Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

Но эта кампания Тэтчер натолкнулась на лобовую контратаку Хита, положившую конец его пятилетнему гробовому молчанию. Он обвинил премьер-министра в «наивной и упрощенческой» экономической политике, которая углубляла спад и «наносила ущерб структуре нашей экономики». Она слишком круто берет, заявил Хит в эмоциональном выступлении, выразившем точку зрения центра и предвосхитившем самый унизительный для премьер-министра бунт за все время ее пребывания у власти. «Мы можем позволить себе не быть безразличными, — утверждал он. — По сути дела, мы никогда не могли позволить себе именно безразличия».

Хит, возражала Тэтчер, сдался, как только возникли трудности. Он готов поступиться начатым политическим курсом. Но она не готова, и ее цели остаются прежними. «Я пришла в правительство с одним намерением, — заявила она в феврале 1984 года, — превратить Великобританию из иждивенческого в самообеспечивающееся общество. Из страны, которая вечно чего-то просит, в ту, что способна сама сделать для себя все необходимое. Превратить Великобританию, которая сидит и ждет, в ту, что встает и действует» {7}. Цели действительно не изменились, но энергия, с какой она их добивалась, явно снизилась. Руперт Мэрдок, магнат в сфере средств массовой информации, высказал то, что начинали думать многие англичане: «Из нее вышел пар».

И в это же самое время активность оппозиционных партий возросла. Майкл Фут ушел в отставку с поста лидера лейбористской партии почти сразу же после выборов. Тони Бенн потерял собственное место в парламенте и выпадал из раскладки, будучи не в состоянии бороться за лидерство в партии. Фута это устраивало, у него на примете была своя кандидатура преемника — медноволосый уэльсец Нейл Киннок, который в свои 41 год был почти на тридцать лет моложе самого Фута. Победив с убедительным перевесом в первом же туре голосования на конференции партии в октябре 1983 года, Киннок оставил позади трех самых заслуженных ветеранов и стал самым молодым лидером лейбористской партии за всю ее историю. Но и наименее опытным: проведя в стенах парламента тринадцать лет, он ни разу не занимал никакого поста в правительстве.

Сын шахтера и медицинской сестры, Киннок считал себя кем-то вроде записного скверного мальчишки, жизнерадостным бунтарем. Он не был предрасположен к учебе и гордился тем, что в школе учителям приходилось буквально вдалбливать в него науки — тяжелее, чем в любого другого ученика. Он ухитрился поступить в колледж при Кардиффском университете, однако обнаружил там интерес лишь к регби и политической деятельности — первоначально именно в таком порядке, впоследствии они поменялись местами. Академическими достижениями он не блистал и в университете. Но кое-что компенсировало их отсутствие. Он познакомился с Гленис Пэрри, страстной социалисткой, когда та распространяла листовки социалистического общества в студенческом городке. Позднее они поженились. Более идеологизированная, чем Киннок, она отказалась принять от него первое обручальное кольцо, потому что то было сделано из южноафриканского золота, — она стала его ближайшим политическим соратником.

Киннок — противоположность Тэтчер. Лидер лейбористов любит непосредственно общаться с избирателями, пожимать руки. С другой стороны, парламентские интеллектуальные пикировки и ожесточенные споры — чем так наслаждается Тэтчер, — для Киннока бремя. Он всего лишь терпит необходимость пребывания в Вестминстере, не более. «Палата общин — это для меня нечто вроде завода, на котором приходится работать», — сказал он как-то. Обладая валлийским даром спеть, пошутить, рассказать анекдот — иногда соленый, — Киннок популярен как оратор на различных званых обедах. Однажды на партийной конференции он вызвал неистовство всего зала, пропев низким басом на мотив «Песни о Миссисипи»: «Этот старик Каллагэн, он что-то знает, но ничего не хочет сделать» {8}. В парламенте, однако, где обаяние и общительность имеют меньшее значение, чем четкость и аргументированность изложения, Киннок оказался куда менее эффективен.

