Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

Снова звонок. Снова вы открываете дверь. На этот раз перед вами не молчаливый чиновник из префектуры с каменным лицом, а двое представителей так называемой «судебной полиции». В кармане у них — ордер судебного следователя на производство обыска. Лацканов они не отворачивают, своего звания вам не сообщают, а, оттолкнув вас, врываются в вашу квартиру и орут на вас и на всех, кто в этот момент в комнате находится.

— Ни с места! Не двигаться! К дверям не подходить!

Затем из кармана вынимается ордер следователя и начинается обыск.

Вы, не совершивший никакого преступления и нигде, никогда и никем не осужденный, в их глазах уже преступник. Они и обращаются с вами как с таковым. Ваше «дело» находится у судебного следователя. Два явившихся к вам агента имеют задание добыть «вещественные доказательства» вашего «преступления». Если вы зубной врач, или окулист, или гинеколог, то в саквояж, который один из них держит в руках, летят в хаотическом беспорядке ваши шприцы, пинцеты, медицинские зеркала… Они будут фигурировать на суде в качестве corpus delicti (вещественное доказательство преступления).

Но иногда положение блюстителей правосудия становилось затруднительным: вы терапевт, или педиатр, или невропатолог. Никакого инструмента у себя не держите. Единственные инструменты — стетоскоп, молоточек и плессиметр — находятся в кармане вашего пиджака. Личного обыска сыщики не производят. Но вернуться к следователю с пустыми руками нельзя из-за карьерных соображений. Они ищут долго и упорно: перерывают все ящики стола, шкаф и буфет, идут в кухню, заглядывают в ванную и уборную, развязывают узел с грязным бельём, который вы завтра понесёте к прачке. Нигде и ничего! Как быть?

Выход найден: на столе — телефонный аппарат, а рядом с ним справочник с фамилиями и адресами всех абонентов. Вот и ваша фамилия, а рядом с ней только одно слово: «Врач». Вот он — corpus delicti: доказательство того, что вы преступник и занимаетесь профессией, которой не имеете права заниматься.

Не обходилось дело и без курьёзов, конечно не для того лица, которого курьёзы эти непосредственно касались. У русского врача О., в своё время широко известного среди населения Южного берега Крыма, телефона не имелось. Судебно-полицейских агентов после трёхчасового бесплодного обыска выручил «пустячок»: среди вороха бумаг, расшвырянных ими по всей комнате, им попалась на глаза маленькая бумажка прошлогодней давности.

Доктор О. в прошлом году выдавал замуж свою дочь. Следуя распространённому во Франции обычаю, он в своё время разослал с полсотни отпечатанных на меловой бумаге пригласительных билетов на французском языке с обычным в таких случаях содержанием: «Врач О. и мадам О. просят Вас пожаловать на бракосочетание их дочери с мсье таким-то, имеющее быть во столько-то часов такого-то числа там-то».

Одно из приглашений осталось у него на руках. Для следователя этого достаточно: иностранец О. называет себя врачом, значит, он занимается врачебной деятельностью.

Через три недели после этого О. занял место на скамье подсудимых парижского исправительного суда. Эту скамью до него занимали многие десятки русских врачей, профессоров.

Удивительную картину представляли собою некоторые заседания суда. Секретарь монотонным голосом читает изложение того или иного «дела», коих за день рассматриваются многие десятки: проститутка, учинившая на улице скандал; хулиган, устроивший пьяный дебош в ресторане; прохожий, перешедший улицу в неположенном месте и обругавший полицейского, сделавшего ему замечание; пассажир, не уплативший за проезд в автобусе и толкнувший в грудь кондуктора. И среди них в порядке очередности «некто В.Н. Сиротинин, незаконно занимавшийся врачебной деятельностью», или «некто Иванов, Петров, Сидоров», тоже занимавшиеся той же деятельностью…

Адвокат «некоего Сиротинина» пускает в ход всё своё красноречие в целях оправдания своего подзащитного. Он потрясает в воздухе переведённым на французский язык дипломом клиента; читает длинный список его научных работ; указывает на то, что имя профессора Военно-медицинской академии В.Н. Сиротинина известно врачам-терапевтам всего мира; напоминает, что его клиент имел звание лейб-медика его величества русского императора; что он пользовал президента Французской Республики Пуанкаре, когда тот приезжал в Петербург и когда у него заболел живот от обильного русского угощения и русской водки; наконец, что его подзащитный действовал из самых гуманных побуждений и никому не нанёс какого-либо ущерба.

