Четвертое измерение
Четвертое измерение читать книгу онлайн
Эта книга незаурядного человека о пути, пройденном до него миллионами, впервые опубликовало издательство «Посев» в 1973 г., после чего она быстро стала библиографической редкостью. Однако книга не забылась: ее читали, копировали, «зачитывали», не желая с ней расставаться, и поэтому осуществлено её второе издание. Тот факт, что за четыре десятилетия лет книга не забылась, сам по себе весьма примечателен. Тем более, что описанная в ней страна – СССР, с его ГУЛАГом, - вроде бы ушла в небытие. И, тем не менее, читатели читают эту книгу взахлеб, с удивлением открывая для себя страну, в которой прожили всю жизнь. Секрет неувядающей актуальности этой книги в том, что она не столько о лагерях - хотя они подробно описаны в книге – сколько о Человеке, о том, что не «бытие определяет сознание», а Человек, создающий и изменяющий навязанные ему обстоятельства силой своего Духа.Авраам Шифрин родился в Минске в 1923г. Годовалым ребенком был увезен родителями в Москву, где и прожил вплоть до ухода на фронт в 1941г. Его отец, инженер-строитель, был арестован (по доносу соседа за анекдот) в 1937г. и, как стало позднее известно, отправлен в лагеря Колымы. Мать пытались вербовать в сексоты, предлагая в обмен на стукачество "более легкое наказание" для мужа. Вернувшись домой после очередного вызова в КГБ, она рассказала Аврааму и его старшей сестре, что ей предлагают. Вместе они решили, что на подлость – даже ради отца – идти нельзя. Эта попытка растления пробудила в подростке естественное чувство справедливости, заставила его возмутиться и навсегда превратила его в непримиримого врага преступной и безнравственной власти. В июне 1941г. Авраама призвали в действующую армию и отправили на передний край фронта, в штрафной батальон, где были в основном дети таких же репрессированных. В первый бой их отправили без оружия; на вопрос, чем же воевать, им было сказано: "Ваше оружие в руках врага - отнимите его!" Естественно, мало кто уцелел там. По закону, штрафбат - до первой крови или до первой награды. Авраам был вскоре ранен (в локтевой сустав правой руки) и отправлен в тыловой госпиталь. Руку хотели ампутировать, - он не дал. Дело было поздней осенью, а к весне он руку разработал, перепилив в госпитале весь запас дров. После этого он снова был направлен на передний край и снова в штрафбат! Тут он понял, что закона нет, и власти просто стремятся физически уничтожить тех, кого они сами превратили в своих врагов. Тогда он решил, что не даст себя так легко уничтожить и, когда он был ранен вторично (на сей раз это были множественные осколочные ранения в обе ноги плюс пулевое в правое бедро), по пути в госпиталь Авраам выбросил свои документы и при опросе назвал вымышленные биографические данные: сохранив, фамилию, назвал более ранний год рождения и имя Ибрагим. Вернувшись после выздоровления на фронт, он попал в нормальную часть и стал делать нормальную фронтовую карьеру. Грамотных было немного, а у него все же был один курс юридического за плечами, так что он вскоре стал офицером, а потом попал в военную прокуратуру. Войну он закончил капитаном (при демобилизации было присвоено звание майора), многократно награжденным, дважды раненным - это было достаточным основанием для дальнейшей карьеры на "гражданке". Благодаря завязанным на фронте связям он попал после демобилизации в Краснодарский край на должность старшего следователя края по уголовным делам с подчинением 120 следователей. Ему было 22 года… Он думал, что вот теперь он отомстит за отца, но вскоре понял, что до настоящих преступников, которые обладают неограниченной властью ему не добраться, что преследует он тех несчастных маленьких людишек, которых невыносимая жизнь загнала в тупик и сделала преступниками ради куска хлеба, и что он - всего лишь палка в руках ненавистной ему власти. Поняв это, Авраам ушел из системы прокуратуры и перешел работать в систему министерства вооружения (тогда это было отдельно от министерства обороны) на должность юрисконсульта. К этому моменту он уже был в Туле, неподалеку от Москвы.Шифрин был арестован 6 июня 1953 года. Несмотря на месяц в подземном карцере с холодной грязью по щиколотку на полу, месяц, в течение которого ему не давали спать, таская на ночные допросы, Авраам ни в чем не признался. Тем не менее, его приговорили к расстрелу. Но тут ему повезло: слетел Берия, а вместе с ним Кабулов, Меркулов и прочая нечисть, и после месяца в камере смертников ему объявили о замене приговора на 25+5+5. Сидел он, в основном, в Тайшетлаге, Озерлаге, в штрафняках на Вихоревке и в Семипалатинске (он участвовал в семи попытках побега из лагеря!), последний год досиживал в Потьме. Всего он просидел в лагерях и тюрьмах 10 лет и еще 4 года в ссылке в Караганде. Он всегда смеялся: "Я везучий: в штрафбат послали на убой - не погиб; приговорили к расстрелу - не расстреляли; дали 25 лет - просидел всего десять…"
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Это было сказано с простотой человека, привыкшего к своему «делу»: так, мясник на бойне не слышит крика убиваемых. Эти люди еще хвалились: от нас живыми уезжали!
