Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

Вспоминают каргинские старожилы: где бы старые казаки ни собирались на перекур (а в исполкоме при участии Федора Чукарина он иногда длился часами), о чем бы ни говорили и ни вспоминали, рядом с ними, а может быть, чуть в стороне, сидел Михаил – в разговор не вступал, а слушал и слушал.

Мой брат, товарищ Шолохова по юношеским годам, рассказывал, что Михаил интересовался судьбами многих старых казаков, в том числе и казачьих офицеров. Если его интерес к казакам и истории донского казачества для многих товарищей был вполне понятен, то интерес к судьбам офицеров, атаманов вызывал явно недоумение: Мишка Шолохов интересуется, мол, контрой. Шолохов никогда не пользовался записной книжкой, память у него была необыкновенная. Несколько дней спустя он мог дословно, образным языком пересказать то, о чем рассказывали казаки. Замечали, что после посиделок с казаками он быстро уходил домой – может быть, затем, чтобы на бумаге зафиксировать важное и ценное.

Не раз и подолгу Михаил Шолохов беседовал с Григорием Яковлевичем Каргиным, бывшим казачьим офицером, окончившим до германской войны военную академию, ходил к нему домой. В эти годы Григорий Яковлевич работал учителем в начальной школе. Дончека не раз вызывало его в Вешенскую, допрашивало, но всегда он возвращался домой: в восстании он не участвовал против советской власти, не выступал и на стороне белоказаков не воевал.

В середине тридцатых годов при содействии Шолохова Григорий Яковлевич перешел работать учителем в еланскую начальную школу, где заведующим был однофамилец М. Шолохова, Владимир Шолохов, знакомый многим каргинцам. Любопытная деталь: в апреле 1935 года для еланской средней школы Шолохов просил директора Гослитиздата перечислить из причитающего ему гонорара «в уплату за грузовую машину, отпущенную для Еланской средней школы, у которой не оказалось презренного металла…».

Видели Михаила Шолохова во дворе старого казака Якова Алексеевича Дударева, одного из зажиточных каргинских казаков, державшего и при советской власти большое хозяйство и наемных работников. Обиженные батраки подкидывали ему «красного петуха», поджигали скирды сена, ломали паровую молотилку, но цепкий хозяин снова оправлялся, в длинной распущенной холщовой рубахе босиком хромал по двору, подгоняя работников.

Только служба сыновей в Красной Армии до поры до времени оберегала его от раскулачивания: очень умело он прикрывался справками от продагентов и всяких проверочных комиссий. Как грамотный человек и поддерживаемый такими же зажиточными казаками, в апреле 1921 года он был избран делегатом на съезд Советов Верхне-Донского округа. Окружное руководство не раз обвиняло председателя Каргинского исполкома Федора Чукарина в том, что он – коммунист, а идет на поводу у таких, как Дударев. Несколькими годами спустя Шолохов напишет повесть «Батраки», в которой легко угадывается фигура Якова Алексеевича Дударева.

Мы уже называли товарищей Михаила Шолохова по кружку самодеятельности. Был у Михаила товарищ-одногодок Семен Матвейчук. Жил он по соседству, в крайнем дворе казачьей слободки. Его родителей по-уличному называли «беженцы». С началом германской войны по эвакуации с Волыни на Дон приехало несколько семей, среди них были и Матвейчуки. Сначала они работали по найму у деда Кудиныча, затем, построив собственный дом, завели свое хозяйство. В Каргине они и прижились. У них Анастасия Даниловна брала молоко, бывал у них и Михаил.

Рядом с «беженцами» жила племянница Прасковьи Герасимовны – Мария Игнатьевна Бодовскова, по уличному прозвищу Маришка-зубатая. Бывал Михаил и у нее. Словом, что ни двор на окраине станицы, то знакомые либо дальние родственники. На протяжении всей своей жизни Шолохов помнил их, не забывал, к их нуждам всегда относился с заметным вниманием – это знали все.

