Четвертое измерение
Четвертое измерение читать книгу онлайн
Эта книга незаурядного человека о пути, пройденном до него миллионами, впервые опубликовало издательство «Посев» в 1973 г., после чего она быстро стала библиографической редкостью. Однако книга не забылась: ее читали, копировали, «зачитывали», не желая с ней расставаться, и поэтому осуществлено её второе издание. Тот факт, что за четыре десятилетия лет книга не забылась, сам по себе весьма примечателен. Тем более, что описанная в ней страна – СССР, с его ГУЛАГом, - вроде бы ушла в небытие. И, тем не менее, читатели читают эту книгу взахлеб, с удивлением открывая для себя страну, в которой прожили всю жизнь. Секрет неувядающей актуальности этой книги в том, что она не столько о лагерях - хотя они подробно описаны в книге – сколько о Человеке, о том, что не «бытие определяет сознание», а Человек, создающий и изменяющий навязанные ему обстоятельства силой своего Духа.Авраам Шифрин родился в Минске в 1923г. Годовалым ребенком был увезен родителями в Москву, где и прожил вплоть до ухода на фронт в 1941г. Его отец, инженер-строитель, был арестован (по доносу соседа за анекдот) в 1937г. и, как стало позднее известно, отправлен в лагеря Колымы. Мать пытались вербовать в сексоты, предлагая в обмен на стукачество "более легкое наказание" для мужа. Вернувшись домой после очередного вызова в КГБ, она рассказала Аврааму и его старшей сестре, что ей предлагают. Вместе они решили, что на подлость – даже ради отца – идти нельзя. Эта попытка растления пробудила в подростке естественное чувство справедливости, заставила его возмутиться и навсегда превратила его в непримиримого врага преступной и безнравственной власти. В июне 1941г. Авраама призвали в действующую армию и отправили на передний край фронта, в штрафной батальон, где были в основном дети таких же репрессированных. В первый бой их отправили без оружия; на вопрос, чем же воевать, им было сказано: "Ваше оружие в руках врага - отнимите его!" Естественно, мало кто уцелел там. По закону, штрафбат - до первой крови или до первой награды. Авраам был вскоре ранен (в локтевой сустав правой руки) и отправлен в тыловой госпиталь. Руку хотели ампутировать, - он не дал. Дело было поздней осенью, а к весне он руку разработал, перепилив в госпитале весь запас дров. После этого он снова был направлен на передний край и снова в штрафбат! Тут он понял, что закона нет, и власти просто стремятся физически уничтожить тех, кого они сами превратили в своих врагов. Тогда он решил, что не даст себя так легко уничтожить и, когда он был ранен вторично (на сей раз это были множественные осколочные ранения в обе ноги плюс пулевое в правое бедро), по пути в госпиталь Авраам выбросил свои документы и при опросе назвал вымышленные биографические данные: сохранив, фамилию, назвал более ранний год рождения и имя Ибрагим. Вернувшись после выздоровления на фронт, он попал в нормальную часть и стал делать нормальную фронтовую карьеру. Грамотных было немного, а у него все же был один курс юридического за плечами, так что он вскоре стал офицером, а потом попал в военную прокуратуру. Войну он закончил капитаном (при демобилизации было присвоено звание майора), многократно награжденным, дважды раненным - это было достаточным основанием для дальнейшей карьеры на "гражданке". Благодаря завязанным на фронте связям он попал после демобилизации в Краснодарский край на должность старшего следователя края по уголовным делам с подчинением 120 следователей. Ему было 22 года… Он думал, что вот теперь он отомстит за отца, но вскоре понял, что до настоящих преступников, которые обладают неограниченной властью ему не добраться, что преследует он тех несчастных маленьких людишек, которых невыносимая жизнь загнала в тупик и сделала преступниками ради куска хлеба, и что он - всего лишь палка в руках ненавистной ему власти. Поняв это, Авраам ушел из системы прокуратуры и перешел работать в систему министерства вооружения (тогда это было отдельно от министерства обороны) на должность юрисконсульта. К этому моменту он уже был в Туле, неподалеку от Москвы.Шифрин был арестован 6 июня 1953 года. Несмотря на месяц в подземном карцере с холодной грязью по щиколотку на полу, месяц, в течение которого ему не давали спать, таская на ночные допросы, Авраам ни в чем не признался. Тем не менее, его приговорили к расстрелу. Но тут ему повезло: слетел Берия, а вместе с ним Кабулов, Меркулов и прочая нечисть, и после месяца в камере смертников ему объявили о замене приговора на 25+5+5. Сидел он, в основном, в Тайшетлаге, Озерлаге, в штрафняках на Вихоревке и в Семипалатинске (он участвовал в семи попытках побега из лагеря!), последний год досиживал в Потьме. Всего он просидел в лагерях и тюрьмах 10 лет и еще 4 года в ссылке в Караганде. Он всегда смеялся: "Я везучий: в штрафбат послали на убой - не погиб; приговорили к расстрелу - не расстреляли; дали 25 лет - просидел всего десять…"
