Ельцин

Олег Бакланов, один из главных фигурантов переворота, 18 августа сообщил Горбачеву в Форосе, что они уже арестовали Ельцина, но потом изменил свою версию, сказав, что это будет сделано в ближайшее время. Имеющаяся документация показывает, что Ельцин числился в списке из 70 человек, которые подлежат аресту после того, как в действие вступят танки. 19 августа 60 бойцов отряда «Альфа» на рассвете были посланы окружить дачи правительства РСФСР в поселке Архангельском-2, где Ельцин ночевал. Был отдан приказ взять Ельцина живым и доставить его на островок в заповеднике «Завидово» в 90 км от Москвы. В то утро Ельцин был разбужен около шести часов утра и сразу же собрал свою политическую команду, большая часть которой жила на тех же дачах, совсем рядом с ним. Сначала было решено призвать рабочих к двухчасовой «предупредительной забастовке»; потом Ельцин заговорил о более радикальных действиях. Группа составила воззвание «К гражданам России». Дочери Ельцина напечатали текст прямо на кухне, и Иван Силаев по телефону передал его в российский Белый дом. В воззвании содержался призыв к всеобщей забастовке неопределенной продолжительности [732].

Примерно в то же время Крючков отменил ордер об аресте. Он сделал это по совету бывшего соседа Ельцина по даче Анатолия Лукьянова, поддержавшего путчистов и пообещавшего обеспечить законодательную поддержку Верховного Совета (но только после 26 августа). «Крючкову импонировал совет Лукьянова занять выжидательную позицию, дав тем самым Ельцину „проявиться“, а народу — понять, что демократический лидер России против наведения порядка в стране» [733]. Вскоре после этого Крючков решил прибегнуть к тактике не кнута, а пряника. Это не сработало: «Ельцин отказывается сотрудничать. Я с ним разговаривал по телефону. Пытался его вразумить. Бесполезно» [734]. Единственным, кто призывал «немедленно принять меры по ликвидации группы авантюриста Ельцина Б. Н.», был генерал армии Валентин Варенников, главнокомандующий сухопутными войсками Советской армии. 19 и 20 августа он находился в Крыму и Киеве. Если бы Варенников, который в 1945 году участвовал во взятии Берлина и в Параде Победы на Красной площади, а в 1980-х годах воевал в Афганистане, оказался в Москве, отношение военных к Ельцину могло бы оказаться более жестким [735].

К тому времени как Крючков сообщил о непокорности Ельцина своим соратникам по заговору, российский президент, обсудив с командой, стоит ли оставаться в Архангельском-2 или лучше поехать в столицу, остановился на втором варианте и около девяти часов выехал в направлении Белого дома. Покидая дачу, он надел пуленепробиваемый жилет. Наина Ельцина сказала, что толку от этого не будет, ведь голову он не защищает, «а главное — голова» [736]. Машина Ельцина и несколько автомобилей охраны проехали мимо солдат и танков. Телохранители под руководством Коржакова были вооружены, но получили приказ не открывать огонь, если машина президента не будет атакована. Ельцин не общался с семьей до 21 августа, когда он позвонил, чтобы поздравить дочь Елену с днем рождения.

Засев в Белом доме, Ельцин, его правительство и временный председатель парламента Руслан Хасбулатов потребовали освобождения Горбачева и занялись координацией сопротивления путчу и устроившей его хунте. Свои указы они распространяли по телефону, факсу и через зарубежные СМИ, поскольку советские были для них закрыты. Ельцин объявил, что, как Президент России, принимает командование над всеми военными и милицейскими частями, расположенными на территории РСФСР. В 12.30 он, в сером костюме и при галстуке, вышел на площадку перед Белым домом. Им двигало любопытство, и он отмахнулся от предостережения Геннадия Бурбулиса о том, что в кустах или на крышах могут быть снайперы. Несколько помощников подхватили Ельцина под руки и попытались остановить его. «Он был абсолютно бесстрашен — либо не сознавал опасности, либо просто думал, что все это несерьезно» [737].

