Фрунзе

И мы боимся сами себя. Мы держимся за «привычную», «милую», грязную рубаху…

Пора сбросить грязную рубаху, пора надеть чистое белье».

Так же ясно говорил Ленин о власти. Она должна быть только у Советов, и всю пропаганду, агитацию и организацию миллионов масс надо направлять к этой цели.

И — о войне. Ее надо кончать. Но окончание ее немыслимо без пролетарской революции, без свержения буржуазного Временного правительства. А пока момент не назрел, надо заняться армией. Старых офицеров смело заменить новыми, и чтоб солдаты сами выбирали их. «Только выборных властей солдаты слушаются, только их они уважают». Братание — полезно и необходимо.

Всю помещичью землю брать тотчас. Устанавливать строжайший порядок через Советы крестьянских депутатов. Производство хлеба и мяса надо увеличить: солдаты должны питаться лучше. Портить скот, орудия и прочее, безусловно, недопустимо.

Идти вперед под красным знаменем, «ибо это есть знамя всемирной пролетарской революции». Пусть останется черное знамя у всех партий, которые правее кадетов. Пусть осенят себя желтым знаменем кадеты, «ибо это международное знамя рабочих, служащих капиталу не за страх, а за совесть». А с розовым знаменем пусть плетутся меньшевики всех оттенков и эсеры, «ибо вся их политика есть политика розовой водицы».

В Минске большевики шли с красным знаменем. Но их было мало. И после Февраля не было у них самостоятельной организации. Существовала так называемая «Объединенка», в которую входили интернационалисты, оборонцы, меньшевики и большевики. И конечно, она не выражала единого направления в политике.

Огромной заслугой Фрунзе и его товарищей был выход из «Объединенки» в конце июня 1917 года и создание в Минске большевистского комитета.

— Путь к пролетарской революции в борьбе с меньшевиками, а не в союзе с ними, — подчеркивали Фрунзе и Мясников.

Комитет опубликовал «Манифест». Главная его мысль: мы передовой отряд рабочего класса, мы стремимся к социалистическому строю путем твердой классовой борьбы пролетариата; мы сплачиваем рабочих, как единый класс, вокруг нашего верного знамени. Революционный класс должен иметь и революционную тактику. Соглашение с буржуазией, хотя бы и временное, в корне вредит интересам пролетариата.

Решен был вопрос и с агитаторами, направляемыми на места. Кончились кратковременные поездки в окопы, среди солдат теперь постоянно работали верные люди: они создавали партийные ячейки, вовлекая в них революционно настроенных бойцов.

А когда оформились в полках и в дивизиях низовые коллективы партии, появилась нужда в едином фронтовом центре. Так возник Минский комитет РСДРП(б). Вскоре он развернул такую широкую агитацию, что временные всполошились и отдали приказ срывать или заклеивать листовки большевиков. И снова пришлось Михайлову — Фрунзе употреблять свою власть в милиции. В ежедневной минской газете «Новое Варшавское утро» появилось его «Обращение ко всем политическим партиям», где сказано было категорически: «Лица, замеченные в срыве или заклейке воззваний других партий, будут привлекаться к ответственности».

Фрунзе понимал, что для постоянной связи с низовыми ячейками в армии и для серьезной агитации за единую большевистскую организацию фронта нужна газета: ежедневная, целеустремленная, смелая. Она могла бы «разносить по всему громадному пространству кровавого поля и долины слез», как говорил Мясников, правдивое слово большевиков.

Михаил Васильевич присмотрел типографию Данцига на Петроградской улице, в доме № 6; его товарищи из народной милиции провели лотереи и кружечные сборы, две тысячи рублей прислал Петербургский комитет партии. И тиражом в три тысячи экземпляров стала нелегально выходить с 17 июля 1917 года большевистская «Звезда». Мясников, любивший речь красивую, даже витиеватую, вспоминал позднее, что «Звезда» рассылалась по Минску, краю и фронту в 3000 лучей». Если же учесть, что в эти дни временные закрыли «Правду» и «Окопную правду», минская «Звезда» ярко горела на политическом горизонте. Она призывала чистить армейские штабы — очаги контрреволюции; изгонять кавеньяков — Корниловых, заменять их революционными генералами. И никогда не забывала о таких насущных лозунгах дня, как «Мир между народами». И — «Хлеба нашим детям!».

Солдаты вскоре поняли, что «Звезда» их газета, и сотни корреспонденции: появились на ее страницах. «Труден твой путь, дорогая «Звезда», — писали они на обрывках бумаги. — Мы желаем тебе рассеять мрачную ночь, чтобы не погас твой блеск в этот тяжелый момент». «Веди нас и впредь в царство социализма!»

И газета отвечала солдатам: «Шаг за шагом идите вперед, товарищи! Ищите друг друга… поддерживайте связь с Минском, распространяйте нашу газету. Пишите нам беспрерывно, давайте сведения о местной жизни, о настроении масс… Одним словом, не угашайте духа!..»

Газета была откровением для окопных солдат. И с ее помощью еще недавно очень маленькая группа большевиков в конце лета стала крупной политической организацией края. И когда Александр Мясников отправился в Питер, он доложил VI съезду партии, что Минская организация, по существу — военная, объединяет до шестисот большевиков.

Развернулся талант агитатора Фрунзе — Михайлова на передовой. Он смело предлагал выгонять из солдатских комитетов меньшевиков и эсеров, смещать реакционных офицеров и ставить на их место революционно настроенных младших командиров.

Командующий 3-й армией доносил о нем военному министру: «Прибывший в 55-ю дивизию Михайлов ведет агитацию среди солдат за недоверие к офицерам и за выборное начальство. На общем собрании 22 полка вынесена резолюция: предложить всем офицерам подать в отставку и приступить к выборам других начальников; то же наблюдается и в других полках. Выехавшие туда члены армейского комитета воздействовать на солдат не могут…»

55-я дивизия располагалась на самом боевом участке: в отдельных местах: от нее до передовых немецких частей не было и шестидесяти метров. И Михайлов начал братание с немецкими солдатами. Он свободно изъяснялся на их языке и обсуждал с их делегатами самые злободневные вопросы: как кончить войну, как сбросить иго кайзера в Германии и капиталистов в России.

Михайлов появился в дивизии с подложным документом от имени Петроградского Совета. Дивизионные власти не решались арестовать его, но направили донос в штаб армии: «Михайлов ведет агитацию за организованное братание и сегодня лично принимал участие в братании в 220-м полку. Братание распространилось и на 218-й полк, причем уговоры офицеров не действуют».

Командующий 3-й армией генерал Квецинский запросил помощь: срочно отзовите Михайлова, чтобы парализовать разложение 55-й дивизии; влияние Михайлова распространилось и на 67-ю дивизию, где арестован командир полка и несколько офицеров.

Командующий Западным фронтом связался по прямому проводу с исполкомом Петроградского Совета. Оттуда сообщили, что они не могут подтвердить подлинность удостоверения гражданина Михайлова. Появился приказ главкомзапа: «Арестовать Михайлова. В дивизии командировать членов фронтового и армейского комитетов. Если нужно, послать воинскую часть, привлечь артиллерию, действующую на фронте 55-й дивизии, и потребовать прекратить братание». Но товарищи успели предупредить Михайлова, и он срочно отбыл в Минск.

Однако семена, посеянные большевиком, дали хорошие всходы. Когда Керенский и Ко задумали развернуть 18 июня грандиозное наступление, чтобы поддержать «союзников», все предприятия Минска забастовали, а во многих частях солдаты отказались идти в бой. Вышли из послушания сотни тысяч окопников: тринадцать пехотных дивизий, четыре сибирских и 7-я Туркестанская.

Временные применили санкции против них, и на глазах у немцев начались форменные бои русских против русских, с применением артиллерии и бронепоездов.

Бунтовщики держались до последнего. А в 299-м полку сами стали применять ответные санкции и подняли на штыки генерала Пургасова, который отказался освободить арестованных большевистских агитаторов.