Великое былое. Воспоминания об Отечественной войне, по поводу её столетней годовщины. Народные карик

Долбила.

* * *

Однажды небольшой неприятельский отряд был отправлен для сожжения одной деревни. Прежде чем исполнить это приказание, французы решили разграбить деревню. Оставив пушку на поле, они бросились по домам за добычею.

Один крестьянин выбежал из деревни, увидел, что при пушке нет никого, сел верхом на нее, ударил по всем по трем и был таков. Прискакал он с нею в русский лагерь и сдал одному из командиров. Когда узнал Кутузов об отваге этого мужика, наградил его Георгиевским крестом [5].

Какой–то французский генерал с одним батальоном пехоты и эскадроном кавалерии хотел занять деревню Жарцы в полоцком уезде. Когда об этом узнали Жарцовцы, попросили одного казака 4‑го полка Платова принять над ними команду.

Казак Грушков охотно согласился. По его приказанию, они вооружились кто чем мог, и бросились в ближайший лес на засаду. Когда подошли французы к их деревне, Жарцовцы с такою быстротою напали на них, что неприятель обратился в бегство.

Ободренные своим успехом, ополченцы ударились преследовать их и много было убито французов и взято в плен. Так Жарцовцы молодецки отстояли свою деревню от неприятельского разорения.

Однажды партия французов, в числе 31, вошли в деревню и заняли избу. Бурмистр села Левашова, (в 15 верстах от Сычевки), особенно отличавшийся силою и отвагою, когда узнал о прибытии этой шайки, дал знать о том крестьянам.

Бурмистр села Левашова.

Пока односельцы собрались, бурмистр с одним крестьянином подошел осторожно к избе где были французы, и припер ее. Он старался не выпустить неприятеля из избы. Испуганные французы начали стрелять сквозь двери и смертельно ранили отважного бурмистра. Прибывшее крестьяне обступили дом со всех сторон, грозили сжечь его, если французы не сдадутся. Конечно, тем ничего не оставалось делать, как уступить крестьянам.

Но каково было великодушие умиравшего в тот час храброго бурмистра: он просил своих односельчан не мстить французам за свою смерть, что и было исполнено обывателями села Левшина.

Прах героя покоится на кладбище приходской церкви [6].

* * *

Поехал однажды мужик в поле за сеном. Наложил воз сена, едет себе, да и не думает о том, что могут напасть на него французы–мародеры. А ведь у него, кроме вил тройчаток нет ничего с собой, а на сынишку, который был с ним, плохая надежда, ему всего пошел десятый год. Глядь, бежит француз. Видно, бедняга голодный, думал, хоть немного поживиться около мужика.

«Постой, мусье!»

Но ошибся несчастный. Иван Долбила не испугался. Кричит: «Постой, мусье, не вдруг пройдешь, здесь хоть мужички, да русские», – и прямо вилами его в живот. Тот от боли вздрогнул. «Вот и вилы тройчатки пригодились убирать да укладывать, – приговаривает мужик, – ну, мусье, полно вздрагивать!»

Были из наших партизанов такие силачи, что с какой–нибудь одной веревкою в руках в одиночку бросались на несколько французских мародеров. Вот этот силач г. Сычевки охотится на мародеров даже без топора, у него в руках одна веревка, которая служить у него вместо аркана. Он ловит ею неприятелей и душить. Сколько голов он спровадил на тот свет! Вот и на этой картине представлено, как он один справляется с четырьмя мародерами.

* * *

Этот неустрашимый герой Дениска, тоже из Сычевских крестьян не уступит Долбиле и Гвоздиле. Он пошел в ратники, и вот с ватагой своих односельчан специальностью избрал разыскивать французских мародеров, которых давит, как мух.

Давит, как мух.

Что ни уезд, то свой силач появлялся против неприятеля вроде Гвоздилы или Долбилы; что ни деревня, то геркулес… Вот этот мужик Артем из села Починок, Броницкого уезда, был грозою для мародеров. На этой картинке представлено, как Артем расправляется с мародерами.

* * *

Туго приходилось французским мародерам от наших мужиков–партизанов. То и дело, деревенские обыватели, пускались на охоту, защищая свое родное гнездо. Вот и на этой картинке представлена расправа броницкого крестьянина Силы с французским мародером. Где–то около: речки случилось Силе напасть на мародера. Не долго думая, он сбросил француза в речку.

Пришел ты, не спросясь броду

Хлеба просить.

Полезай же, басурман, в воду

Рыбу ловить.

Кто во что горазд был, то и проделывал. Вот одному мужику Павлу Прохорову пришла мысль в голову нарядиться казаком. Задумано – сделано. Он знал, что французы страшно боятся казаков. Случилось Прохорову напасть на мародеров; их пятеро, а он один. Не растерялся мужик: грозить он им нагайкой и горланит: кричи, заморская гадина, пардон, а не то головы долой!».

Французы приняв его за казака, до того испугались, что упали перед ним на колени, стали просить о пощаде: «Казак, пардон! казак, пардон!»

Однажды мужики села Галашина, Броницкого уезда, сговорились отправиться в лес, и там подкараулить французов–мародеров. Только что они облюбовали место в лесу и, расположившись, стали строить планы, как должны они действовать, в случае нападения на их деревню неприятелей, вдали, вправо от них, послышался в лесу какой–то шорох. Мужики уши навострили. Слышно кто–то кричит: «Ау! ау!» Двое смельчаков вскочили с земли и пошли на крик. Глядь – парень из деревни. Запыхавшись, раскрасневшийся, весь в поту, задыхаясь, он обяснил, вернее сквозь слезы рассказал, что человек десять, а может быть и побольше, напали на их деревню и начали грабить.

Стремглав засада в деревню. В трех верстах она была. Ну, и расправились же с французами–грабителями! Не больше как через час за деревней Галашиной высился большой курган, под которым сложено было в одной яме тринадцать человек мародеров.

* * *

Особенно в Отечественную войну прославились партизанские отряды: атамана Платова, Чернышева, Фигнера, Сеславина и Дениса Давыдова.

Казаки Платова. Литография Р. Бахмана.

Скажем о Фигнере. Шла широкая проселочная дорога, где расположился на отдых небольшой конный русский отряд. Тут были солдаты всевозможных вооружений: и пехотинцы, и кавалеристы, артиллеристы и казаки, и ополченцы в серых кафтанах своих с красными кушаками и с медными крестами на шапках, и верховые крестьяне с косами вместо пик и с топорами за поясами вместо сабель.

Это была часть партии Фигнера, разославшая своих молодцов в разные места, а сам оставшийся тут с изрядною толпой всякого вооруженного люда и с одним довольно юным офицером, конно–егерским поручиком Столыпиным, храбрым и вместе с тем блестяще образованным офицером. Время было к вечеру. Налеты сидели кучками и вполголоса, из уважения к начальству, разговаривали между собой. По всем четырем сторонам стояли весьма чуткие и внимательные к своим обязанностям часовые, а несколько поодаль от толпы сидели два офицера, рыжеватый Фигнер в истасканном артиллерийском сюртуке и мохнатой меховой шапке, а с ним нежно–белокурый Столыпин в довольно чистом для походного времени сюртуке. Солдаты закусывали сухарями и из жестяных манерок попивали великороссийскую хлебную водку, по–видимому, не без удовольствия. А между офицерами, стояла походная фляжка с коньяком и только что початая кровяная колбаса с парою пеклеванных хлебцев.