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
По работе у меня установился тесный контакт с судами и местной гражданской прокуратурой. От людей, работавших там, я узнал, что уголовные лагеря вокруг Караганды переполнены, страшно растет преступность среди молодежи: убийства, изнасилования, и притом, как правило, групповые. При мне велось дело более сорока юношей, изнасиловавших девушку: подлив ей в вино снотворное, они всю ночь носили безвольное тело из сквера в парк, потом в студенческое общежитие. И проделывали это студенты, был среди них сын секретаря райкома партии и сын директора педагогического института. Одним из «развлечений» молодежи стало еще и следующее: человек десять бегут вечером с шумом по тротуару и, налетев на одинокого пешехода, втыкают в него десяток заостренных, как стилеты, металлических спиц от зонтика. Человек падает, а молодежь с гиканьем и свистом бежит дальше.
В городе процветала тайная проституция. Караганда оказалась не такой нарядной, как я увидел у вокзала: на тридцать километров простирался город сплошных землянок с узкими щелями-ходами вместо улиц: «китай-город», как звали этот район, по размерам намного превосходивший тот «новый город», в котором жили мы. По вечерам туда боялась показываться даже вооруженная милиция.
Город этот создавали освобожденные заключенные, оставляемые в ссылке для работы в шахтах: квартир им не давали, они рыли землянки. Когда я побывал там, то понял, что Данте кое-что не дописал в своих кругах ада... Сквозь земляные полы в полутемных подвалах пробивались шахтные газы: ведь внизу шла добыча угля. Иногда подпочвенная вода образовывала в землянках болото, и там под досками ползали какие-то черви. В мусоре, в пыли, в улицах-щелях, разделявших землянки, играли оборванные, грязные дети. Что же удивляться, что эти ребята, подрастая и видя, что кто-то ходит прилично одетым, тоже хотели простейшего. Я сам видел на допросе в прокуратуре мальчугана, забравшегося в соседскую квартиру и укравшего плащ, свитер и штаны. Все это он в тот же вечер надел и пошел гулять в парк — ведь в этом и была цель кражи — и его, конечно, арестовали.
Страшно жалко было этих злосчастных детей, вращающихся в замкнутом порочном кругу по вине преступного государства.
Повидал я в этот период неподалеку от Караганды и развенчанного бандита, правую руку Сталина, бывшего генерального секретаря КПСС — Маленкова.
На открытом угольном разрезе в полупустыне вырос небольшой шахтерский поселок; для работы механизмов требовалась электроэнергия: построили теплоцентраль. Ее директором был назначен Маленков — это для него было ссылкой.
Пусть скажет спасибо, что у Хрущева не было сил расстреливать политических противников, как это много раз делал сам Маленков — по указанию Сталина.
Живет он в квартире двухэтажного домика, жена ходит в магазин, стоит в очереди.
А рабочие кругом любят рассказывать такой анекдот: «Пошла жена Маленкова в магазин, вернулась и говорит мужу: как тебя сняли, так в магазинах все исчезло — даже черной икры нет!»
Ведь эти власть имущие давно построили коммунизм — для себя: свои закрытые магазины, где все бесплатно, свои бесплатные дачи, машины, самолеты, курорты и путешествия.
Я думал: как мы ничтожны, что даем таким посредственностям управлять собой! Что дает им эта власть? Ведь они, отрываясь от народа и запираясь в Кремле, сразу заболевают манией преследования: в кино идут под охраной, едят лишь то, что приготовлено специальным личным поваром, присланным из КГБ. А кто гарантирует, что охрана, по команде того же КГБ, не убьет, а повар — не отравит?! Веселая жизнь! И все же, есть целая плеяда негодяев, которые стремятся к власти и идут к ней по трупам. Еще страшнее, что есть много подрастающих кандидатов в негодяи — я видел таких своими глазами. Мне пришлось однажды относить юридические документы на пленум областного комитета партии. В дверях, около офицеров КГБ, стояла цепочка молодых людей лет 25. Это были отборные инструктора обкома: в их глазах я видел стремление услужить и готовность разорвать — они были способны на все ради продвижения вверх по лестнице власти.
