Орджоникидзе

"В то время добираться на Кавказ из Москвы было довольно мудрено, — припоминала Елена Дмитриевна. — Доезжали до какой-нибудь станции, пассажиры выходили из вагонов, разбирали заборы или еще что-нибудь, клали в паровозную топку, и затем поезд трогался до следующей остановки. На Минеральных Водах было объявлено, что дальше не повезут, ни сегодня, ни завтра, может быть через полмесяца.

Случайно услыхала, что где-то поблизости Орджоникидзе. Его вагон на запасных путях… Встреча была очень сердечной. Серго не только доставил меня в Баку, но и поселил у себя на квартире. Тут я впервые познакомилась с женой Серго — Зинаидой Гавриловной.

Хотя мы и жили в доме какого-то бывшего хана, но никаких, даже минимальных, удобств. Холод одно время был такой (тогда выпал снег и задул норд), Что я ложилась спать в шубе, дров — ни полена.

Более всего квартира Серго, — заключала Елена Дмитриевна, — походила на сборный пункт партийных и военных работников Кавказа. Вечно толпились люди. Даже за обедом Серго вел горячие деловые Разговоры с товарищами, пришедшими к нему за советом, но приглашенными к столу хлебосольным хозяином.

Постоянно приезжали грузины-меньшевики и яростно спорили с Серго и другими нашими товарищами. Ничуть не стесняясь, меньшевикам говорили, что судьба их весьма недолговечна. Они не возражали против этого, только не соглашались в сроках…"

Как-то в середине мая Баку проснулся и, к крайнему удивлению обывателей, не увидел в. заливе военных кораблей, еще накануне вечером беспечно резавших пятнистую от нефтяной пленки воду. Ночью без огней флотилия снялась на юг — к берегам Ирана. Ходу до Энзели немного. А там все зависело от благоразумия англичан. Навсегда покидая Азербайджан, они очистили портовые склады, заграбастали и все, что было на плаву, — пароходы, танкеры, сухогрузные баржи, большие рыбницы. Ни у Серго, ни у Раскольникова не было страстного желания вешать пиратов на реях.

Пока, коротая время, комфлота пригласил Орджоникидзе осмотреть флагманский "дредноут", в недавнем прошлом грузопассажирский пароход общества "Кавказ и Меркурий". Серго улыбнулся, спросил:

— А в трюмы спустимся, в угольные ямы заглянем?

— Если захочешь!

— Раскрою тебе, Федор Федорович, секрет. Лет одиннадцать назад я прятался в угольных ямах и трюмах этого парохода. Я очень торопился в Иран — было партийное поручение…

В этот уже последний приезд Муштехид — "Всеведущий", как когда-то называли Серго участники революционных походов, не задержится в Гилянской провинции. Теперь ему нельзя вмешиваться в иранские дела. Он лицо официальное, представитель Советской России. От ее имени предъявит ультиматум англичанам.

Русские моряки высадились на берег, перерезали все дороги, окружили город.

Энзели вмиг забросил все свои обычные занятия. На базарах, в кофейнях, особенно на пристани, не протолкаться. Аллах услаждал сердца правоверных необыкновенными новостями. Они были сладки, как рахат-лукум, и приятны, как кальян после чашечки кофе.

— Англичане в плену!.. — красные бороды взлетали кверху. — Главный их сердар просит милости у русских!.. — глаза загорались, губы шептали, как молитву: "Сын собаки, будь он проклят!"

Полицейские с трудом прокладывали сквозь толпу дорогу губернатору первого остана, иначе сказать, Гилянской провинции. Лукавый, толстый и осторожный, как грех монаха, он спешил узнать, "осчастливят ли русские его бедную страну долгим пребыванием?".

Англичане выклянчивали почетную капитуляцию. Ветер не ко времени развел волну, "дредноут" сильно качало, и переговоры приходилось часто прерывать — представители королевского флота перегибались за борт. Комфлота щедро угощал их лимонами.

Джентльмены приняли все условия. Пароходы, угнанные из Баку, и грузы, увезенные со складов "Кавказа и Меркурия", само собой возвращались законному хозяину — правительству Азербайджана. Кроме того, в наказание за прошлый разбой и в предупреждение на будущее королевский экспедиционный корпус отдавал все гидросамолеты, истребители, пушки, снаряды и другое военное снаряжение," припасенное в Энзели. После этого англичан освобождали из плена. Они покидали иранское побережье Каспия, всю Гилянскую провинцию в сроки, продиктованные комфлота.

Так кончился трехлетний поход революционных моряков Раскольникова, начатый под Казанью и Свияжском, от хмурых елей Камы и волжских плесов до знойных прикаспийских солончаков. Флотилия вернулась в Баку, и пушки стали быстро исчезать с палуб, обшитых железом. Грозные "эсминцы" и могучие "дредноуты" снова превратились в безотказные Работяги — буксирные суда: потянули "до горла" нагруженные баржи в глубины России.

В те же дни Серго добился согласия Ленина распустить по домам пленных казаков — рядовых и унтер-офицеров белых армий.

Наступали два — два с половиной мирных месяца и для Серго. Начались они не радостно. В июне пришла коротенькая записка Владимира Ильича:

Серго поддался настроению — ответил быстро и неудачно. Владимир Ильич прислал телеграмму:

В следующих августовских письмах Ленина о неприятной размолвке — ни слова. Старые полные приязни отношения восстановлены. Владимир Ильич счел возможным обратиться с важной для него просьбой:

Письмо обогнала шифровка, датированная двадцатым августа.

"Заменить себя" можно было только Стасовой. Второй месяц Серго и Елена Дмитриевна большую часть времени отдавали созыву в Баку Первого съезда народов Востока. Снова, как и накануне сблизившей их Пражской конференции, Серго председатель, Елена Дмитриевна секретарь Организационного бюро.

Хлопот и волнений сверх всякой меры. В пути тысячи делегатов, избранных в самых глубинах Азии, Африки. Они идут по горным тропам, пробиваются сквозь джунгли и песчаные барханы, переплывают на самодельных лодках моря. За ними охотятся политическая полиция и разведка многих стран, английский флот и военные корабли Врангеля.