За державу обидно

Наспех проинструктированные, запихнув в карман отсчитанные сребреники, кучки, стайки, шайки подпоенных, наколотых молодых людей (возраст в основном 15 -18 лет) попытались организовать массовые беспорядки в районах компактного проживания армян. Батальоны дали жесткий отпор.

Тогда вся эта погань рассеялась по всему району и организовала массу всевозможных бесчинств. Ловили и смертным боем били армян, заодно евреев, осетин, грузин и всех кто в той или иной степени был на армян похож. Били, что называется, по лицу, а не по паспорту. Громили и грабили квартиры и магазины, всевозможные мелкие лавочки, принадлежащие армянам. За считанные минуты превращали в груды металлолома легковые автомобили. Телефоны звонили не переставая. Окровавленные, избитые, ограбленные жалобщики шли потоками. Вой, стон и плач стояли непрерывные. Предпринятые попытки воззвать к здравому смыслу с целью прекращения бесчинства успеха не имели.

Мне страшно не хотелось повторно в течение одного дня взрывать обстановку, с такими великими трудностями приведенную к почти нормальному состоянию, но выхода не было. Тогда мной был отдан приказ: "Всеми возможными силовыми средствами, при необходимости вплоть до применения оружия, воспрепятствовать и остановить бесчинства хулиганствующих элементов. Всех, захваченных на месте преступления, доставлять в помещение комендатуры с краткими описаниями совершенных "подвигов" и с указанием фамилий свидетелей". Застоявшиеся солдаты и офицеры, которым до внутренней дрожи надоело наблюдать всю эту сплошную картину преступления и увещевать пьяных негодяев, энергично принялись за дело. Тут выяснилось, что я несколько недоучел масштабы происходящего и потенциальное количество задержанных. В течение примерно часа в помещение комендатуры было доставлено 57 человек. Брали их на месте преступления, все они, как уже было сказано ранее, были либо пьяны, либо наколоты. Терять им было нечего, и сопротивление они оказывали самое яростное. Надо сказать, что я до сих пор с гордостью вспоминаю тех моих солдат: 88-го, 89-го, 90-го годов. Какие это были солдаты! Десантные волки, для которых не было задач невыполнимых. В самых сложных ситуациях они с презрением отметали искушение применить оружие,а если и применяли его, то не по прямому назначению, а как средство, чтобы отбить лом, обрезок трубы, кол, нож. Высокая профессиональная подготовленность, не менее высокая убежденность в необходимости скорбного их труда позволили им в достаточно короткие сроки вначале серьезно сбить, а потом и практически полностью погасить вспышки насилия. Потери с нашей стороны были мизерные: семь или восемь легко травмированных. Супротивная сторона являла собой зрелище жалкое, печальное и отвратительное: расставленные вдоль стен, окровавленные, пьяные, злобные, они выли, стонали, скрежетали зубами, матерились. Кровь на полу, кровь на стенах, кровь на лицах.

- Доктор, вытаскивай, сколько можешь, своих докторят всех рангов и мастей. По два человека охраны каждому, и начинайте их штопать и перевязывать, - распорядился я. - Начальнику штаба разобраться и обеспечить доставку этих красавцев в ближайший СИЗО, организовать уборку помещения. Не райком, а какое-то гестапо. Черт знает что!..

Доктор развернулся быстро. Он сам, все находящиеся под его рукой врачи, санинструкторы с разных концов обширного помещения взялись за дело. Технология была проста. Сопровождавшие доктора солдаты отслоняли от стенки очередного пациента и усаживали на стульчик. Доктор колдовал над его головой, лицом и, по предъявлению жалоб, над другими частями тела. Дело пошло бойко. С каждым новым перевязанным количество и качество матов, угроз, скрежетаний и рыданий пошло на убыль. Убедившись, что процесс отлажен, я ушел в свой кабинет, заслушал доклады командиров полков, начальников родов войск и служб. Все докладывали, что обстановка стабилизировалась. Начальник штаба дивизии полковник Н. Н. Нисифоров разбирался с вызванными милиционерами. Позади был очень трудный и тяжелый день. Я вышел в коридор. Тотальный косметический ремонт злостных хулиганов и преступников близился к концу.

