Так начинался "Аквариум"

Раз нечасто общались Боб с Джорджем и в восьмидесятые, и в девяностые, да и в двухтысячные также, то и выпивали вместе крайне редко. Никто, наверное, не поверит, что в древние юные годы АКВАРИУМ мало интересовался винно-водочными изделиями, если уж и доводилось воздать дань Бахусу, то она воздавалась в крайне мелких и убогих размерах, типа одна бутылка сухого вина на пять – шесть – семь человек. В крайнем случае, брались две бутылки. Как ни странно, но в старых аквариумном и околоаквариумном кругах тех лет это считалось вполне достаточным. Само собой, потом, в эпоху пьяных углов и распада страны под лейблом СССР, про такие дозы в порядочной музыкально-околорокерской – художественной – поэтической – актёрской; в общем, в приличной богемной компании, никто бы всерьёз не стал ни думать, ни говорить.

Джордж нередко посещал прежде пьяные углы. Боб, наверно, тоже был не чужд таким развлечениям. Только конкретно Джордж про это ничего не знает, вдвоём они, пожалуй, почти никогда и не выпивали, ну разве что по мелочи вроде чьих-то дней рожденья. Только это и не в счёт. А ежели забежать далеко-далеко вперёд, в те времена, когда АКВАРИУМ отмечал летом 2002 года свое тридцатилетие концертом в ДК Ленсовета, то после концерта, в большой и специальной гримёрке за ложей «А» (про неё немногие знают), то есть даже и не в гримёрке, а в специальном банкетном кабинете, куда пускают только избранных типа ДДТ и АКВАРИУМА; так вот, именно там, после концерта, Боб и Джордж немножко вместе выпили.

Что же они пили? Коньяк? Виски?

Джордж не помнит. Зато запомнилось ему, как Боб сказал: «Выпьем, что ли, в первый раз за тридцать лет…».

Преувеличения в его словах не было ни малейшего.

Джордж говорил, что во время обучения в 429-ой, в классе примерно в восьмом, он и Валера Обогрелов (да-да, тот самый, который не стал аппаратчиком АКВАРИУМА ) стали издавать стенную газету под оптимистическим названием «Вечерний Бедлам». Боб, в свою очередь, тоже затеял стенгазету и назвал её «Тупые Известия».

Он учился тогда в седьмом классе. Однажды, на очередной линейке в школьном коридоре, завуч, преподаватель математики Пётр Иванович, во время своего бог знает к чему приуроченного выступления, сообщил, что «в седьмом «б» классе издаётся остроумная стенная газета, правда, под оскорбительным для её редакции названием». Про «Вечерний Бедлам» ничего не сказал. Видимо, не довелось ему его прочитать. Пётр Иванович курил «Беломор», причём делал это прямо во время уроков, возле приоткрытой форточки. Однажды у него кончились папиросы…

ДРУГАЯ ВСЕЛЕННАЯ

…и он стрельнул у одного из одноклассников Джорджа (в то время ещё, естественно, Толи) болгарскую сигаретку.

Стрельнул. Выкурил. Потом развёл руками и с улыбкой сказал: «Вкусно. Да не сытно». Этот одноклассник достаточно рано спился. Фамилия его была Васильев.

Боб, Джордж и Валера любили ездить в аэропорт. Жили не очень от него далеко. Никуда ещё не летали. Незачем, не нужно было им куда-нибудь летать.

Прежде аэропорт не разделялся на «Пулково-1» и «Пулково-2», и был только там, где теперь находятся международные авиалинии. Ходили, бродили, смотрели на расписание рейсов. Потом, когда Джордж, Боб и Валера пошли назад пешком вдоль шоссе, они стали поджигать траву.

Хорошо загорелось. Классно. Душевно. По-настоящему.

Корпус аэропорта находился метрах в трехстах. Трава, кусты вовсю пылали. Начинался настоящий пожар! И аэропорт рядом!

К счастью, всё обошлось. Смеясь, дошли до автобусной остановки, и страшно довольные поехали домой.