Задачей Киннока было восстановить расколотую лейбористскую партию, что требовало геркулесовых усилий. Не ясно было, хватит ли ему для этого сил. Те, кто не был уверен в его способности на равных противостоять Тэтчер, внутренне сжались от дурных предчувствий, когда во время фотографирования сразу же после его избрания лидером партии в Брайтоне он случайно оступился и, прямо в одежде, свалился с лестницы в прибой. Для тех, кто помнил, как Майкл Фут в первый же день после того, как стал лидером лейбористов, упал и сломал ногу, примета была не вдохновляющей. Приходили и другие сигналы, позволявшие предположить, что партии будет нелегко поправить свои дела.

Сразу же после победы Киннока лейбористы подтвердили свою решимость избавить Англию от ядерного оружия. Активисты партии протащили это решение всего через два дня после того, как общенациональный опрос общественного мнения показал, что принять такое решение было бы равносильно политическому самоубийству. Согласно результатам этого опроса, 74 процента всех англичан, в том числе и большинство сторонников самой же лейбористской партии, считали, что политика, направленная против ядерных вооружений, опасна и плохо продумана. Лишь 24,5 процента англичан поддержали лейбористов — итог, всего на один процент превышавший рекордно низкий за все время уровень поддержки партии.

Но, за этим исключением, лейбористы в целом добивались успеха. Молодость и энтузиазм Киннока придали партии новую энергию, которой ей остро не хватало. К тому же и в союзе партий оппозиции появилось новое лицо. Лидерство в социал-демократической партии перешло от 62-летнего старомодного Роя Дженкинса к 45-летнему Дэвиду Оуэну, бывшему министром иностранных дел в лейбористском правительстве, — умному, привлекательному внешне и резкому по характеру. Тэтчер высоко ставила политическое мастерство и ум Оуэна и как-то сказала своим коллегам, что он мог бы стать следующим неконсервативным премьер-министром. Если добавить к этому популярного лидера либералов, тоже 45-летнего Дэвида Стила, то Тэтчер — в ее 57 лет, более чем на десятилетие старше любого из новых лиц, — противостояла молодая, дерзкая, телегеничная и опасная команда оппозиции.

Менее чем через год после переизбрания Тэтчер на следующий срок кандидаты консервативной партии потерпели поражение на местных выборах. Но еще более зловещими, чем само поражение, были для тори результаты, показанные Альянсом [21]. Перелив голосов избирателей к новым партиям шел за счет их оттока от консерваторов. Стратеги тори начали пристальнее приглядываться к Альянсу. Если бы центристам удалось только лишь расколоть оппозицию, это облегчило бы дальнейшее политическое продвижение вперед для Тэтчер. Но если бы комбинации социал-демократов и либералов удалось сколотить себе опору среди центристски настроенных избирателей и на этой основе вступить в коалицию с более умеренной под руководством Киннока лейбористской партией, то такой ход событий означал бы для консерваторов серьезные неприятности.

Но в действительности произошло нечто иное, что и дало второму сроку пребывания Тэтчер у власти тот стартовый толчок, который был ей необходим. Разразилась еще одна война, на этот раз в собственном доме. В ней не было увешанных медалями генералов в фуражках с золотыми околышами. Новая война столкнула ее с легионами пропитанных угольной пылью шахтеров Средней Англии, во главе которых стоял капрал, радикальный марксист Артур Скаргилл, руководитель Национального профсоюза шахтеров (НПШ). Шахтеры были самым воинственным, самым трудным, наиболее антиправительственно настроенным из всех профсоюзов Великобритании.

Если бы Тэтчер удалось нанести поражение шахтерам, то всему профсоюзному движению в стране пришлось бы с ней считаться. Она уже к этому времени кое-чего добилась. С падением объемов производства и распространением автоматизации общее число членов профсоюзов сократилось с 12,2 миллиона человек в 1979 году до 10 миллионов человек к концу 1983 года. Тэтчер выжидала момент, когда она сможет обрушиться на ослабленное руководство профсоюзов. Для нее борьба со Скаргиллом и шахтерами предоставляла очевидную возможность, как и фолклендский кризис, еще одной конфронтации между Добром и Злом. Она увидела шанс положить конец, раз и навсегда, той безответственной воинственности профсоюзов, что привела к падению трех из четырех последних правительств, как консервативных, так и лейбористских.