Обыкновенная история в необыкновенной стране

Теперь по утрам к его дому стала подъезжать черная автомашина «оттуда», и он ехал в свое, уже новое, роскошное бюро на работу. То и дело приходили указания сверху о тех или иных добавлениях к проекту: то построить баню в стороне от дачи, соединив их подземным ходом, то углубить на три метра запланированный бетонный бункер. И вот, наконец, пришло еще одно указание, которое ввергло Николая Николаевича в страх, и он стал догадываться, почему его приятель Жолтовский отказался от проекта. Дело шло о создании разветвленной сети тайных проходов внутри дачи, а также тайного подземного хода под землей из дачи в соседний лес. Итак, он становился обладателем большой государственной тайны!

— Николай Николаевич! Расскажите, какой он сам-то вблизи, — раскачиваем мы его.

— Ох, не могу, ребята, за это ведь меня-то и посадили, — сопротивляется он.

— Ну, так второй-то раз за это же самое сажать-то не станут…

Не сразу он решился на «откровенности», но, видимо, у самого много накопилось.

«Как только меня секретарь ввел в кабинет, смотрю, он уже стоит у стола и ждет. Одет совсем как на портрете, в кителе, длинных брюках и мягких ботинках. И что мне сразу же бросилось в глаза, так это то, что он мал. Мал ростом. Чуть ли мне не до подбородка. Я остолбенел, руки по швам и замер на месте. Он прищурился, не переставая пристально, в упор смотреть на меня. „Здравствуйте!“ — тихо произнес он. „Здравствуйте, товарищ Сталин“, — нашелся я. „Проходите, товарищ архитектор, и присаживайтесь к столу“. К столу-то я подошел, а вот сесть-то, чувствую, невозможно мне, ведь он-то стоит.

— Ну, что же гость не садится, значит, и хозяин должен стоять!

Я тут же бухнулся в мягкое кожаное кресло перед столом. А он — нет, продолжает медленно расхаживать по другую сторону стола, да и палец заложил за борт френча, совсем как на портрете. Наступила тишина. Я уставился в пол перед собой. Чувствую, что за моей спиной еще кто-то вошел и сел за другой, соседний столик. На столе у Сталина я сразу заметил листы моего проекта.

Вдруг Сталин застыл в молчании перед столом, уставившись в мой эскиз. И тут я глянул на него и заметил, что он почти совсем седой и рябой. Просто рябой.

— Вот вы меня тут совсем во дворец захотели поселить, — прозвучала в тишине его первая фраза, причем последние два слова он произнес с еле уловимым грузинским акцентом: „за-хот-э-ли пос-э-лить“.

— Вот тут вы шесть колонн в вестибюле поставили, расписные потолки, да еще и витражи в окнах столовой. Зач-э-м все это, нужно жить просто. Да ведь это же не только дача, а еще и рабочее помещение…

И снова наступила пауза, я расценил ее как угрожающую. И, наконец:

— А, в общем-то, хорошо… Поздравляю, вас, товарищ архитектор.

Я чувствую, как кровь приливает к моей голове, в висках начинает стучать. Это же похвала, похвала товарища Сталина! Я встал и застыл по стойке „смирно“.

— А где вы работаете? — тихим, как бы отеческим голосом спросил Сталин.

— В районом бюро Моспроекта, товарищ Сталин, — отрапортовал я.

— В районном бюро… — как бы в задумчивости повторил он. — Как это вас не оценили… А вы член Академии архитектуры?

— Нет, товарищ Сталин.

А вот об этом уже мы должны подумать, — повышая голос, произнес он, обращаясь к сидящему за мной секретарю. Это прозвучало как приказ.

Сразу стало понятно, что прием окончен. И тут я заметил, что секретарь подошел ко мне, как бы предлагая следовать за ним. Я попрощался. Сталин в это время уже сидел за столом, углубившись в бумаги. Но когда я подошел к двери, чтобы выйти, вдруг за своей спиной услышал тихий голос вождя:

— А вот каково ваше мнение о новой архитектуре Москвы, не опасна ли она для зам-э-чательной старой русской архитектуры?

Я застыл. Кровь ударила мне в голову. Донесли! Ведь это мои слова! И тут подоспевшая фраза спасла меня:

— Никак нет, товарищ Сталин, они вполне по-своему гармоничны друг другу.

И снова напряженная пауза.

