Дневник космонавта

Музыку стали включать редко. Разговариваем сами с собой. Приходили на связь Люся и Виталик. Выглядят хорошо. Виталька говорит мне: «Папа, я принес тебе три пятерки». Спрашиваю: «По каким предметам?» Ответил: по географии, литературе и еще по какому-то. Говорю: «По географии тебе сам бог велел иметь пятерку.

Каждую неделю в Центре управления на информационной карте видишь, над какими континентами, морями, океанами, островами твой отец летает, о которых подчас и в твоих учебниках не прочтешь, а бывает, еще показываем куски из географии Земли по телевидению. Ты лучше, сынуль, скажи, как твои дела по математике?» Смотрю: сделал вид, как будто и не расслышал мой вопрос, и быстрей отдал микрофон матери, а она, милая, дипломатично говорит мне: «По математике, отец, у нас пока неважно». Смотрю, он особенно не смутился перед окружающими и сделал вид как ни в чем не бывало,

Как любим мы своих детей, и так хочется облегчить им жизнь, защитить от плохих людей, трудностей, чтобы не знали они тех проблем, что мы. И сами не ведая, что творим, своей сердобольностью создаем пропасть между нами, беря их груз забот на свои плечи, опекая на каждом шагу, что оборачивается часто непониманием ими реальной жизни, нашей судьбы, поступков и наших лишений. Ведь через слова их не ощутить, как бы часто и искренно мы об этом ни говорили, пока сам не прочувствуешь. Каждый должен строить свою судьбу сам и пройти нелегкий путь понимания смысла жизни людей, поиска решений через неудачи, ошибки и испытания. Тогда и мы, и наша жизнь будут нашим детям ближе и дороже.

Встал в 9 часов с тяжелой головой. В космосе есть средство от больной головы — физо до седьмого пота. От плохого настроения — работа, В полете все время приходится держать себя в руках, контролировать каждое слово. Это тяжело. Но все-таки самое утомительное, на мой взгляд, — это частое общение с Землей. Постоянные на каждом витке разговоры: обсуждения, споры, прием и передача служебной информации.

Сегодня просмотрел оптические визиры, сопоставил их поля зрения, увеличения и удобство работы с ними. Сейчас ремонтируем кассету автономного регистратора телеметрии, пока не получается. Не отпускают ролики прижима пленки, а добраться до механизма невозможно. Пробовал снять крышку — никак, винты на краску посадили, шлиц мелкий, а отвертки подходящей нет. Кое-как через окно кассеты отверткой прокрутил шестерню и раскрыл ролики. Зарядил пленку, зажал ролики и поставил кассету на место. Но так можно возиться один раз, а часто терпения не хватит.

На витке 2324 вышли на Гималаи. Идем вдоль цепи горных вершин. Перед нами Тибет, желтое высокогорное плато с оранжевым оттенком — красивый цвет. На нем видны отдельные глыбы гор в блестящих панцирях ледников, с чистой голубизной, как глаза планеты, вкраплениями озер. Очень впечатляют размеры плато и его цветовая окраска, необычная для других мест. От меня справа вытянулись с запада на восток горные вершины, а за ними Индия — видна темно-зеленой равниной, на которой сталью блестит Ганг. Вглядываюсь, чтобы найти Эверест, и вот вижу несколько выступающих вершин относительно общей заснеженной гряды гор. А эти как бы устояли всем ветрам, не разрушились временем и стоят, как пирамиды, своими пиками пронзая облачность. Оказывается, в этом районе несколько восьмитысячников. А какой из них Эверест, отсюда трудно понять. Одна из них похожа на трамплин, возможно, это и есть Эверест, тогда я его нашел. Прошли дальше вдоль Гималаев и пересекли их.

Были еще вершины, но значительно ниже. А потом вышли к океану к дельте Ганга, разветвляющейся на несколько рукавов с желто-зеленой водой, впадающих в океан, образуя большое мутное рыжее пятно на его синей глади.