КГБ начало очередную тасовку заключенных: верующих отделяли в зону № 7-1. Я прощался, как с близкими друзьями, с разными людьми: баптистами (и среди них — с молодым их руководителем Здоровцом), адвентистами (их мучеником Шелковым), православными (отцом Михаилом), католиками (отцом Брониславом), иеговистами (их было больше всех), обнялись мы со стариком Мацопой, жившим рядом со мной на нарах.
Эти чудесные люди уходили спокойными и сосредоточенными: они глубоко верили, что Творец ведет их нужной дорогой, и страдания принимали, как благословение. Они не сопротивлялись надзору в вещах мирских, но твердо стояли на своем, если задевались их религиозные убеждения — тут они были непоколебимы.
Лагерь № 7-1 был расположен неподалеку от нас видны были его заборы. И когда там собрали всех верующих, я часто смотрел в их сторону, и мне порой казалось, что светлые лучи идут от этой зоны, наполненной святостью и молитвами.
А к нам подбавили блатнячков, они внесли в наш быт шум и — шутки.
Один из них, например, притворяясь дурачком, обычно прерывал принудительные нудные лекции политвоспитания; неожиданно встав, он невинным голосом спрашивал невпопад: «А на Марсе люди есть?» Лектор сбивался, зал смеялся.
Однажды я слышал, как блатной рассказывал своим товарищам о приключениях своего побега:
— Иду я по тайге, компаса нет. Вот я утром гляжу, откуда солнце встало, и иду в эту сторону.
Вдруг один из слушавших совершенно серьезно спрашивает:
— Как же по солнцу? А вдруг эта «балдоха» с другой стороны «выканает»?
Вот каков уровень знаний этих людей, перед которыми большевики не в меньшем ответе, чем перед всеми остальными.
Когда Анатолий Рубин попал в следственный изолятор за помощь беглецам, у меня осталась полученная им «левым» путем со свободы книга.
Передавая ее мне, он сказал: «Это чудесная вещь. Прочти». Книга была на английском языке. Автором ее был Леон Урис. Так в мои руки попал знаменитый теперь и в СССР «Экзодус».
Анатолий переплел эту книгу в обложку от рассказов Марка Твена: так обычно поступают в лагере — да и вне его — с запрещенными изданиями.
Прочтя первые страницы, я удивился: такая скучная и мало талантливая вещь. Чего Толик ее так переплетал?
Но вот кончились первые страницы, знакомящие нас с действующими лицами, и в действие включились израильтяне, организаторы подпольной иммиграции — «алия бэт».
Я уже не мог оторваться от книги, я читал всю ночь и не пошел на работу, рискуя карцером. Дойдя до заключительной сцены пасхального сейдера, проходящего под знаком гибели одной из самых очаровательных личностей, выведенных в книге, я был покорен, потрясен и понимал: эту книгу должны прочесть все евреи в нашей зоне. И не только евреи!
Но как это сделать? Ведь английским владеют лишь немногие. После работы я собрал всех ребят и, рассказав им об этой книге, предложил ежедневно переводить им с листа вслух. Все согласились, но уже второй-третий день показал несостоятельность этого плана: люди работали в разные смены, смены менялись, и товарищи мои не могли присутствовать каждый раз на чтении.
Ребята нервничали, я переводил по несколько раз одно и то же, и вскоре мы поняли, что дело так не пойдет.
Не могу, к сожалению, вспомнить, кто первый подал мысль о переводе книги!
До освобождения мне оставалось примерно пять месяцев. За этот срок я мог успеть перевести книгу, хотя и не владел языком в совершенстве. Но уж очень неподходящими были условия для перевода (а в книге было 600 страниц): ни рабочего места, ни бумаги, ни хороших словарей. И, наконец, работу надо было тщательно скрывать, потому что если бы кагебешники узнали о ней, то уж, конечно, дали бы мне еще семь лет (таков был срок по новому кодексу) и не забыли бы создать дело — «сионистскую подпольную группу», — то есть осудить еще и всех моих друзей.