Начмед дивизии лично обрабатывал пятого по счету пациента, громадного детину с шальными глазами. Это был могучий мужчина лет под тридцать, судя по нечленораздельному мычанию, вобравший в себя какой-то наркотик. О том, какое он оказал сопротивление и каких трудов стоило скрутить его и доставить в комендатуру, говорила разбитая во многих местах голова и лицо, представлявшее собой сплошной синяк. Доктор заканчивал перевязку. Результатом его творчества был сплошной кокон из бинтов с двумя дырками для правого глаза и рта.

Доктор облегченно вздохнул: "Все! Следующий!" Перевязанный детина неожиданно резко вскочил на ноги и с глухим низким рычанием, потрясая покрытыми ссадинами волосатыми кулаками весьма внушительных размеров, двинулся на отскочившего доктора. Стоявший сбоку солдат молниеносным, точным и сильным движением ударил детину прикладом автомата чуть выше левого уха. Детина взвыл и рухнул на пол. На коконе выше левого уха проступило кровавое пятно.

Развязка этой сцены была трагикомичной. Доктор, чье здоровье, если не жизнь, несколько секунд назад подвергались самой серьезной опасности, ринулся с кулаками на... солдата. Я еле успел поймать его за шиворот. Из его сбивчивых, яростных объяснений уяснил, что он, доктор, полчаса времени положил на то, чтобы промыть, заштопать и забинтовать многочисленные дырки на наркотической голове дылды. Это труд и труд квалифицированный, а он, то бишь солдат... Доктор опять яростно зашипел на солдата. Тот, как ни странно, оценив ситуацию, рассмеялся. За ним захохотал остывающий доктор, далее сбежавшиеся на шум санинструкторы и комендачи, а за ними и стоящие вдоль стен свежеперевязанные преступники. Какой-то дурной, по-другому его трудно назвать, смех, в своей порочности заразительный, минуты три-четыре сотрясал весь этаж. Мне до сих пор крайне неприятно, когда я вспоминаю этот смех. Странный и страшный смех людей с поехавшей где-то и в чем-то крышей. Совместный смех людей, являющихся гражданами одной страны и еще несколько часов назад готовых убить друг друга. И все-таки, какой бы он ни был, этот смех как-то разрядил ситуацию. Детину подняли, посадили, разбинтовали. Обидчивый доктор сноровисто заштопал ему свежеприобретенную дырку, забинтовал.

Тут подоспели соответствующие, с позволения сказать, товарищи с соответствующим транспортом типа "воронок". Жмуриков построили, зачитали им постановление, что все они арестованы в административном порядке на 30 суток, и увезли. Вместе с ними были переданы все материалы с описанием их "подвигов" и указанием свидетелей оных. Через две с небольшим недели я снова вернулся к их судьбе и уяснил себе следующую картину: уголовного дела не было возбуждено ни одного, около 30 человек были отпущены на следующее утро, как объяснили, ввиду недостижения ими совершеннолетнего возраста, хотя мальчиков там, прямо скажем, не было. Народ был вполне здоровый и рослый. Остальные провели в СИЗО от двух до пяти суток и тоже были с миром отпущены и растворились в огромном городе. А вместе с ними растворились и многочисленные дела об убитых, избитых, ограбленных, искалеченных, изнасилованных. Нулевой, так сказать, вариант.

Убедившись что с контролирующими район десантниками шутки плохи, граждане, злостные хулиганы, больше масштабно не выступали. Так, множественные подлые и трусливые гнусности типа запущенного в окно или в голову булыжника, вырванных волос у женщин, короткий тычок из толпы в лицо пожилому человеку, после чего ветеран оставался сидеть на тротуаре с разбитым носом, кровь из которого капала на орден Великой Отечественной войны II степени.

Так относительно спокойно события развивались до 7 декабря. Вечером 7-го по программе "Время" было объявлено, что в Армении колоссальное землетрясение. Полностью разрушены города Спитак и Ленинакан, в той или иной степени пострадало большое количество других населенных пунктов. Точное количество жертв неизвестно, но предварительно оно огромно и исчисляется десятками тысяч человек.