— Вот и я так полагаю… гармоничны… — с какой то растяжкой, как бы любуясь этим словом, произнес он.

Всю ночь ни я, ни моя жена не могли заснуть. „Ах ты, мой академик!“ — целовала она меня в темноте в лоб. И действительно, через месяц я уже был избран действительным членом Академии архитектуры СССР».

Постепенно Николай Николаевич привык к своим рассказам. Видимо, общение с прошлым становилось ему приятным, да и нам он стал доверять. Бывало, сам придет в наш уголок: «А вот еще…» и начинает вспоминать, да и не только то, что с ним случалось, а и рассказы других из сталинского окружения. Не знаю уж, насколько они достоверны, возможно, это были своего рода легенды, я же воспроизвожу их так, как они сохранились в моей памяти.

Игра на бильярде

Всем, с кем он был как-то связан, Сталин не доверял. Даже свою жену он все время в чем-то подозревал. У него не было ни друзей, ни добрых знакомых, с кем он мог бы быть вполне откровенен. Но он был человек, и ему, как и всем, необходимо было человеческое тепло и понимание. Посторонние, случайные люди часто казались ему наиболее безопасными собеседниками, с кем он мог быть прост и откровенен, но от них-то он был надежно изолирован всей системой его личной охраны. Иногда его собеседниками становились его личная повариха или какой-нибудь случайно приехавший из Грузии в Москву приятель молодых лет. Словом, он был совсем одинок.

В одной из комнат дачи в Барвихе стоял большой бильярд. Иногда, расхаживая по комнатам, он подходил к этому бильярду, ставил пару шаров и гонял их по сукну, пока не оставался только один шар. Как-то однажды пришла ему в голову идея сыграть с кем-нибудь по-настоящему. Он знал, что рядом в коридоре постоянно дежурит солдат охраны. Этих солдат охраны набирали, в целях большей безопасности, по принципу случайности: приезжает в военкомат Хабаровского края офицер кремлевской охраны, знакомится с документами и назначает: «Вот этого!». Никаких шансов, что этот парень уже «подкуплен агентами иностранных разведок». Его тут же берут, везут, учат и ставят в охрану Кремля.

Так вот и пришла Сталину эта идея — взять для игры солдата из коридора.

Открывает дверь в коридор: «Не устал тут стоять?» — как бы по-отечески обращается он к солдату. — «Служу Советскому Союзу!» — выкрикивает, вытянувшись, тот. — «Ну, ладно. За-ход-ы сюда».

Солдат пучит глаза, но не шевелится.

— Ну, заход-ы, — заманивает его Сталин.

— Не могу оставить пост, товарищ Сталин!

— Если я разр-э-шаю, значит, можно.

Аргумент решающий и обсуждению не подлежал. Солдат входит в комнату.

— Как тебя зовут?

— Младший сержант Ефимов, товарищ Сталин!

— Да я тебя про имя спрашиваю.

— Семен, товарищ Сталин!

— То, что я товарищ Сталин, можешь мне не повторять. Откуда ты, Сем-э-н, будешь?

— С Дальнего Востока, село Юрьевка, Хомутинского района!

— Кто там из родных-то остался? — переходит Сталин на доверительный тон.

— Мать и сестра.

— А отец гд-э?

— На фронте погиб в начале 43-го.

— Да, вижу, что тяжело вам досталось.

И вдруг неожиданно:

— А что, Сем-э-н, ты на бильярде играешь?

— Товаррр…

— А это не трудно, я тебя научу. Бери-ка вот этот кий.

— Не могу! По уставу. На посту не положено!

И снова решающий аргумент: «Я разр-э-шаю!».

И выстроил, наконец, Сталин всю пирамиду шаров на сукне. И началась игра. Сталин все время ему советовал, как и куда пасовать. Смеялся от души, если шар от неумелого удара выскакивал у солдата со стола. Даже сам наклонялся и поднимал шары. Словом, почувствовал себя как бы отцом. Да и парень раскрепостился, почти и забыл, с кем играет. Выигрывал, конечно, всегда хозяин: «Ничего, научишься!».

Кончилась игра, Сталин раскраснелся, повеселел, подошел к буфету, достал оттуда две большие рюмки и из керамического сосуда налил коньяк.

— Ну, давай выпьем! Так сказать, за знакомство.

— На посту не имею права, товарищ Сталин!