Второй раз я увидел этих же начинающих гестаповцев партии в Москве, в здании Совета Министров. Они шли, сопровождая кого-то из членов ЦК, и их лица были выразительней, чем целый кинофильм о советской власти: эти не упустят возможности, эти никому и ни во что не верят, эти знают, чего хотят, и готовы не принять власть, а вырвать ее с куском мяса из тела предыдущего босса.
Перепечатка «Экзодуса» была окончена, хотя я и был вынужден месяца на три прервать работу: из лагеря от Рубина я получил зашифрованное письмо, где было сказано: «Спрячь работу, в лагере допрашивают о тебе и «Экзодусе», берегись».
Переждав, я продолжал перепечатку, и теперь у меня было пять экземпляров книги; я сам их переплел.
Эта глава не полна, потому что в ней я не говорю о моих карагандинских друзьях — евреях и неевреях, — помогавших в первом печатании «Экзодуса» на пишущей машинке, а потом и на установке «Эра». Но как рассказать об этом, если друзья эти находятся еще в СССР?! Пусть же это анонимное упоминание об их славной и смелой работе послужит залогом того, что когда-нибудь можно будет с гордостью назвать их имена.
Хорошо, что книги молчат. Дело в том, что к этому времени мне дали новую, лучшую квартиру и, войдя в нее, я быстро обнаружил, что во все стены вмонтированы подслушивающие микрофоны: КГБ «позаботилось» о перемене квартиры.
Поехав в очередную командировку, я вместе с документами арбитража отвез четыре экземпляра «Экзодуса» и передал их в Москву, Ригу, Киев и Ленинград. «Экзодус» начал свой путь. Ребята быстро превращали каждый экземпляр в еще пять, а потом счет потерялся, так как не было в России сионистской книги, которая пользовалась бы таким успехом. Много раз я слышал: ««Экзодус» делает из еврея сиониста».
Мои личные дела тоже не стояли на месте: с помощью друзей удалось обменять паспорт на «чистый», и я мог закончить свое вынужденное пребывание в Казахстане. У Израиля я запросил визу на въезд, но пока ее не получил: КГБ перехватывал письма.
Ларочка вышла замуж; ничто меня не связывало с Карагандой. Этот этап жизни был окончен, он продолжался три года.
Воспользовавшись переездом одного управляющего трестом на работу в Днепропетровск, я уехал с ним, как юрисконсульт.
Глава XXXIX
Атмосфера на Украине отличалась от благословенного Казахстана, как день от ночи.
Несмотря на то, что я приехал по официальному вызову, меня не хотели прописывать, тянули с оформлением на работу: недружелюбные лица в учреждении, хмурые, ненавидящие люди на улицах, в автобусах, в троллейбусах.
Мне это, как вновь прибывшему, было особенно заметно. Даже мой управляющий, украинец, человек, с которым мы были в очень хороших деловых отношениях, и тот соглашался с моей оценкой окружения на новом месте.
Я сразу почувствовал и руку КГБ. Начались вызовы и натравливания на меня сослуживцев. А кадровик вообще не скрывал недовольства. «От этого одного у меня хлопот в КГБ больше, чем от всего треста», — говорил он сотрудникам.
Однажды, поехав за город посмотреть окрестности, я был попросту задержан и доставлен под охраной в милицию: мне было объявлено, что я заехал в запретную военную зону, хотя был я только у реки.
Завязывая деловые отношения, я столкнулся с евреями, давно здесь работающими: все в один голос говорили, что я сделал глупость, уехав из Караганды.
Оценив обстановку и посоветовавшись с друзьями, я решил переехать в Одессу; так советовал и Давид Хавкин, мнение которого в то время было решающим не только в Москве, где он руководил всей сионистской работой.
Но, помня, как четко работает мое сопровождение КГБ и понимая, что с этим «хвостом» я в Одессе не смогу получить разрешения милиции на прописку, на право жить в городе, у границы, я принял необходимые меры. На работе я всем сказал, что еду жить в Ригу, отправил туда багаж, а сам вышел «погулять» в парк, уехал в соседний город, а оттуда улетел без «хвоста» в Одессу. Там я пошел к друзьям и посоветовался о возможности устроиться.
