История Фридриха Великого

   Итак, с одной стороны Фридрих был обеспечен. Зато с другой обстоятельства его принимали самый дурной вид. 11-го января генерал-аншеф Вильям Вильямович Фермор писал императрице Елизавете:

   "Вашему Императорскому Величеству я уже имел честь от 3-го сего месяца всенижайше донести о благополучном занятии войсками Вашего Императорского Величества города Тильзита (Румянцевым), амта Руса и амта Кукернезен. С того времени войска В. И. В., вступив пятью колоннами в прусские земли, под командой генерал-поручиков: Салтыкова, Рязанова, графа Румянцева {321} и генерал-майоров: князя Любомирского, Панина и Леонтьева, следовали прямой дорогой без расттагов (дневок) до города Лабио. 9-го числа вступил в сей город с авангардом легких войск генерал-квартирмейстер Штофель, а за ним полковник Яковлев с 400 гренадер и двумя пушками, за которыми вскоре и я приехал. Вскоре потом прибыли ко мне депутаты столичного города Кенигсберга, а именно: трибунальный вице-президент Грабовский, военный и камерный советник Ауэр и бургомистр кенигсбергский, военный советник Гиндернисен, кои подали именем всего правительства, города и всего королевства прусского прошение о дозволении им протекции В. И. В. и о сохранении их привилегий. Я довольствовался на сие прошение обнадежить их генерально В. И. В. милостью, а дозволить на разные их прошения предоставил на всемилостивейшее В. И. В. благоизобретение. Таким образом, на другой день, то есть в воскресенье 21-го числа пополудни, вступили в город вышеупомянутые, наперед отправленные команды, а за оными и я с четырьмя пехотными полками в оный вошел, и главную квартиру занял в главном замке, в тех самых покоях, где фельдмаршал Левальд жил. Все здешние начальные и чиновные люди встретили меня в замке и отдались с глубочайшей покорностью в протекцию В. И. В. При вступлении полков в город с распущенными знаменами, барабанным боем и музыкой производился во всем городе колокольный звон, и играли на трубах и литаврах по башням, а мещане, поставленные в парад, отдали честь ружьем с барабанным боем и музыкой. В то же самое время принесены ко мне от здешней цитадели, Фридрихсбурга и Пилавской крепости, ключи, которые к В. И. В. со вручителем сего, гвардии поручиком графом Брюсом, отправить честь имею. Теперь упражняюсь я исправлением потребных в городе распоряжений и, поставя в замке полковую церковь, за первую должность почту принести завтра Всевышнему соборное благодарственное моление за покорение победоносному В. И. В. оружию столичного города и целого королевства Прусского, без пролития капли крови.

   Позвольте, Всемилостивейшая Государыня, принести мое о том всенижайшее и усерднейшее поздравление. Краткость времени не позволяет мне теперь подробно донести, сколько здесь королевской казны, магазинов и в арсеналах найдено: но то с подлинностью обнадежить могу, что благословением Всевышнего и особливым счастием В. И. В., несмотря на весьма студеную погоду, вой-{322}ско однако же с таким во всем удовольствием сей поспешный поход продолжало, что ни в какое время и ни в какой земле лучшего желать нельзя, и больных почти никого нет".

   Вслед за тем генерал Фермор был назначен императрицей генерал-губернатором Прусского королевства. Он ласково принимал всех прусских сановников, как мог, успокоил и обнадежил их.

   -- Для вашего блага, -- говорил он посланным к нему депутатам, -- моя всемилостивейшая государыня вступает во владение Пруссией. Вы будете счастливы под ее кротким правлением, и я постараюсь сохранить ныне существующий порядок вещей, который нахожу совершенным в его настоящем виде.