Будучи уже известным писателем, собирая материал и объезжая окрестности Каргинской, он всегда навещал Прасковью Герасимовну и Марию Игнатьевну. К ней, одинокой женщине, приглашал стариков и старух (бывал среди них и Мартин Ковалев, прототип Мартина Шамиля из «Тихого Дона»), они рассказывали ему, пели старинные казачьи песни. Конечно, не обходилось без обильного угощения.

Кто в юности у Михаила Шолохова был самым близким другом, с кем он делился или мог делиться сокровенными мыслями, планами? Каждый, очевидно, находит себе друга по взаимному пониманию, общности взглядов, по интересам. Несмотря на свою, прямо скажем, затворническую жизнь, товарищей у него было много, но самыми близкими стали книги, мир уединения и тишины.

Та же рыбалка для него была местом размышлений, обдумывания, где, возможно, и родились первые творческие планы, появилось желание попробовать свои силы, перейти от коротких сатирических пьес для самодеятельного кружка к рассказам, переложить на бумагу услышанное, пережитое, выстраданное и родившееся в воображении. Не этим ли можно объяснить такое состояние Михаила на рыбалке, когда и поплавок ушел под воду, и удилище отбивает поклоны, а он сидит, смотрит на удочки и ничего не видит?

Через два месяца после ухода отца со службы Михаил оставляет Каргинский станичный исполком и поступает на работу в Заготконтору. Он пишет заявление:

На заявлении Михаила Шолохова заведующий Заготконторой Василий Меньков наложил резолюцию:

«Зачислить помощником бухгалтера. Приказ № 48 от 2 декабря 1921 года»³.

Прошение Шолохова о приеме на «какую-нибудь» канцелярскую должность свидетельствует о том, что, во-первых, работа в исполкоме, очевидно, его не устраивала, во-вторых, работать на должности, связанной с материальными ценностями, он не желал и, в-третьих, служба в Заготконторе, где имелись немалые запасы хлеба и продуктов, была более привлекательной и отводила явную угрозу голода. В то же время зачисление на должность помощника бухгалтера говорит о том, что его способности были достаточно высоко оценены.

Несколько лет спустя Шолохов напишет рассказ «Алешкино сердце», где будет упомянута Заготконтора № 32 и политком Синицын, прообразом которого, безусловно, послужил Василий Меньков.

Спустя месяц приказом по Верхнедонскому продкому от 10 января 1922 года конторщик (так называли должность Шолохова) Шолохов Михаил Александрович переводится «в инспекторское бюро вышеупомянутой Заготконторы на должность делопроизводителя со 2 января с. г.»⁴.

По роду своей деятельности в Заготконторе Шолохов, как и в Каргинском исполкоме, соприкасался с разными людьми: председателями хуторских исполкомов, казаками-посевщиками, мог встречаться с членом коллегии окрпродкома Семеном Вахниным. Заготконтора размещалась в одном доме с Каргинским исполкомом, куда входило более двух десятков хуторов: от Грачева до Вислогузова, от Грушенского до Топкой Балки. Шолохов имел полное представление о том, что происходило в каждом хуторе, как жили казаки.

23 февраля, согласно распоряжению Доноблпродкома № 1852 от 8 февраля, Михаил Шолохов в составе группы продработников округа «командируется в г. Ростов в Донпродком на продкурсы⁵, на этом его каргинской Заготконторе № 32 и в станице Каргинской заканчивается.

Участие Михаила Шолохова в кружке самодеятельности, как и сверстников, в общем-то продолжалась недолго. К осени 1922 года многие его товарищи разъехались в разные города на учебу. Самодеятельность стала заметно сворачиваться, и прежде всего потому, что не было Шолохова, не было его пьес. С конца 1929 года в пустовавшем бывшем кинотеатре еще показывали немое кино (полы уже были взломаны), затем в него стали ссыпать подсолнечную шелуху, а в начале тридцатых годов, проведя реконструкцию, там устроили механические мастерские.