Задумался о нашей профессии космонавтов: многие полагают, и в этом немалая заслуга печати, что главная ее трудность — это сплошные физические тренировки при постоянной опасности нашей работы с большим риском для жизни. Написал и сам улыбнулся, вспоминая, сколько раз знакомые и незнакомые люди на встречах касались именно этих вопросов с восклицанием: «Ну, конечно, вам достается, — сколько и каких только тренировок с вами не вытворяют!» или «Да, вы, наверное, и не болеете, ведь вы такие здоровые люди»,

Все же как плохо, когда в деле обыгрывается только внешняя сторона, да и то не самая трудная и привлекательная и при этом используются по возрастающей восторженные слова, эпитеты, сравнения, удаляясь со временем от сути, переходя к штампам, а в конечном итоге обезличивая в глазах людей, упрощая восприятие нашей работы. И всем уже кажется, что они все уже знают о нас. На самом деле с развитием космонавтики сложность нашей профессии повышается, требования к нам увеличиваются, а представления остаются старыми — здоровые, грамотные, обаятельные люди. Если бы все так было просто.

На самом деле это будничный труд на протяжении многих лет, это дни, годы сидения за письменным столом на работе и дома. Книги, книги, документы, чертежи, технические описания систем, лекции, поездки по организациям, общение с множеством специалистов разных профессий: проектантов, двигателистов, электронщиков, ученых разных направлений. Это десятки и десятки сданных экзаменов, причем не с глазу на глаз какому-то отдельному специалисту, а по каждой системе комиссии от 10 до 20 человек. Вопросы, вопросы, и ты должен все знать, весь корабль, станцию, эксплуатацию всех систем во всех предполагаемых ситуациях — расчетных и нерасчетных, ремонт оборудования, научной аппаратуры, возможности связи с Землей через наземные, корабельные и спутниковые средства и массу возможных нештатных аварийных ситуаций, когда ты должен действовать по строго определенному алгоритму, отработанному на Земле…

И, конечно, конкуренция, ведь к полету готовится несколько экипажей, и все под наблюдением сотен глаз: специалистов, врачей, окружающих. Это муки переживаний, усваивания нового и нового материала, поиск в лавине информации, что надо именно тебе знать и что просто пригодится. Прошло время, когда интересы науки можно было удовлетворять нашей любознательностью.

Главное в нашей профессии — это познание себя через огромный объем знаний, который тебе предлагают. Да, да, предлагают — ведь определить необходимый их уровень, который тебе понадобится в работе, можешь только ты сам и никто более. Тебе работать и отвечать за качество исследований и за использование возможностей, которые открываются перед тобой в космическом полете. Ты судья себе сам в достоверности информации, которую даешь. Здесь нельзя давать волю воображению, которое часто провоцирует домысел, о чем надо помнить. А опасность у нас, прямо скажу, не больше, чем у многих других профессий: шахтеров, летчиков, водолазов и т. д., а, возможно, где-то их работа для человека и опасней, Например, у акванавтов, работающих на больших глубинах, до 500 м, работа неизмеримо опасней нашей, но запас знаний для принятия решения у них значительно меньше. Наиболее опасные для нас участки — это выведение на орбиту и спуск на Землю, а сам орбитальный полет проходит в спокойных стационарных условиях, только во внешнем вакууме. В опасных ситуациях, то есть аварийных, нам по сравнению с другими профессиями приходится оперировать значительно большим объемом знаний. Например, у летчика отказал двигатель, если есть запас высоты, можно попробовать снова запустить его или покинуть самолет, т. е. существует набор действий, которые можно отработать до автоматизма, кроме отдельных непредвиденных ситуаций. У нас принятие решения зависит от необходимости продолжать полет. И, значит, необходимо выявление причины аварии и понимание ее развития, последствий. При этом приходится оценивать за короткое время большой объем информации по разным системам, их взаимосвязи с поиском возможностей ликвидации аварии. Такие ситуации могут нас застать в любое время — спим ли мы, работаем или находимся и открытом космосе. Но в чем-то нам, наверное, легче: мы работаем на виду у всех, а на людях, как говорится, и смерть красна.