Мёртвая зыбь

— Ох хитер, до чего хитер! Вы в армии в каком звании были?

— Полковника.

— И здесь меня обошел. Я только связист, капитан территориальных войск. А в цирке не работали?

— Нет, но в детстве цирком увлекался, акробатикой мы с братом занимались.

— Я к тому, что вспомнить придется. И мне тоже, — с кряхтением добавил он и обратившись к встречавшему сотруднику Главсевморпути сказал: — Ну что ж, вези прямо на приморскую лодочную станцию, а в городе без нас обойдутся.

Званцев не понимал, чем оборачивается для него путешествие, а Кренкель в пути на автомобиле говорил:

— А как у вас с морской болезнью дело обстоит?

— Атлантический океан на “Куин Мери” переплывал в 11-ти бальный шторм и ни одного обеда не пропустил.

— Так за него заплачено было, а у нас бесплатно кормить будут.

— Так и на “Куин Мери” не я за питание платил.

— Ладно. Проверим на волне. “Георгий Седов” — это вам не лайнер и не мощный ледокол, что паковые льды крушит. Это ледокольный корабль небольшого водоизмещения. Молодец против овец, то есть против молодого льда. Его затерло паковыми льдами, и он и ни туда, ни сюда. Капитан его Борис Ефимович без дела сидеть не любит, оставил вместо себя зимовать старпома Бадигина, а он за легендарность судна, как его ледовый капитан, Героя Советского Союза получил, и высокие назначения, а Борис Ефимович на корабль свой вернулся и нас с вами на рейде ждет.

Автомобиль доставил Сашу с Кренкелем на лодочную станцию, где моторная лодка должна была доставить пассажиров на видневшийся на рейде корабль. Он не произвел на Сашу впечатления огромного судна, как и предупреждал Кренкель, даже когда лодка подошла вплотную к борту корабля и чтобы увидеть стоящих на палубе, приходилось задирать голову.

Прибывшим должны были спустить трап.

Званцев ждал лестничный трап со ступеньками и перилами, но вместо этого “парадного трапа” прибывшим сбросили штормтрап — веревочную лестницу. И Званцев понял, почему Кренкель говорил о цирке.

Матрос сверху сбросил веревку. К ней привязали чемоданы, и они поползли вверх.

— Надо догнать, а то уплывут без нас, — шутливо сказал Кренкель, тяжеловато взбираясь по штормтрапу.

Званцев, не дожидаясь, когда Кренкель доберется до верху, стал, как в детстве, подниматься следом.

Крендель с кряхтением выбрался на палубу, а за ним и Званцев. Их встречал уже седой моряк с обветренным лицом и добрыми глазами.

— Капитан корабля Ушаков, — отрекомендовался он, пожимая руки прибывшим.

— Здравия желаю, Борис Ефимович. Я вам настоящего писателя привез, который Арктику нам переустроит.

— Такому гостю рады. Места вам обоим хватит в моем салоне, он у нас вместо кают-компании, — радушно приглашал капитан.

Капитанский салон, куда он привел пассажиров, представлял обширную каюту с диванами по стенам, столом посередине и дверями на палубу, и к капитану.

Здесь Званцеву привелось услышать от моряков и полярников захватывающие истории их будней.

Глава третья. В суровой Арктике чудес

Не страшны нам бури волны

Будем твердыми душой Н.М. Языков

Белое море было гостеприимным, тихое, как озеро.

Но Баренцово море встретило сердито, оно вполне могло бы называться “Морем бурь”.

“Георгий Седов” направлялся к Новой Земле в бухту “Русская гавань”, где находилась первая полярная станция, с которой начинал свой обход владений Мороз-воевода, как назвал Кренкеля Фадеев.

Капитан познакомил Званцева со своим младшим штурманом Нетаевым, который в пионерском возрасте читал в “Пионерской правде” роман “Пылающий остров” и встреча с его автором обрадовала моряка.