Накрапывал небольшой дождь. Прямо к подножию лестницы подъехал огромный оливково-зеленый танк Т-72 № 110 из Таманской дивизии, построенный на Уралвагонзаводе в Нижнем Тагиле (Свердловская область). Ельцин медленно сошел по ступенькам, выхватил у одного из стоявших рядом людей маленький российский флаг и остановился прямо перед танком, намереваясь, по его словам, удержать его и еще три-четыре танка, которые ехали за ним, от дальнейшего продвижения. В течение нескольких секунд он смотрел прямо в дуло пушки, будучи, как он впоследствии рассказал мне в интервью, «уверен, что президента они не переедут». Когда 45 тонн металла со скрежетом остановились, ему пришло в голову залезть на корпус танка; он умел это делать, потому что в УПИ получил военную специальность танкиста, а во время работы в Свердловске курировал танкостроение и другие отрасли промышленности. Оказавшись наверху, Ельцин подошел к люку, пожал руки водителю и стрелку и продолжил импровизировать [738]. Возвышаясь на танке, символизировавшем советскую власть и то, что делалось от ее имени в 1956 году в Будапеште, в 1968 году в Праге и в 1979 году в Кабуле, он дважды сжал правый кулак и прочел свое обращение к гражданам, листок с которым захватил, выходя из здания. Громкоговорителя у него не было; свидетелями его выступления стали несколько тележурналистов и скудная аудитория, поначалу насчитывавшая человек пятьдесят, к моменту завершения речи — около 150, поскольку подошли любопытные прохожие и покупатели из соседних магазинов. Пока он говорил, на борт танка забрались Николай Воронцов (министр природопользования и охраны окружающей среды СССР), Александр Коржаков, Геннадий Бурбулис и другие сподвижники.

Само обращение, как и «секретный доклад» Ельцина 1987 года, не отличалось красноречием, это был плод коллективного труда вместе с Хасбулатовым и Силаевым. В нем провозглашалась ценность демократического осколка гибнущей советской цивилизации. Новое правительство России, говорилось в обращении, пыталось сохранить «единство Советского Союза, единство России» и не может принять незаконных и безнравственных действий ГКЧП, которые «возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества» [739]. Пользуясь выражением Анатолия Черняева, самый «музыкальный» момент Ельцина был связан не с тем, что он говорил, а с тем, как и где он это делал.

Через несколько минут выступление Ельцина было показано по каналу CNN, и его увидели во всем мире. Советскому телевидению было позволено показать лишь небольшие фрагменты, но у телевизионщиков были друзья в западных новостных агентствах, которым они и передали запись, запрещенную к показу. Копии записи были отправлены на Урал и в Сибирь. Любая московская семья, имевшая спутниковую антенну, могла настроиться на канал CNN. После окончания истории с переворотом фотографии Ельцина на танке № 110 заполонили газеты и журналы. Советские люди видели в них отблески культового образа другой революции, намертво отпечатавшегося в их сознании еще с детства: Ленин на Финляндском вокзале после возвращения из Швейцарии обращается к петроградскому пролетариату с броневика в апреле 1917 года. Фотографы снимали Ельцина с земли, поэтому его «довольно неуклюжая фигура выглядела „монументальной“, его косноязычие казалось „гласом народа“, а неопрятный вид символизировал не застигнутого врасплох политика, а сильного лидера, исполненного праведного возмущения и бескорыстной решимости» [740].

Тревога не стихала. Ожидаемая всеобщая забастовка так и не началась, но ГКЧП не сумел воспользоваться этим промахом. В Белом доме Ельцин и 300–400 его последователей забаррикадировались в коридорах с помощью мешков с песком и офисной мебели, на всякий случай приготовив противогазы и оружие. На улицы вышло около 75 тысяч человек (это днем, ночью количество людей стало меньше) [741]. В 17.00 19 августа Ельцин назначил своего уральского протеже, вице-премьера РСФСР Олега Лобова, руководителем командного центра «резервного правительства», которое следовало создать в бомбоубежище в Верхней Сысерти, южнее Свердловска. Андрея Козырева, до этого времени исполнявшего чисто декоративные обязанности министра иностранных дел России и свободно владевшего английским языком, отправили в Лондон, чтобы подготовить почву для работы «правительства в изгнании» [742]. Другим указом Ельцин обратился к военнослужащим и призвал их не исполнять приказы изменников: «Солдаты, офицеры и генералы! Над Россией, над всей страной сгустились тучи террора и диктатуры. Но они не могут превратиться в вечную ночь».