Судьи с застывшей миной холодно выслушивают адвоката. Председатель суда, обращаясь к нему, говорит бесстрастным голосом:

— Всё это так, дорогой адвокат, но мы — рабы закона. Установлено, что ваш подзащитный занимался врачебной деятельностью незаконно. Это — всё. Остальное нас не интересует. Статья такая-то… Штраф полторы тысячи франков. Следующий!

В обстановке постоянного ожидания стука в дверь прошло 20 с лишним лет. О возвращении на родину думали лишь единицы из всей массы врачей, занесённых вихрем бури во Францию. Некоторые из них поставили целью упрочить своё положение во Франции. Лишь немногим это удалось. Я должен отметить, что французские законы запрещали заниматься врачебной деятельностью не иностранцам, как таковым, а врачам, не имеющим французского диплома. С получением его и выполнением некоторых финансовых формальностей иностранцы это право получали.

Как же врачу-иностранцу, имеющему врачебный диплом своей страны, получить французский диплом?

Для этого он должен, согласно французским законам, прежде всего сдать на протяжении двух лет на двух весенних сессиях bachot (экзамен на аттестат зрелости), чтобы получить степень бакалавра. После этого поступить на третий курс медицинского факультета одного из французских университетов и пройти полностью все три года студенческого обучения в клинике.

Короче говоря, с момента, когда вы решили легализовать ваше положение как полноправного врача, до момента, когда вы достигнете вашей цели, пройдёт пять лет. И это при условии, что у вас нет провала ни на одном экзамене. С провалами вам придётся ждать желанного момента гораздо дольше. Нужно было очень много для того, чтобы этого момента достичь. Этого «многого» у бедствующих врачей-эмигрантов как раз и не было. Имя этому «многому» — деньги.

Чтобы выдержать экзамен на аттестат зрелости, вы вынуждены пользоваться в частном порядке в течение двух лет уроками, советами и указаниями педагога из любого парижского лицея (средней школы). По некоторым соображениям, о которых будет сказано ниже, вы будете платить ему за эти уроки упятерённый или удесятерённый гонорар.

После получения степени бакалавра вы поступаете в университет на третий курс медицинского факультета (ваш русский диплом врача даёт право на зачёт первых двух курсов). В течение последующих трёх лет вы на положении студента должны посещать лекции и практические занятия, предусмотренные программами. На работу, связанную с добыванием хлеба насущного, времени не останется. Вы сможете просуществовать все эти пять лет только в том случае, если обладаете большими средствами.

Нужно ли говорить, что среди массы бедствующих русских парижских врачей этими средствами обладали лишь единицы?

Достаточно сказать, что из 400 с лишним врачей, состоявших членами Общества русских врачей имени Мечникова, на этот шаг отважилось только 14 или 16. Удивительную картину представляла подготовка к bachot и студенческие занятия 50- или 60-летних «студентов», имевших дипломы российских медицинских факультетов, 30 или 40 лет врачебного стажа и звание доктора медицины, профессора университета или Петербургской военно-медицинской академии.

«Провалов» у этих седовласых экзаменующихся при сдаче ими bachot никогда не бывало. На это имелась очень веская причина.

Все педагоги средних учебных заведений города Парижа объединены в профессиональный союз. Один из этих педагогов, приглашённый частным образом, является вашим «репетитором». Вы платите такой гонорар, какой в обычных условиях ему и не снится. За два года занятий с вами его кошелек пополнится несколькими тысячами франков. Против вашей фамилии в правлении союза в списке будущих бакалавров, пришедших на экзаменационную сессию «со стороны», делается отметка. Как же её не сделать, если вы облагодетельствовали одного из членов союза, а принцип союза — «один за всех, все за одного»?