Джордж говорил, что Боб почти постоянно что-то пел – песни Битлз, Кэта Стивенса, Саймона, Дона Маклина. Шёл и пел, порой даже довольно громко. Иногда, когда летними вечерами Боб возвращался домой, то Джордж, услышав его голос, выходил на балкон. В этом была настоящая, цельная, вполне законченная гармония. Золотое сечение жизни в середине семидесятых. Иначе и не скажешь. В те годы ни Боб, ни Джордж такими категориями ещё не мыслили, но уже не очень далеко от них находились.

Людмила Харитоновна побывала в Италии и привезла Бобу настоящие джинсы. А Джорджу вскоре родители дали тридцать пять рублей для покупки в соседнем доме у некоего Рудика Брауде тёмно-синих вельветовых джинсов. Тоже фирменных. Боб потом с особенным значением говорил, что это «настоящий джаггеровский вельвет».

Когда Джордж забрался на песчаную гору, то увидел, что окружающий его мир исполнен высшей целесообразности. Прежде он этого столь отчетливо не замечал.

Впереди, дальше, за песчаными лабиринтами, за непостижимым и своевольным переплетением яркой и ласковой зелени, спокойно дышал залив.

Боб и Джордж жили на Алтайской улице, школа была рядом, тоже на Алтайской, а Валерий Обогрелов жил на улице Типанова. Это был один микрорайон. Отец Валеры работал где-то в пригороде, там он проводил большую часть времени. Во время его отсутствия в Ленинграде, Валера with a little help from my friends потихоньку уничтожал семейные запасы коньяка. Однажды, когда отец приехал и спросил, куда же подевалась бутылка с коньяком, Валера развёл руками и лаконично ответил: «Пропало». Вообще-то с Валерой приключалось немало специальных историй. Джордж рассказывал, что ему удалось страшно запугать, затерроризировать и замистифицировать одного парнишку из младших классов. Который на свою беду жил в его же парадной, в соседней квартире. Валера внушил своему соседу, что сотрудничает с какой-то разведкой; Джордж вспоминает, как его невысокий и спокойный приятель превращался в злобного монстра, орал, отдавал жуткие приказы, требовал знать назубок радиодело, посылал парнишку в аэропорт, чтобы встретить разведчика, прилетевшего из-за границы с важным заданием, а когда посланец никого не встречал, и никто к нему не подходил, и никакого задания не передавал, то приходилось возвращаться домой с пустыми руками… Тогда начиналась страшная разборка!

Помимо этого несчастному юному соседу было велено выслеживать Крайха, немецкого шпиона. Крайхом стал пожилой человек, руководивший в подвале парадной, где жил Валера, кружком технического моделирования. «Крайх» подолгу бродил по микрорайону, отыскивая на свалках и на помойках интересующие его предметы и вещи, которые потом использовал в своих опытах по моделированию. Он и понятия не имел, что за ним следили.

Когда Джордж открыл Остров, то сразу же сообщил об этом своим аквариумным друзьям. Боб одним из первых на Остров приехал. Джордж рассказывал, что прелесть старого Острова объяснить невозможно. Как нельзя объяснить любовь, музыку, поэзию. То есть, объяснить – рассказать – изложить – обрисовать – перетереть – пережевать – раздробить словами можно всё что угодно, но представьте себе чудеса и прелести перетёртой любви, раздробленной музыки, пережеванной поэзии…Вы захотите иметь с ними какое-нибудь дело?

АКВАРИУМ во времена Острова уже реально был и постепенно, потихоньку разгонялся. Очень ещё медленно.

Остров в честь открывшего его Джорджа был назван Бобом Островом Сент-Джорджа. Джорджу это не больно нравилось; ну да, ну, открыл он Остров. Что же из того? Было бы грехом и сущим безумием его не открыть! Уже после того, как Джордж покинул АКВАРИУМ, Боб сочинил песню «На Острове Сент-Джорджа». К её буквальному воплощению в звуковую реальность Джордж не имел никакого отношения. Джордж иногда говорит, что да, конечно, он ушёл из группы, его властно повлёк к себе театр, только какая-то часть его души в АКВАРИУМЕ всё равно осталась навсегда. И потом так было, и ещё потом, и ещё потом-потом, и даже уже после того, как летом 2007 года АКВАРИУМ отметил свое тридцатипятилетие. Джордж не может объяснить, отчего так происходит.