Война и люди

ПЕРВЫЕ УРОКИ

В конце января дивизия на автомашинах совершила марш из Москвы по Ленинградскому шоссе в район Осташкова. Часть имущества транспортировалась в эшелонах.

Сосредоточились в лесах юго-западнее Осташкова и на станции Черный Дор.

Мы ничего не знали о предстоящей операции. Лишь догадывались — готовится большое дело: одновременно с нами двигалось еще несколько гвардейских воздушнодесантных дивизий.

Чем ближе мы подходили к фронту, тем оживленней становилось движение войск. Дороги были забиты, на десятки километров растянулись колонны. Заносы на дорогах сдерживали движение. Петр Иванович Ляпин нервничал, возмущался:

— Кто такую махину пускает по одной дороге? Этак и разбомбить могут в два счета.

Многим из нас, менее опытным, такая ошибка не представлялась страшной. Все рвались вперед.

Готовя десантников к боевым действиям, мы проводили большую работу с бойцами по воспитанию ненависти к врагу.

Отступая на Запад, гитлеровцы совершали массовые убийства, грабежи и насилия. Политуправление Северо-Западного фронта издавало специальные бюллетени о зверствах и насилиях захватчиков.

Бойцы и командиры Красной Армии получали множество писем от родных, проживающих на территории, освобожденной Красной Армией. В этих письмах раскрывалась страшная правда о фашистской неволе, они использовались в нашей конкретной партийно-политической работе с бойцами по воспитанию ненависти к фашистским захватчикам.

Вот что, например, писала мать красноармейцу А. Козлову из деревни Ступино Ржевского района:

«Дорогой мой сыночек! Страшно вспомнить, что творили немцы в нашей деревне. Первым делом они принялись нас грабить. Угнали весь скот. В деревне не осталось ни одной коровушки. Выгребли последний хлеб. А нас оставили голодными.

Потом немцы, как звери, набросились на наших людей. Помнишь, сынок, соседок — девушек Катю и Дусю Томилиных? Их расстреляли немцы. И еще многие жители села — женщины, дети и старики — замучены.

Деревню немцы сожгли. Из 70 домов осталось всего шесть. Сожгли и наш дом. Я стала жить в бане, по немцы пришли и, как собаку, вышвырнули меня на улицу, а баню разобрали. И всю холодную зимушку я и мои соседи жили в окопе. Много умерло народу от мучений».

«Дорогой Саша, — писал товарищ фронтовика А. Фесенко из города Шахты.—Я должен тебе сообщить горькую весть — у тебя нет больше ни отца, ни матери. Фашистские кровопийцы зверски надругались над твоей семьей.

Какая-то продажная шкура донесла им, что вы, шестеро братьев, находитесь на фронте. Фашисты узнали и то, что у сестры Валентины муж генерал-майор авиации.

На второй день оккупации немцы забрали отца, мать и брата Петра. К вечеру гитлеровцы согнали на площадь всех жителей города. Туда же привели они под конвоем всех твоих родных. И началась дикая расправа.

Отца они поставили у виселицы и зверски мучили. Отрубили пальцы, сожгли бороду, выбили левый глаз, кололи штыками. Но ничто не смогло надломить железную волю старика. Гневные слова прокричал он фашистам: «Сыны у меня — орлы! Они придут к вам, подлюкам, могилу выроют, берегитесь!»

Но это еще пе все, Саша! Когда стало совсем темно, к вашему дому привезли трупы замученных и зверски растерзанных твоих стариков и родных. Фашисты заставили сестру Анну внести трупы в дом, затем втолкнули туда и ее вместе с оставшимися в живых детьми и дом подожгли. Сгорели все...»

Все подобные письма были размножены в типографии, раздавались по машинам в пути следования, использовались для работы с бойцами на привалах и остановках, разъяснялись агитаторами в группах и в индивидуальных беседах с красноармейцами. Все было подчинено одной задаче — создать высокий наступательный порыв, воспитывать жгучую ненависть к фашистским захватчикам.

Второй этап, от Осташкова, был еще труднее. Около четырех дней мы двигались пешком по заболоченной местности. Первый день прошел нормально. Но потом началась оттепель. Все промокли. Под ногами хлюпала вода. Снег растаял, а солдаты шли в валенках.

На второй день под вечер я догнал 5-й гвардейский полк. Вижу, идут М. Т. Полтавец — агитатор полка, комиссар батальона Н. Я. Саханков, еще два командира.

— Что это вы в хвосте?

Михаил Трофимович Полтавец, пожимая мне руку, ответил:

— Мы замыкаем полк, товарищ полковник. Ни одного отставшего пока нет, хотя люди спят на ходу. Час назад одного солдата подняли. Ткнулся в куст и заснул...

Меня особенно беспокоило, не обморозятся ли бойцы: оттепель обманчива.

Старый мой знакомый Борис Васильевич Шапошников, начальник медпункта, «успокоил»:

— Народ к морозу привычен. Я боюсь за другое — не начнется ли эпидемия дизентерии. Все пьют болотную воду...

Час от часу не легче!

Перебрались через реку Ловать у совхоза имени Крупской. На переправе Коломна прямо у первого дома я увидел подполковника Ивана Васильевича Изотова — заместителя командира по политчасти 3-й воздушно-десаптной дивизии.

— Заходи, останавливайся, места хватит.

— Не могу. Нам Барские Кулики отведены. Да и нет смысла рядом с переправой остановку делать. Можно под бомбежку попасть.

Мы расстались.

Это было утром 23 февраля 1943 года.

В деревне Барские Кулики, в шести километрах от переправы Коломна, мы и разместились. Скромно отметили День Советской Армии.

Неожиданно послышался гул. Волна за волной из-за леса прямо на переправу прошли немецкие бомбардировщики. Выше их — «мессеры». Вскоре послышались взрывы. Черная туча поднялась над лесом.

Важная переправа, через которую шли войска, оказалась совершенно неприкрытой ни зенитной артиллерией, ни истребителями.

После того как ушла последняя группа немецких самолетов, мы поспешили к реке: там оставались наши подразделения. Но, оказывается, они успели переправиться и уйти в леса севернее Коломны.

Гитлеровцы разбомбили штаб 3-й воздушнодесантной дивизии. Поселок на берегу Ловати был перепахан бомбами и сожжен дотла, мост через реку разрушен.

Первая бомбежка, первые потери!

— Вы правильно сделали, что увели свою дивизию дальше от дороги, в леса, — сказал мне командир 3-й гвардейской воздушнодесантной дивизии полковник Иван Никитич Конев. — А мы дорого поплатились за беспечность.

Среди убитых был и И. В. Изотов. Похоронили его здесь же, на берегу Ловати.

Наша дивизия, вошедшая в состав 1-й ударной армии, сосредоточилась в районе деревни Галузино. Началась подготовка к наступлению. Стал ясен оперативный замысел командования — планировалась операция по ликвидации так называемого «демянского плацдарма», который глубоко врезался в нашу оборону. Враг рассчитывал в удобный момент нанести отсюда новый удар в сторону Москвы.

Полтора года в этом районе шли кровопролитные бои. И теперь к основной группировке войск противника вел сильно укрепленный длинный и узкий проход, названный солдатами «Рамушевским коридором» (он начинался от населенного пункта Рамушево).

Демянский плацдарм (в поперечнике до 50 км и по переднему краю обороны до 200 км) обороняли 12 дивизий, главные силы 16-й немецкой армии, общей численностью до 70 тыс. человек. Внутри демянского плацдарма было до 7 дивизий. До 5 дивизий обороняли «коридор».

С октября 1941 года 16-я немецкая армия укрепляла этот участок фронта. Местность благоприятствовала созданию здесь противником мощной обороны.

Планом Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии предусматривалось встречными ударами 27-й ударной армии (с севера) и нашей 1-й ударной армии (с юга) перерезать Рамушевский коридор и тем самым завершить окружение основных сил противника на демянском плацдарме.

Сейчас известно, что в дальнейшем планировалось развитие этого удара в северо-западном направлении силами мощной механизированной группы генерала Хозина, с задачей выхода в тыл 18-й немецкой армии.

Военные историки, я думаю, в деталях разберут операцию по ликвидации демянского плацдарма, дадут анализ наших ошибок и просчетов. Моя задача скромнее: рассказать о пережитом.