Драйзер

«Под словами «На господа уповаем», выбитыми на нашем долларе, следовало бы написать: «И к черту тех, кто слабее», — то есть в данном случае рабочих… Миллионы людей в Америке живут сейчас в постоянной тревоге, не зная, будет ли у них завтра кров и пища. И на эту тревогу они обречены до последнего своего дня, пока смерть не положит конец их мучениям. Ибо как может рабочий или даже мелкий предприниматель — по существу, жертва крупных трестов и банков — обеспечить свое будущее?»

Анализируя «американский образ жизни», ту «спешку и гонку», которые определяют темп жизни в этой стране, Драйзер приходит к неутешительному выводу: «…Самые условия жизни в наших промышленных городах и поселках таковы, что не только отнимают у человека покой, но и вконец разрушают его нервную систему, а людей более впечатлительных, случается, даже доводят до самоубийства. Число тех, кто в смерти видит единственное избавление от жизненных тягот, не только не уменьшается, но неуклонно растет». Время, прошедшее после написания этих строк, ничего существенно не изменило в «американском образе жизни», и выводы писателя сегодня звучат так же актуально, как и в те дни, когда «Трагическая Америка» только появилась на полках книжных магазинов Америки.

В книге писатель разоблачает миф о том, что Америка — якобы страна «равных для всех возможностей». Он показывает, что «хитрые и сильные» с самого начала захватили огромные богатства страны и присвоили их. «А теперь, пользуясь своим богатством и экономической силой, которую дает богатство, а также властью, которая ему сопутствует, они уже начинают диктовать свою волю правительству, которое, исходя из принципа «равных для всех возможностей», позволило им приобрести эту власть». Писатель рассказывает о царящей в стране «династической власти князей капитала», о том, как «организуются предвыборные кампании с целью провести в президенты угодного трестам и банкам кандидата», о том, что «просвещение, печать, религия, публичные выступления — все подчиняется выгоде тех, у кого в руках власть и кто постоянно стремится эту власть расширить и укрепить».

На примере условий, существовавших в двух «типичных индустриальных городках» США — Пассейке и Патерсоне (штат Нью-Джерси), писатель показывает ужасные «современные условия жизни» трудящихся масс, их полную зависимость от монополий, которые «бесконтрольно хозяйничают» в сотнях и тысячах городов Соединенных Штатов. Всюду в США, подчеркивает писатель, командуют деньги, «только деньги, деньги и сила, которую дают деньги!». Драйзер в книге приходит к выводу, что «весь американский бизнес осуществляется и всегда осуществлялся через насилие… Основной принцип — что все материальные блага, накопленные благодаря высокому уровню современной техники, должны справедливо распределяться между всеми гражданами, пропорционально труду и общественной полезности каждого — у нас находится в полном пренебрежении». Писатель с твердой уверенностью в своей правоте провозглашает, что «капиталистический строй в настоящее время — отнюдь не единственное возможное устройство общества и уж никак не наилучшее».

Автор книги приводит многочисленные примеры жульничества и коррупции магнатов капитала, которые всегда осуществляют свои желания «силой и вопреки закону». Он показывает, с какой силой давит на рядового американского обывателя тяжелая рука трестов, банков и корпораций, этих фактических правителей страны; на основе многочисленных фактов доказывает, что все, что происходит в стране, — это «безумная оргия индивидуализма, вооруженного капиталом, мощью корпораций и законом». Книга объясняла простым американским труженикам, что система действий корпораций опирается главным образом на «пристрастный закон и неправедный суд», срывала все маски с набивших оскомину картин «процветающей американской демократии».

«Как вам нравится эта честная, добрая, правдивая, — спрашивает с сарказмом автор, — и, казалось бы, демократическая страна — впрочем, демократическая только по названию, а на самом деле разъеденная индивидуализмом, оседланная корпорациями, пропитанная империалистическими вожделениями и вполне созревшая для финансовой тирании? Недурная картина, не правда ли?»

Писатель рассказывает о «поистине ужасном» положении рабочих, о полицейских расправах с инакомыслящими, о повсеместном ущемлении прав личности, о борьбе корпораций против гарантированной конституцией свободы слова, о суровых репрессиях против «людей, отстаивающих свои конституционные права», о взяточничестве судей, о чудовищном засилье церкви, о духовном порабощении масс, о финансовых махинациях, скрывающихся за маской благотворительности, о постоянном росте преступности в стране. «Трагическая Америка» явилась настоящим обвинительным актом против «американского образа жизни» — против корпораций и банков, правительства и Верховного суда, школьной системы и церкви, полиции и профсоюзных боссов. Реакционная печать, католическая церковь, большой бизнес единым фронтом выступили против писателя, которого обвинили во всех смертных грехах. В штатах Огайо и Индиана имели случаи отказа допустить книгу в публичные библиотеки. Снова — в который раз! — новая книга реалиста Драйзера оказалась фактически под запретом, а против писателя было возбуждено очередное судебное дело.

Большая пресса Америки с яростью обрушилась на «Трагическую Америку» и ее автора. Либеральствующий мелкобуржуазный радикал Стюарт Чейз выступил против Драйзера со страниц «Нью-Йорк геральд трибюн букс». Он брал под сомнение все приведенные в книгах цифры и факты, хотя не мог не согласиться с основными выводами ее автора. Давний недоброжелатель писателя священник Джеймс М. Джиллис опубликовал резко отрицательную рецензию на страницах газеты «Католик ньюс».

«Теодор Драйзер опять, или все еще, брюзжит, — наигранно сокрушался Джиллис. — Бедняга! У него нет мира внутри себя, поэтому он, конечно, не находит его и вовне. В своей книге «Трагическая Америка» он вопит о своей ненависти к нашей стране, к нашей цивилизации, к нашей банковской системе, к нашим церквам (особенно к римско-католической, членом которой он является), к нашим школам, к нашей полиции, к нашей юриспруденции — словом, ко всему. Север ли, юг ли — нигде нет утешения. Все, все прогнило насквозь.

Но видите ли, господин Драйзер, вы так давно и так исключительно устремляете свое внимание на самые низменные стороны жизни, что уже не можете ни видеть, ни даже догадываться о том, что есть помимо них и нечто другое. Вы назвали свою последнюю книгу «Трагической Америкой», а одну из более ранних — «Американской трагедией», но вам, право, следовало бы бросить возню со всеми этими тяжкими проблемами. Шекспир хотя и создал «Гамлета» и «Отелло», но, будучи настоящим художником и творческим гением, отнюдь не воображал, что в жизни все только к этому и сводится. И он оставил нам также «Виндзорских кумушек», «Двенадцатую ночь» и «Хорошо, что хорошо кончается».

Джиллис называл Драйзера «наиболее неприятным типом фанатика, человеком с навязчивой идеей». Свою статью он заканчивал обращением к писателю: «Вырвись из этого окружения, Теодор. Взгляни вверх, на небеса. Посмотри хотя бы мельком на солнце. Взойди на склон горы и сделай глубокий вдох. Выберись из сточных канав. Уйди от этих клоак. Будь благопристойным, будь чистым, и Америка начнет казаться тебе не такой трагической».

Драйзер разослал экземпляры своей книги ряду сенаторов и конгрессменов, пытаясь привлечь их внимание к фактам процветающей в стране вопиющей несправедливости. Законодатели на Капитолийском холме отделывались молчанием. Но приходили сотни писем от простых людей Америки, которые разделяли взгляды писателя, понимали его тревогу за судьбы страны, сочувствовали его борьбе. В отдельные дни писатель отвечал на 60–70 писем, а в неделю — на 200–250 писем. Интересно письмо от одного читателя «Католик ньюс» из нью-йоркского района Бруклин.

«Дорогой сэр! — писал этот католик. — Вероятно, отец Джиллис воображает, что вы не поймете сути его низких нападок. Может быть, он даже не хочет этого. По-видимому, его цель — опорочить вас и ваши книги в глазах трех или четырех миллионов католиков — читателей католических газет, в которых он поместил свою тенденциозную статью. Весьма печальным комментарием к свободе личности является тот факт, что даже такой правоверный католик, как я, не может поставить под этим письмом своей подписи из боязни бойкота со стороны деловых кругов».