   И действительно, все привилегии народа были ему оставлены, в управлении сохранено прежнее устройство. Пруссаки, помня прежние жестокости русских войск, были приятно изумлены благочинием и порядком, которые везде водворялись, и охотно принимали присягу на верность русской императрице. Балы, увеселения, фейерверки развлекли их совершенно. Они забыли о бедствии отечества и даже с изъявлениями радости склонялись под иго грозного победителя. В церквях стали поминать русскую императорскую фамилию на ектениях, и народ торжествовал дни тезоименитств царственных особ. Русские нашли в Кенигсберге и в Пилау до 90 пушек, множество бомб, ядер и несколько сот бочонков пороху. "Никогда еще самостоятельное царство не было завоевано так легко, как Пруссия, -- говорит Архенгольц, -- но и никогда победители, в упоении своего успеха, не вели себя так скромно, как русские!" Фермор был осыпан милостями императрицы, а венский двор прислал ему в награду графское достоинство римской империи.

   Известия об этих событиях глубоко огорчали Фридриха, но он должен был покориться обстоятельствам, не имея возможности ни отразить, ни удержать русского оружия.

   Он начал думать только о средствах помешать соединению русских с австрийцами. По обыкновению, он решил предупредить действия последних и атаковать их во владениях Марии-Терезии. Принц Карл Лотарингский сильно упал в народном мнении после Лейтенского дела. Избегая дальнейших нареканий, он сложил с себя главное начальство над войсками. Даун заступил его место и расположился в Богемии лагерем, на укрепление которого порублено было несколько огромнейших лесов. {323}

   Прежде всего Фридрих хотел отнять у австрийцев последний их опорный пункт в Силезии -- крепость Швейдниц. Он подступил к Швейдницу 3-го апреля. На тринадцатый день она была взята штурмом, и пятитысячный гарнизон сдался в плен. Теперь Даун ожидал вторжения короля в Богемию. Фридрих: разными фальшивыми распоряжениями постарался убедить его в этом мнении. Между тем он быстрыми переходами проник в Моравию, вытеснив мимоходом корпус генерала де Вилле из Верхней Силезии. Прежде, чем Даун известился об этом движении, Фридрих был уже под стенами Ольмюца и готовился к сильной осаде. Даун последовал за ним, но, не препятствуя действиям пруссаков, остановился на границе, отрядив только обсервационный корпус, под начальством Лаудона, для наблюдения за противником.

   Ольмюц имел 8.000 гарнизона, был хорошо продовольствован, укрепления находились в наилучшем состоянии. Фридрих рассчитывал на скорую сдачу крепости, которая должна была открыть ему дорогу к самой Вене. Но он обманулся в своих предположениях. Близость Дауновой армии позволяла ему осадить город только с одной стороны; другая через это сохранила свободное сообщение с лагерем фельдмаршала и могла получать оттуда все нужные припасы и подкрепление. Ошибка главного прусского инженера Бальби сделала первые усилия пруссаков недействительными. Он провел первую траншею на полторы тысячи шагов от крепости, так что ядра до нее не достигали. Пока эта погрешность была поправлена, осаждающие потратили огромное количество ядер и вынуждены были ослабить свои действия в ожидании подвоза. Главный прусский транспорт, состоящий из 3.000 подвод с порохом, хлебом и деньгами, шел уже из Тропау. Даун хотел отнять у Фридриха это необходимое средство к продолжению осады. Дороги, ведущие к прусской армии через горные ущелья, были испорчены продолжительными дождями. Обозы не могли двигаться скоро: на каждом шагу они вязли. Цитен прикрывал транспорт, тянувшийся на несколько миль. Он расположил отряды свои на большом расстоянии один от другого, чтобы не мешать движению транспорта. Даун отправил в ущелья Лаудона с предписанием отнять или уничтожить транспорт. В дефилеях, скрыв несколько тысяч пандуров в засады и прилески, Лаудон встретил пруссаков сильным огнем из пушек, которые были расставлены на всех возвышениях. Пока весь транспорт и прикрытие его собрались на тесную площадку и наскоро составили вагенбург, лошади под большей частью фургонов были {324} убиты, и множество возов с порохом взлетели на воздух, производя страшный беспорядок и опустошение в прусских отрядах. Наконец, и пандуры выскочили из своих засад и после упорной битвы заставили пруссаков бежать. Цитен с небольшим отрядом едва успел прорубиться сквозь неприятеля и уйти в Тропау. Остальное прикрытие, состоявшее по большей части из молодых рекрут, легло на месте.