Посоветовавшись с товарищами, я принялся за работу. Золя Кац и Саша Гузман были моими бессменными стражами: пока я, сидя в уголке, на верхних нарах, писал, они прогуливались около барака, чтобы надзиратели не застали меня врасплох.
Когда я уставал, иногда Саша писал под мою диктовку. Прямо из-под рук свежие листочки уходили от меня к читателям, первым всегда был Золя.
Работа шла довольно быстро: тетрадка к тетрадке вырастал перевод «Экзодуса».
Тут произошел эпизод, впервые показавший мне, как велико значение этой книги. Как-то ночью меня разбудил Феликс, бывший со мной в ссоре из-за религиозных вопросов. Выведя меня из барака, он неожиданно обнял меня, поцеловал и сказал: «Спасибо. Ко мне вернулось понятие нации. Я снова еврей. И сделал это «Экзодус»». В глазах у Феликса блестели слезы. Надо знать, что такое слезы сильного человека!
Мне легко было работать: ежедневно я видел горящие глаза товарищей, обсуждавших события очередной переведенной главы.
Книга была окончена в апреле 1963 года, и перед нами встала задача: как сохранить ее во время предмайского обыска?
Я еще не рассказывал, что дважды в году: перед 1 мая и 7 ноября — революционными праздниками коммунистов — в лагерях идут совсем особые обыски, «праздничные» шмоны. Об этом хорошо бы знать людям, выходящим на Западе в эти дни на «демонстрации солидарности», с красными флагами — символом рабства и демагогии для тех, кто живет в СССР.
Шмон происходит за два-три дня до «праздника» и начинается обычно утром. Неожиданно в зону входит человек пятьсот солдат с офицерами, сотрудниками КГБ и администрацией лагеря. Нам объявляют: разойдись по своим баракам! У дверей и окон ставят часовых, а солдаты, вооруженные металлическими заостренными прутьями-щупами, идут плечо к плечу по зоне и прощупывают каждый фут земли: если что-то закопать, то щуп найдет более мягкий слой раскопа, и тайник будет обнаружен.
Закончив прощупывание земли, солдаты лезут на крыши и чердаки бараков. Там они безжалостно ломают все подозрительные места, где могут быть тайники. Потом простукивают стенки бараков и ломают завалинки — земляные, обшитые досками внешние утепления бараков. Лишь после этого солдаты входят в бараки и обыскивают заключенных.
Шмон идет настолько радикальный, что еще не было случая, чтобы уцелело что-то спрятанное вне барака.
Значит, нашу кипу тетрадей высотой в сорок сантиметров надо спрятать в бараке. Но где? Вопрос осложняется еще и тем, что при этих обысках солдаты и офицеры забирают в бараках все рукописное — боятся листовок — даже письма, личные, даже тетради с математическими задачами, и те уносят. Потом, через месяца полтора, возвращают: вроде бы, процензурованное.
Обсуждая план сохранения перевода, ставшего достоянием нашей маленькой общины, мы решили: надо найти метод, еще не знакомый чекистам. И нашли! С Золей и Сашей мы все подготовили к ожидаемому обыску, и, когда солдаты входили в зону, опустили в ведро с водой лагерное, чуть рваное одеяло, чуть-чуть выжали его. В это одеяло по всей длине были с двух сторон подшиты карманы. Повесив его на веревку карманами внутрь, мы аккуратно заложили в низу обернутые в целлофан тетрадки перевода «Экзодуса» и тетради с выписками глав из Библии. Груз оттянул и распрямил одеяло, вода быстро скопилась внизу, оно обвисло, с него капало.
Мы ушли в барак: уже загоняли арестантов... Наконец, в барак пришли солдаты, обыскали постели и нас, забрали все рукописное и ушли.
Выбежав наружу, мы увидели мирно висящее одеяло с лужицами воды на земле: к нему никто даже не подошел. Победа была полной. Мы быстро вытащили тетради и унесли их в барак, к моим нарам, чтобы посмотреть, не подмокла ли бумага.
Но победа всегда делает людей неосмотрительными. А мне, старому лагернику, сделанная ошибка была непростительна вдвойне.
Буквально в тот момент, как мы развернули тетрадки и сложили их стопкой, за моей спиной раздалось:
