верность Фердинандо Галилею и пошатнулась ненадолго в период суда, после угроз Урбана, то затем он вновь показал себя более последовательным и надежным другом.

17 декабря Галилей написал официальное благодарственное письмо своему высокому покровителю в Риме, кардиналу Франческо Барберини:

«Я всегда обращал особое внимание на то, как искренне Ваше Преосвященство сочувствовали мне в обрушившихся на меня событиях, и особенно признателен я за Ваше ценное вмешательство и предоставление мне милости, позволившей вернуться к покою моей виллы, в точности как я того желал. Это и еще тысяча других добрых дел происходят из Вашей щедрой руки, и сие утверждает меня в желании, и не менее в обязанности, всегда Вам служить и почитать Ваше Преосвященство, если только Вам будет угодно удостоить меня чести повиноваться Вам; не имея в данный момент никаких распоряжений, я посылаю Вам всяческую благодарность за Вашу милость, которой я так страстно жаждал. И с самой почтительной любовью кланяюсь Вам и целую Ваше одеяние, желаю Вам счастья в это святейшее Рождество».