Роман Званцева вообще помог в его начавшемся путешествии. За первым же ужином в салоне капитана Саша познакомился с Евгением Ивановичем Толстиковым, молодым ученым-географом, избравшим своей специальностью полярные страны. Он ехал вместе с Кренкелем, как его официальный помощник, прибывший в Архангельск раньше своего шефа, и раньше его оказавшийся на “Георгии Седове”. Узнав, что Званцев захватил с собой второй свой роман “Арктический мост”, он огорчился, что книгу уже перехватил для чтения Эрнест Теодорович. И по уверению Евгения Ивановича, вернет не скоро. Сам он был человеком увлеченным и устремленным. Так, для того, чтобы получить высшее образование, имея неподходящих родителей, пошел сначала на завод, стал квалифицированным токарем, считаясь уже рабочим и получив возможность попасть в вуз. Он очень уважал метеорологов и обычные насмешки в их адрес “Толи дождик, толи снег, толи будет, толи нет” встречал в штыки, говоря, что полярная авиация и полярная навигация без метеорологических прогнозов не существовали бы.

Званцев вместе с метеорологом Толстиковым и младшим штурманом Нетаевым стоял на палубе, когда видневшиеся на горизонте тучи стали подниматься, расти, превращаясь в горные хребты.

— Новая земля, — объявил Нетаев.

— Здесь в “Русской гавани” — “кухня полярных айсбергов”. Они рождаются у вас на глазах, — заметил Толстиков.

— И это можно увидеть? — заинтересовался Званцев.

— Конечно, — заверил Толстиков. — Пока шеф разбирается с зимовщиками, а старпом выдает им продовольствие и топливо на следующий год, мы побываем в малой бухте и увидим арктическое чудо.

Корабль был уже близко к суровым скалам, белым от снега. У их подножья и приютилась основная бухта “Русская гавань”.

У входа в нее виднелся черный каменный островок, природный сторожевой форт. Чуть левее его над поверхностью моря взлетали, словно от взорвавшихся снарядов, фонтаны пены. Это волны разбивались о невидимые камни.

— Борис Ефимович мог бы быть лоцманом в любой бухте Севера, — восхищенно сообщил младший штурман.

И корабль действительно направлялся уверенной рукой по узкому, ничем не отмеченному фарватеру.

Вода гейзерами взвивалась под самым бортом, и Саша ощущал на лице брызги, как пять лет назад на катере в Керченском проливе от сыпавшихся немецких бомб. Черные камни на месте взрывов, то показывались, то исчезали лоснящимися спинами ныряющих животных.

Могучие серые скалы. Неприступные. Растительности никакой. Налево на берегу — домики фактории, направо — полярная станция. Оттуда отчалил маленький береговой катер и пошел навстречу кораблю.

— А что это за пестрая цветная полоса на берегу? — спросил Званцев.

— А это ледник, главная здешняя примечательность, — объяснил Толстиков. — Он не похож ни на один из гладких, покрытых снегом известных ледников. Его стоит посмотреть поближе и ради этого съехать на берег.

Подошедший Кренкель услышал последние слова.

— Кто со мной на берег, к спуску готовсь! — скомандовал он.

Катерок уже причалил к борту, с корабля сбросили штормтрап, и Кренкель первым спустился, притопнув ногой на палубе катерка. Званцев и Толстиков стояли уже рядом. У Нетаева была вахта, и он сверху махал рукой.

Сойдя с катерка на берег, Кренкель направился к домику полярной станции, а Званцев с Толстиковым — к песчаной косе, отделявшей малую бухту, куда сползал ледник. На мелком снегу оставались только их следы, кроме них сюда никто не ходил.

Удивительный ледник был прекрасно виден. Но еще более удивительными оказались плавающие в бухте разноцветные льдины самых причудливых форм и цвета. Вот плывет коричневая ладья норманнов, промышляющих разбоем на берегах, а рядом доисторическое чудище выставило спину, за ним потерпевший крушение корабль без мачт желтого цвета и белоснежный лебедь-гигант, спрятавший под водой голову — вереница порожденных фантазией Природы айсбергов. Эти диковинные льдины заполняли бухту, неведомо откуда появившись в ней.

— Отломившиеся от ледника плиты, — объяснил Евгений Иванович.

С косы Званцев отчетливо видел ребристый, как батарея центрального отопления, ледник, причем ребра эти были разных цветов, что казалось Званцеву необъяснимым. Но Толстикву все представлялось ясным, и он охотно объяснил: